Фрагмент. Полностью повесть готовится к изданию в издательстве КомпасГид.
Глава первая
Даша проснулась под утро от скрипа, распоровшего мягкую, душную темноту комнаты, и, пока не вырвалась из сна окончательно, не понимала, что это начинает плакать Соня. Дашу вдавило в диван так, что казалось, она не сможет встать, что бы ни творилось рядом. Вокруг неe теснились стены, сдвигались шкафы, всe ниже опускался потолок, и Даше чудилось, что она лежит, всеми забытая, в картонной коробке, неизвестно где и когда.
Когда до рождения Сони еe пугали бессонными ночами, Даша думала: какая ерунда, о чем тут говорить? Это же всe равно, что ночь просидеть в интернете, прилечь на два часа, встать к первому уроку и написать контрольную с ясной головой. А нынешний сон совсем другой – он мутный, как вода в забытом аквариуме, и никак не уходит, цепляется за плечи, волочится за тобой.
Соня всe отчаяннее и громче звала еe, и Дима недовольно толкнул Дашу в бок:
– Ты встанешь уже, нет?
– Встаю.
Даша рывком поднялась и стянула футболку.
Два шага до кроватки, два шага обратно. Подложив под спину подушку, Даша села на кровати, прижимая к себе дочку. Маленькое существо прерывисто вздохнуло и прильнуло к соску. Медленно покачивая Соню на руках, Даша медленно съезжала обратно в полусон.
В следующий раз она проснулась, когда сквозь тюлевые занавески начинало сочиться утро. От бледного, будто разведeнного света казалось, что в комнате стало прохладно. Дима спал, отвернувшись и укрывшись с головой. А она словно за всю ночь по-настоящему не спала ни минуты. Соня лежала у неe на руках.
Боясь разбудить дочку, Даша повыше натянула одеяло, подержала в руке Сонины ножки – обе теплые бархатистые ступни ещe помещались в еe ладони. Даша прислушалась, как дышит Соня, и положила руку на еe животик, чтобы почувствовать, как он поднимается и опускается.
От Сони пахло свежеиспечeнными сдобными плюшками. Или домашним творожным печеньем. Когда Даша была дошкольницей, она любила возиться с выпечкой вместе с бабушкой Валей, в ту пору сильной и зрячей: месить тесто, лепить из него всякие фигурки, украдкой подъедать сладковатые сырые кусочки, заглядывать в духовку. Ей и здесь, в Димкином доме, порой хотелось что-нибудь испечь, но она стеснялась лишний раз подойти к чужой плите.
В соседней комнате проснулась Тамара Ивановна, как бывало чаще всего – без будильника.
Стены в доме были тонкие, и Даша слышала, как Тамара Ивановна шаркает тапочками, вздыхает, сливает воду в туалете, как шумит кран в ванной, напрягается и пыхтит чайник, нож стучит о деревянную доску, шипит масло на сковороде.
Тамара Ивановна выходила из дома раньше всех. И пока дверь за ней не закрывалась, Даша старалась не выходить из Димкиной комнаты без крайней необходимости. Потому что Тамара Ивановна на неe смотрела, а Даша не хотела, чтобы на неe смотрели. Тогда она с новой силой начинала ощущать себя посторонней и неправильной – в общем, не той. Дома Дашу вечно в полушутку упрекали, что криво режет хлеб, крошит на пол, слишком толсто срезает корочку с сыра. «Муж тебя из дома выгонит!» – сокрушался папа и весело махал рукой. Теперь Даша опасалась в чужом доме порезать криво, накрошить, забыть в раковине грязную тарелку, оставить на клеeнке пятно от чашки…
Когда на телефоне заиграл будильник, Дима только глубже вполз под своe одеяло.
– Выключи, – сказала Даша. – Разбудишь же.
Сколько я должна просить, поменяй мелодию, Дим, вроде же договорились. Поставь чтонибудь менее агрессивное. Я сама пугаюсь, а Сонька?
Дима хотел что-то ответить, но передумал и выключил будильник.
– Надо еe в кроватку класть, – кивнул он на Соню. – Мы с тобой вдвоeм тут еле помещаемся, а ты ещe ребенка тащишь. Вдруг ты еe во сне выронишь?
– Она же не засыпает сама, – напомнила Даша. – Рядом с ней всe время надо лежать.
– Нет, ну я еe, конечно, понимаю…
Дима замычал и попытался затащить Дашу под одеяло. Даша отстранилась от его рук, загородилась спящей Соней.
– Ты к первой паре сегодня? – спросила она.
– Да, а что?
– Думала, если ко второй, то ты бы мне помог коляску вынести. Она тяжeлая, я каждый раз корячусь по ступенькам. Вчера опять лифт не работал.
– Нет, – сказал Димка, снова заваливаясь в постель, – я к первой. Или вообще не ходить? – задумался он. – Вообще-то спать хочется.
– Ты до скольки вчера сидел?
– А я не помню.
– Играл?
– Ага.
– Опять?
– Я же не просто, я так над задачами думаю.
Закинув свою ногу на Дашину, Димка шумно сопел ей в плечо.
– А что будет, если не пойдешь на пару? – спросила Даша.
– Родителей вызовут, в дневник напишут, в угол поставят, – фыркнул Димка. – Так, прекратили шуточки! Сейчас чeтная неделя? Вчера я был уверен, что чeтная.
– Я не знаю.
– Погоди-ка. – Завернувшись в одеяло, он переместился за стол и зашуршал тетрадками. – Блин, нечeтная. Это беда-беда-огорчение. Значит, мне надо быть как штык, и лучше не опаздывать.
– Тогда подержи Соню, я по-быстрому в душ схожу.
– Ну, я уже опаздываю, солнце.
– Я на пять минут всего.
Дима осторожно, будто в первый раз, принял дочку на руки. Она вздохнула и завозилась, но не проснулась.
Даша, закрывшись в ванной, встала под колкие горячие струи. Мокрые волосы облепили плечи, вода струилась по лицу. Даша замерла. В эти недолгие минуты она была одна, совершенно одна, и казалось невозможным перешагнуть через бортик ванны обратно в утренний студень, вытираться, глядя в зеркало на свое бледное отeкшее лицо, накрывать на стол, о чем-то разговаривать, снова быть не одной.
Даша надеялась, что ей почудилось, но к двери ванной действительно рвался всe более настойчивый плач. В дверь забарабанили:
– В конце концов! Хватит уже! Даша! Я опоздаю из-за тебя! Ты там утонула?
– Да сейчас я! – крикнула Даша, торопливо собирая в хвост сырые волосы и натягивая пижаму.
Соня в плаче изгибалась у Димки на руках.
– У тебя ребeнок плачет, – сказал Дима, передавая дочку Даше, на случай, если она не заметила.
– Ты что, еe успокоить не можешь?
– Не могу, представь себе! У меня нету того, что ей нужно!
Даша выдохнула.
– Как выйдешь, поставь чайник, – кинула она, забирая Соню в комнату, – насыпь мне «Нескафе» две ложки. Только сахар не клади, как в прошлый раз. И не съедай весь хлеб, я потом нарежу себе бутеров.
– А мама говорила, тебе кофе нельзя.
– Я сама буду решать, что мне можно, а что нельзя! Без твоей мамы! – закричала Даша из-за закрытой двери. – Не хочешь – можешь вообще ничего не делать! Господи, попросила человека, называется! Никогда никого ни о чем нельзя попросить! Как вы меня все достали!
Она вытерла о подушку мокрые щeки и легла в постель вместе с дочкой, приложив еe к груди и пристроив телефон за еe головой.
Яркие фотографии на экране сменяли друг друга.
Лиза, с которой ещe полгода назад вместе сидели в школе, смотрит на неe, изгибаясь, с далeкого берега моря, бирюзового и густого, как гуашью нарисованного. Лайк.
Оксана показывает семейство шиншилл.
Лайк. Мадинино селфи, еще одно, на переднем сиденье машины, с подписью: «Быть счастливой – это очень просто». Кто бы сомневался. Рецепт сырников. Пост, как носить объeмный свитер с плиссированной юбкой. Викины котята.
Реклама кроссовок. Реклама детского питания.
Лиза пьeт через трубочку молоко из кокоса и получает двести лайков. Мадина, Настя и Лена, великолепная тройка, обнимаются на набережной, статус «Живи сегодняшним днем!». Спасибо за полезный совет, без вас бы не догадалась.
После рождения Сони никто из них ни разу Даше не позвонил. Лиза прислала в ватсапе музыкальную открытку с летящим аистом и слащавой песенкой, Даша нехотя напечатала в ответ «спс», и наступила тишина. Больше никто не писал ей в личку, не отмечал, не лайкал, словно Даши и не существовало, и из групповых обсуждений еe тоже исключили. Не оставили даже в группе, где обсуждали «Игру престолов».
А ведь ещe год назад Лиза с Дашей считались подругами. Хотя и не такими, конечно, как с Леной, которая три года назад переехала с родителями в Москву и теперь писала Даше только по праздникам. Когда-то Даша рассказывала Ленке обо всeм, а теперь никак не могла собраться и написать о том, что у неe появилась дочка.
Дима заглянул в комнату:
– Я, в общем, пошeл.
– Иди, – не оборачиваясь, сказала Даша.
– Наверное, сегодня допоздна.
– Ладно.
– Мама попросила сварить картошку, половину большой кастрюли. Или хотя бы почистить.
Сможешь? – Он будто хотел сказать что-то ещe.
– Ага. Если будет спать одна. Сам закроешь, ладно?
Дима прошeл в комнату, как был, в кроссовках, протянул Соне палец и неловко погладил Дашу по плечу. С рюкзаком на спине он был похож на большую черепаху.
Даша услышала, как повернулся ключ в замке, и пожалела, что они не обнялись почеловечески. Она оставила Соню на диване, пошла на кухню, окно которой выходило во двор, посмотрела вслед Диме и отправила ему сообщение: «Уже скучаю». Потом успела сделать два глотка остывшего сладкого кофе, сменить футболку на чистую, расчесаться и накрасить ресницы, прежде чем Соня обнаружила, что еe нет, и завопила сиреной.
Обычно по дороге в универ Дима звонил ей, и, пока он шeл, они разговаривали. Даша раздражалась, когда он звонил не вовремя и будил ребeнка, но и ждала звонка, а когда его не было – расстраивалась. Почему-то говорить по телефону было проще, чем вживую, и получалось откровеннее, и обсудить удавалось больше. Такие звонки напоминали ей время, когда они с Димкой только начали встречаться и никак не могли наговориться. По три часа бродили по улицам, а по возвращении домой звонили друг другу и снова говорили. О чeм можно так долго болтать? Теперь Даша и не помнила.
Телефон бесполезно тренькнул: магазин косметики прислал сообщение о распродаже.
* * *
Снаружи хмурилось крапчатое, в дождевых подтeках небо. Соня с самого утра вела себя беспокойно, eрзала, кряхтела и требовала Дашиных рук. Даше казалось, что у Сони болит животик, скорее всего, это колики. Как советовал врач из детской поликлиники, Даша поила Соню специальным сиропом, гладила по пузику и разрешила ей жить на руках.
Соня, накричавшись, заснула на левой Дашиной руке, и Даша наконец снова смогла нырнуть в интернет. Она давно хотела найти в соцсетях девушку, с которой лежала в одной палате в роддоме, и узнать, как у неe дела. Девушку звали Аней, фамилия тоже была не из редких – Николаева, было ей лет двадцать, и работала она парикмахером. Больше ничего о ней Даша не знала.
Анин ребeнок родился намного раньше срока и весил девятьсот грамм. Даша и не знала, что дети бывают такими маленькими! Все мамы на этаже лежали в палатах со своими детьми, новорождeнные спали рядом в специальных каталках, а Аня была одна: еe ребeнка сразу после родов забрали в другое отделение и сказали, что он может не выжить. Аня почти всe время проводила там, а вернувшись в свою палату, так смотрела на Сонечку и ещe двух малышей, что Даше немедленно делалось стыдно. За то, что ей очень больно кормить грудью и нельзя сидеть, что больно ходить, что еe, Дашин, папа не пришeл посмотреть на ребeнка, за то, что она злится на Соню, которая требует еды каждые два часа, а сама не берeт грудь, не берeт, не берeт, и отбивается, и плачет – да что ей вообще нужно?! За то, что после родов прошло два, три, четыре дня, а Даша так и не почувствовала обещанного счастья и хоть какой-нибудь любви – только усталость, стыд и страх что-то сделать не так. За то, что мама в ответ на еe жалобы спросила: «А ты чего-то другого ждала?» Аня же в это время возвращалась от своего ребeнка и не сразу шла в палату, а долго стояла у окна в холле с таким лицом, какого Даша никогда не видела у людей.
Когда оказалось, что Дашу выпишут не в ожидаемый срок, а через день, она больше не могла сдерживаться: легла лицом в подушку и еe затрясло от плача. Еe одноклассницы благополучно отстрелялись, закончили год и, избавившись от школы, гуляли, показывались в сетях в цветущих яблонях и с охапками сирени, а Даша была здесь и никуда не могла выйти. Аня одна подошла и стала гладить еe по спине и говорить, что всe будет хорошо. Остальные продолжали сидеть в телефонах.
Уже дома через некоторое время Даша вспомнила про Аню и попыталась найти еe в сетях. Она заходила на страницы различных Ань, Анн и Анюток Николаевых из своего города, но все оказывались не теми. Или Даша просто не могла узнать еe.
Время тянулось бесконечно. Даша быстро и беспощадно покромсала картошку, поставила еe на плиту. И думать про неe забыла, пока вода не выкипела, а картошка не разварилась в лохмотья, и всe пришлось делать заново. Потом она снова ходила с Соней на руках из комнаты в комнату, кругами от окна к окну, показывала машинки и птичек и прыгала с ней на фитболе, с которым надо бы уже начинать делать зарядку.
Несколько раз звонил городской. Даша не снимала трубку, потому что на городской звонили только Тамаре Ивановне. Еe же телефон молчал, и на еe комментарии к фотографиям Лизы и Мадины никто не ответил: Даша проверяла.
Наползала такая серая, резиновая тоска, с которой остаeтся только мыть посуду, качать пресс (фитбол!) или читать книги по программе (всe равно когда-нибудь придeтся сдавать экзамены), хотя эти книги казались вязкими, надуманными и пыльными не только снаружи, но и внутри.
И квартира была пыльной, тесной, потeрто-коричневой, будто один большой старый шкаф.
Даша, ненавидевшая делать уборку, сама от себя не ожидая, чуть ли не каждый день протирала влажной тряпкой полки и полы, но дышать легче не становилось. На стене в зале висел такой же ковeр, как дома у бабушки, и на полу зачем-то тоже лежал ковeр, и в каждом углу стоял шкаф, стеллаж или тумбочка, сверху донизу набитые непонятно какими вещами. Ещe был книжный шкаф с пожухлыми серыми, зелeными, коричневыми томами – их никто никогда не доставал.
Уродливые статуэтки. Две полки серванта с праздничной посудой, предназначенной только для гостей. Последний раз в гости приходили еe, Дашины, родители – в июне, в день выписки из роддома. Они с Тамарой Ивановной и Димой пили чай с тортом, пока Даша в соседней комнате сначала кормила Соню, а потом, когда та уснула во время еды, просто лежала, смотрела в потолок и каждую секунду хотела домой.
До сих пор, задумавшись, Даша по пути домой сворачивала не в свой двор, а в соседний. И каждый раз искала глазами окна своей комнаты, потом кухни, потом – родительской спальни. А если вдруг в вечернее время все окна были тeмными, она немного волновалась.
Папа не разговаривал с ней с того дня, как узнал, что Даша ждeт ребeнка. То есть говорил, но редко, сухо и по делу. Всe равно что не говорил.
Когда Даша одна, без Сони, заходила к родителям, он придумывал себе какое-нибудь срочное дело и уходил из дома. Или закрывался в спальне, будто у него было много работы, и Даша не могла войти к нему. Становилось без слов понятно, что к нему нельзя, просто нельзя, и всe, что там за компьютером сидит, сгорбившись, посторонний лысеющий человек. Но стоило Даше принести Соню, как отец менялся в лице. Он не спускал крошку с рук и ворковал таким голосом, какого Даша у него не помнила. Неужели он и с ней так говорил, когда Даша была как Соня?
– Почему он так? – спросила она однажды у мамы.
– Он всe ещe не может привыкнуть, – сказала мама. – Говорит, что от тебя такого не ожидал.
«Такого не ожидал». Словно Даша совершила что-то мерзкое, провинилась и не понимает этого, а не просто родила ребeнка, его ненаглядную Сонечку, чуть раньше, чем положено у людей.
– Но ты подожди, рано или поздно он отойдeт.
Ничего же страшного не произошло. Он и сам переживает и уверен, что ты скоро вернeшься домой.
* * *
Ближе к обеду стало теплее, густая облачная серость пошла прорехами и на глазах расползалась на клочки, как старый, поеденный молью свитер. Даша одела Соню для прогулки и спустила вниз коляску, отдыхая на каждой лестничной площадке.
Соня спала в конверте, под задeрнутым пологом. Даша шла, не глядя по сторонам. Каждый раз, когда она выходила с Соней, ей казалось, что все смотрят на неe, на Соню и потом снова на неe, потому что она выглядела младше своих лет, еe часто принимали за тринадцатилетнюю.
Даша пробовала представлять себе, что Соня – еe сестрeнка, но это не помогало: она чувствовала, что на неe продолжают смотреть, причeм именно так, чтобы ей стало стыдно. Даше на самом деле не было стыдно, но чужие взгляды ощущались всей кожей и обжигали еe. Ей казалось, что коляска прозрачная и каждый может увидеть Соню, беззащитную, спящую, сжимающую кулачки, и хотелось закрыть еe собой, защитить от любого взгляда, но и сама Даша тоже была прозрачной, доступной для осуждения, поджатых губ, непрошеного совета. По той же причине она не выкладывала в социальные сети ни беременный живот, ни крохотную Соню и страшно разозлилась на Тамару Ивановну, которая без разрешения разместила фотографию внучкиных пяточек на своей странице в «Одноклассниках» и получила семь восторженных комментариев.
Даша дошла до сквера за библиотекой. Она любила это место – тихое, окружeнное старыми домами, невысокими, с облупившейся краской и кукольными балконами. Здесь всегда было немного теплее, чем на центральных улицах, и казалось, что и сам город другой.
Даша села на скамейку и, одной рукой покачивая коляску, достала телефон. Ноль пропущенных. Ноль сообщений. Даша сфотографировала Соню в коляске и отправила Диме с подписью: «Твоя дочь по тебе скучает».
– Даша! Я только недавно тебя вспоминала! – услышала она знакомый голос.
Лиза улыбалась ей радостно, словно они встретились в школе после каникул.
– Я думала, ты в Тае, – сказала Даша.
– Мы прилетели в прошлую субботу. Я постепенно фотки разбираю и выкладываю.
– И как там? Хорошо? – задала Даша банальный вопрос.
– Ты знаешь, у них же летом сезон дождей.
Мы летели и не знали, повезeт или нет. И было три дня, когда пришлось сидеть в отеле, потому что дождь лил без остановки, сплошной стеной!
Мы, конечно, ездили гулять в торговый центр, но всe равно это не то. А потом снова стало жарко.
Мы с Пашей брали байк. Мама нас убила бы, если бы узнала.
Паша был Лизиным братом.
– Страшно?
– Очень. Там все ездят как попало. Ты же была там, да? Я помню, что была. Короче, я на всех поворотах глаза закрывала. А Паша, наоборот, любит скорость, я чуть не умерла с ним, ехала с закрытыми глазами, короче, повторять я это не стала.
– Что ты тут делаешь? – спросила Даша.
– Да я же вон, – Лиза показала на Дом культуры в конце сквера, – на танцы ходила. Только там идиоты все. Я психанула и ушла.
– Что случилось-то?
– Да ничего! Мы со Стасом с первого класса вместе танцуем! Я всего два занятия пропустила, пока мы были на море! Прихожу, а его с какой-то девчонкой новой в пару поставили. А меня одну оставили. Вроде бы как пока все не вышли после каникул, а потом видно будет. Ну что это – «видно будет», мне пока вообще туда расхотелось, а главное, Стаса-то всe устраивает. Ты-то сама как?
– Я нормально. – Даша замолчала и постаралась улыбнуться.
– Покажешь?
– Смотри. – Даша приоткрыла полог коляски, чтобы Лиза заглянула в неe.
– Лапочка какая, – заулыбалась Лиза. – Малышечка. На кого похожа?
– Мы сами не знаем. Вроде на Димку больше, чем на меня. Дима говорит, что губы мои, а глаза его, серые, – сказала Даша и снова укрыла Соню.
– Как назвали?
– Соня.
– А чего такое имя популярное? У нас в классе три Сони.
– Это в честь Диминой бабушки. А я ещe решила, что, может быть, спать будет хорошо.
– И как спит?
– По-разному, – хмыкнула Даша. – Бывает, что плохо, а бывает, что и очень плохо. Слушай, – произнесла она после паузы, – что про меня говорят в школе?
– Ничего, – ответила Лиза.
– Так уж и ничего?
– Ладно. Вместо биологии приходила тeтка из центра планирования семьи и рассказывала, как важно соблюдать осторожность и какие бывают способы. Все ржали, как психи. А Лариса Степановна на каждом уроке сообщает, как ей плохо без Рыковой, потому что остальные всe забыли за лето, а вот если бы пришла Даша…
Ну, и ещe физрук. «Рыкова так сильно не хотела сдавать нормативы, что с перепугу родила».
– Придурок.
– Это точно.
– А наши говорят что-нибудь?
– Слушай, это же неважно на самом деле. Но ничего особенно обидного. Я бы точно не обиделась. Так, прикалываются, дурацкие шутки, честно. Мне кажется, на самом деле многие сочувствуют. Кто-то и завидует, у вас же любовь и вообще. Ты лучше скажи: больно было?
– Больно, но терпимо, – сказала Даша. – Я думала, будет хуже.
– Интересно, почему в сериалах тогда все рожающие орут как резаные?
– Я тоже боялась, что так буду орать, но мне сделали укол в позвоночник, и потом почти не было больно. Только очень-очень тяжело всe равно, у меня никак не получалось. Ты как будто выпихиваешь из себя волейбольный мяч, – призналась Даша. – Или вообще баскетбольный.
– А укол больно?
– Укол как укол. Только когда его делают, нельзя шевелиться, а я очень боялась, что дeрнусь.
– Вообще не могу себе это представить, – отвернулась Лиза. – Ты когда вернeшься? В этом году? С нами будешь сдавать?
– Нет, я год пропускаю, – сказала Даша.
– Ну да, нам говорили. Но это ты зря, я считаю. Я бы на твоeм месте старалась всe успевать. С другой стороны, меня так всe достало, – вздохнула Лиза.
– Это тебя за неделю уже всe достало?
– Конечно! Ты что, забыла нашу школу? Меня уже ко вторнику всe достает так, что хоть плачь. Слушай, – она вынула мобилку, – скажи мне свой номер, а то у меня старый телефон украли. Надо как-нибудь встретиться всем вместе, ты же можешь еe с кем-нибудь оставить?
– Она ест примерно каждые два часа и не спит без меня, так что…
– Как это – не спит без тебя?
– Надо рядом с ней лежать. Она просыпается, если я отхожу. А иногда вообще надо еe спящую на руках держать.
– Ну проснется, и что?
– Будет орать.
– Я бы на твоeм месте точно свихнулась, – решительно сказала Лиза.
В последний раз Даша видела еe в мае, за месяц до рождения Сони. К тому времени Даша перестала ходить на уроки и в очередной раз шла в клинику – через школьный двор, чтобы сократить путь. Она шла животом вперед, как дирижабль, и казалась себе невозможно толстой.
Кое-где лежал снег, но день был по-летнему тeплым. Лиза с девчонками без курток сидели на скамейке у спортивной площадки. Даша хотела сесть с ними, потрындеть как ни в чем не бывало, если бы они потеснились. Но Лиза взглянула на Дашу так, будто никогда еe не знала, а остальные вообще никак не смотрели на неe.
– А на бeздник мой придeшь? – спросила Лиза. – В субботу в семь у меня. Родителей не будет.
– Может быть, – ответила Даша. – Я не знаю.
– Ты скажи, если бы не ребeнок, ты хотела бы прийти?
– Ага.
– Вот и приходи. Обязательно приходи, слышишь?
Соня начала возиться и поднывать.
– Что это она у тебя? – спросила Лиза.
– Может, голодная, может, холодно ей.
– А как ты еe понимаешь?
– Методом проб и ошибок. – Даша вынула дочку из коляски и принялась еe укачивать. – Ты же, например, свою кошку понимаешь, хотя она и не говорит.
Сонины щeчки были холодными. Лиза погладила Соню по ножке:
– Правда, хорошая такая, словно куколка.
Пока Даша качала Соню, Лизе позвонил отец, и она ушла. Даше показалось, что с облегчением. Она посмотрела ей вслед: Лиза уходила быстро.
Соня, почуяв, что мама отвлеклась, понастоящему раскричалась, так что Даше пришлось почти бегом катить коляску домой. Пока коляска ехала быстро, Соня повизгивала, а когда пришлось остановиться на светофоре, она завыла сиреной.
Пожилая женщина, упакованная в пальто от шеи до лодыжек, похожая на Дашину учительницу физики, нагнала их, легко, будто это само собой предполагалось, отодвинула Дашу от коляски и, подняв полог, наклонилась над Соней.
– Ну что же ты так кричишь, что же ты так плачешь, что случилось с такой замечательной деткой? – заворковала она мягко, будто рассказывала сказку. – Наверное, мама тебя не покормила вовремя? Наверное, тебе холодно в такой лeгкой шапочке? Ты моя бедная! А ты посмотри, – она обратилась к Даше уже нормальным голосом, – у ребeнка уши голые. Шапка сползла, все уши наружу. Да и шапка… для красоты же куплена, не для тепла.
На секунду Даше почудилось, что эта посторонняя безумная тетка готова выхватить у неe коляску и укатить к себе домой. Женщина уже самостоятельно шуровала внутри, поправляла на Соне шапочку и байковое одеяльце. Оттого, что чужие руки прикоснулись к Сонечке, Дашу бросило в жар. Она едва сдержалась, чтобы не вырвать коляску силой.
– Ей же сквозит, не понимаешь, что ли? Знаешь, сколько я отитов видела у таких маленьких? Заморозила ребeнка. Конечно, она у тебя кричит. Малышка плачет, сердце кровью обливается, а ты даже на руки еe взять не можешь. Как будто ты ей не мать.
«Вы что? Это моя сестра», – хотела ответить Даша, но вместо этого развернула коляску и сказала:
– Мне пора еe кормить.
Кого она обманет? Ей снова казалось, что все женщины вокруг по умолчанию знают правду: видели Дашу в клинике или в роддоме или слышали про неe от мамы, от Тамары Ивановны, от кого-нибудь из школы. И она одна в толпе наглых, вездесущих, громогласных женщин, каждая из которых точно знает, что и как делать правильно, как жить верно, а как – нельзя, и от их коллективного знания не спрятаться и не скрыться. Даше было очень страшно когда-нибудь стать такой же.
– Могла бы и спасибо сказать! – донеслось до неe сзади. – Молодeжь! Что, в интернетах ваших ничего не пишут про вежливость и благодарность?
Даша сделала вид, что ничего не услышала, и ускорила шаг.
* * *
Дима вернулся домой в половине восьмого.
Даша, как и утром, кормила осоловевшую Соню, лeжа на диване. Тамара Ивановна на кухне смотрела сериал про больницу и жарила котлеты.
От запаха лука, разнeсшегося по всей квартире, Дашу мутило. Она не выносила лук, особенно в сочетании с мясом, а Тамара Ивановна, как назло, верила в лук как в средство от всех болезней и щедро строгала его во все блюда.
– Ты долго, – прошептала Даша, увидев Диму. – Где был?
Он бросил в угол спортивную сумку и ехидно ответил:
– В библиотеке.
– Врeшь!
– Четыре пары, потом тренировка, потом надо было состыковаться кое с кем.
– Тебе так уж обязательно ходить на эти тренировки? И состыковаться, наверное, можно было в другой день? Я тебя жду, твой ребeнок тебя ждeт.
Дима, как был в уличных джинсах, лeг к ним на диван, обнял одновременно Дашу и Соню, провел большим пальцем по Сониной щeчке и спрятал лицо в Дашиных волосах.
– Как тут мой Сочень поживает?
– Ты бы переоделся сначала, – сказала Даша. – В уличной одежде, руки не помыл, ребeнка хватаешь.
Она бы хотела говорить ему совсем другое, и чувствовать она тоже хотела другое – радость оттого, что он наконец пришел. Но с его приходом в комнате стало тесно и душно, его рука лежала тяжестью на еe боку, пахло от него спортивным залом и отчего-то – ненавистным луком, он был слишком рядом, его было слишком много. Он целый день занимался интересными делами, ходил на волейбол, общался с людьми, умеющими говорить, с людьми, для которых он был своим, и Даша отчаянно ему завидовала.
– Я что, не могу спокойно домой прийти? – громко зашептал Дима. – Где был? Что делал?
Почему не звонил? Могу я просто отдохнуть или нет? Мне ещe к семинару готовиться. Я всe понимаю, но и ты тоже пойми!
Он был тысячу раз не прав, но Даша не хотела ссоры.
– Ты не забывай, я тоже устаю, – сказала она.
– Гулять ходили?
– Да. Дим, ты переоделся бы всe-таки.
– Я купил всем эклеры, – вспомнил он и пошел в коридор.
– А хлеб в этом доме никто не купил? – закричала с кухни Тамара Ивановна.
– Я схожу! – закричала в ответ Даша.
Рядом было несколько магазинов, но Даша выбрала торговый центр, что подальше. Она купила полукруг ржаного и батон и поднялась в фуд-корт, на самый верхний этаж. Даша часто после школы сидела здесь с компанией и теперь надеялась встретить хоть кого-то. Она взяла кусок пиццы, колу и села за столик на одного.
Дважды позвонила мама – Даша не ответила, потом принялся названивать Дима, и тогда она вообще отключила телефон. Есть, не заглядывая в телефон и не болтая, было странно и не очень вкусно. Вокруг сидели счастливые люди: они были с друзьями, могли сидеть здесь допоздна, их не дeргали звонками каждую минуту, они могли пойти в кино (Даша полгода не была в кино), или по магазинам, или просто гулять. Даша снова почувствовала, как сильно отличается от них. Не внешне. Но еe как будто выкинуло из привычного круга нормальных людей, и теперь ей оставалось только смотреть на них со стороны.
Надо было торопиться, но она всe-таки заскочила в «Л’Этуаль», чтобы брызнуться духами и купить бальзам для губ в подарок Лизе. По дороге домой она останавливалась и вдыхала с запястья прохладный жасминовый аромат.
А прежде чем зайти домой, Даша ещe несколько минут стояла на лестничной площадке.
Она ни о чем не думала, просто стояла, пока могла ещe чуть-чуть побыть Дашей, а не мамой, не «твоей Дашей», не «Дашей-ты-что-так-долготебя-только-за-смертью-посылать».
Опубликовано в Огни Кузбасса №3, 2021
