Сергей Янаки. ЗАЁМ НЕЗЕМНОЙ

Многие говорят о себе: «Я поэт». Текстами в рифму и без переполнены социальные сети, журналы и сайты. Но поэтов и стихотворений – немного. Ещё меньше среди настоящих поэтов тех, кто не пишет повсюду «Я» с большой буквы. Именно таким был Сергей Янаки – настоящим и скромным. Даже больше, чем скромным, – смиренным, что уж и вовсе редчайшее качество. И это уникальное качество – смирение, отсутствие гордыни и спеси – необходимо для хорошего переводчика, каким был Сергей Георгиевич: в его переводах заговорили на русском десятки поэтов, пишущих на башкирском, татарском и других языках. Собственно, вся поэзия – литперевод с языков ангельских на людские, но мало кто помнит об этом. Сергей Янаки напомнил, собрав в конце октября литераторов нашей республики – и атеистов, и агностиков, и православных, и мусульман – в уфимском Храме Рождества Богородицы на своё отпевание.
«Уже позади первая в этом сезоне “командировка” в сад, – делился Сергей Георгиевич с друзьями в начале этого лета, – первый штык лопаты, первые радостные и сбывшиеся восклицания: “Пусть земля тебе будет пухом!” Вот она какая, оказывается, бывает!
Что за земля нынче! Знай только себя осаживай, чтобы ядрёное солнышко не уложило бы к закату на травку на обе лопатки бесшабашного землекопа. Застоявшийся, как конь в тесной зимней конюшне, изрядно потрёпанный в карантинном заключении мой организм нелюбезно встретил на следующее утро своего хозяина грубым упрёком:
– Разгибайся сам!..
Надо дождаться вечера, светило тоже устаёт, – обдумывал я свою диванную версию стратегии и тактики своих будущих начинаний…»
Вечерами после садовых работ поэт возвращался к стихам, отражая свои сомнения в подробных постах: «”Если каждый шаг даётся с трудом, значит, это дорога в гору”, – так я объяснил себе затраты немалых собственных усилий в работе над последними стихами… Десятки раз я убеждал себя, что вот, наконец-то, стихотворение закончено, но, просыпаясь в саду ночью или утром, вновь и вновь уходил с головой в переживание, выраженное в слове, и добивался необходимой мне точности и эмоциональности… Для читателя же, наверное, остался простор для толкования, но это не небрежность к нему, а, напротив, доверие. Я уверен, талантливый читатель с умом и сердцем умеет читать и между строк и наполнять слово своим смыслом. С волнением делюсь этим стихотворением с вами, друзья…»
Принявшая в себя поэта земля ещё не успела промёрзнуть. А стихи, уверена, никогда не остынут. Светлая память.

Светлана Чураева

НАПРЯМКИ

Пробил час…
Хоть телега, хоть сани –
Не объехать погост стороной,
Здесь так буднично под небесами:
– Кто последний?
– Держитесь за мной…

Бросят сидор походный под ноги,
Кто-то буркнет по-свойски:
– Эй, ты!
Не робей, всё узнаешь в дороге.
– А далёко – спрошу я, – идти?..

Вот он – шорох родной гимнастёрки!
В барнаульской пыли сапоги,
В правом брючном – остаток
махорки,
А в нагрудном…
Господь, подсоби! –

Оберег обручальный в конверте –
Той, кто вскорости станет женой.
Неужели и в мыслях о смерти
Я целую твой локон живой?..

Студят ветры – с Урала, с Приморья,
От «Столбов красноярских», зато
Мне на счастье моё и на горе
Вьёшься ты, завиток золотой!

Хрипло дышит, молчит провожатый,
Выбиваемся оба из сил…
К общежитским – когда-то – палатам
Я на царство тебя возносил.

Мы, как два рукава Енисея,
Были с нею – водой не разлей!..
А теперь всё грустней и грустнее
Облака над печалью моей…

Ветры, ветры; дороги, дороги…
И когда мой сосед прикорнул,
На его стариковские ноги
Я свои прохоря натянул.

Видно, время под стать разговору,
Он срывает вторую печать…
По роддомовскому коридору
В третий раз мне идти воскресать!

Нас меж встречных составов вагонных
Вдруг шатнуло взрывною волной…
Это плачи детей нерождённых
Обернулись моею бедой.

Боль проносится – мимо и мимо
Миллионов оглохших людей…
И увидел я «Тень Хиросимы» –
Тень – свою, за спиною – своей.

Я кричал:
– Ради этого места
Человеком тебя нарекли?!..
Огляделся мой ангел окрестно
И промолвил:
– Пойдём напрямки…

ВЛАДИВОСТОКСКОЕ

Вот полюбуйтесь-ка на мальчика
Осьмнадцати неполных лет.
На пожелтевшей фотокарточке –
Всегда должник, всегда студент.

Счастливый обладатель фантика:
За фунт изюму – пуд чудес.
В Японском море – ах, романтика! –
Удачу пробую на вес.

Держу в руке кусочек лакомый
На пограничном рубеже,
Такой округлый, тёплый, ласковый –
Яйцом пасхальным Фаберже.

Портвейн глотаю «три семёрочки»,
У дамы пик в ногах лежу.
Из общежитской битой форточки
На бухту Тихую гляжу.

Горжусь собой до неприличия,
В зобу дыхание таю –
То ли у чёрта на куличиках,
То ли у Господа в раю…

Навеки с облаком в обнимочку.
Так расступитесь! От винта!..
Но мама дёргает за ниточку
Из-за Уральского хребта.

МУЖСКОЙ РАЗГОВОР

Сам себя усажу за стол:
– А ну-ка, приятель, садись…
Что, говоришь, крутой засол
У штуки, которая – жизнь?
А припомни, когда-то один юнец
Всё пробовал на зубок,
Не дурой-губой беря леденец…
Ах, сладок слюны глоток!
Молчишь? Забыл? Не по нраву тон?
Давай отвечай, не трусь…
– Знаешь, видно, таков закон:
С годами меняется вкус.

ПОЗДНИЙ РЕБЁНОК

Л.

В красногорском приветливом храме,
Сокровенного не тая,
Пред святыми клонюсь образами:
Пусть исполнится воля Твоя…

…Не Иосиф я, ты – не Мария, –
Здесь мы, Господи, оба в грехах,
Всё равно что в бреду малярийном,
Только с верою: там – в небесах

Слышен каждый наш вздох – даже всуе,
Каждый шаг, что к Тебе и с Тобой…
Я Господнюю рану целую
Воспалённой немою губой.

И – свершилось! И принял, как дар, я
Неоплатный заём неземной:
Вот он – ангел мой в розовом – Дарья,
Под рождественской, новой звездой.

Что же радость сомнением скралась?
Над кроваткой с тревогой стою…
Ты согреешь мне скорую старость,
Кто же юность согреет твою?

КИСТЬ РЯБИНЫ

Под весёлую сурдинку –
Кто проворней, тот поспел –
Свиристели рвут рябинку.
Снег от ягод покраснел.

Я сквозь влажные ресницы
Под покровом разглядел
Прошлогоднюю душицу,
Прошлогодний чистотел.

Кто-то, видно, понарошку
Протоптал меж них межу.
Крепко детскую ладошку
Я в своей руке держу.

Только – время гонит в спину,
Еле сдерживаю прыть…
Не дай бог на кисть рябины
Ненароком наступить.

*  *  *

Не дай мне бог иной судьбы –
Своею осчастливлен.
Я слиток до́бытой руды –
Её горнил-плавилен.

Не дай мне бог другой страны,
Пусть золотом богаче, –
Не смог настроить бы струны
Я для любви и плача.

Не дай мне бог другой семьи.
Утрат, смертельно близких.
Судебной горестной скамьи
И братских обелисков.

Не дай мне бог людей судить
И чашу пить отравы…
Не дай себя мне правым мнить,
Когда бываю правым.

ПОДАРКИ

…«Не смей, молчи, забудь, оставь!» –
Приказывает кто-то,
Как будто держит за рукав,
Закатанный по локоть. –

«Пиши о снеге, о дожде,
Но только не про это»…
В платочке, выцветшем уже,
Простилось бабье лето.

Льёт дождь. И снег вот-вот пойдёт…
(Я голосу внимаю?)
Как лёд вода. Вода как лёд…
Я из гостей шагаю.

Не привыкать уже давно
Мне выглядеть нелепо.
Пакет для дочери со мной,
Где кукла – «от Совдепа».
И детский зонтик раскладной
Летит, как парус голубой,
По обложному небу.

Зонту, пожалуй, двадцать лет
А может, даже с лишком,
И столько же на свете нет
Хозяйки куклы, чей портрет
Я час назад, боясь глядеть,
В шкафу приметил книжном.

Успев запомнить ясный взгляд –
Распахнутый, невинный –
И белый кружевной наряд.
Наверно, три ночи подряд
Его выкраивала мать
Для дочки и Мальвины…

Мы вышли с другом покурить.
Дрожали сигареты.
Нам не хотелось говорить…
«Пиши, но не об этом.

Пиши о снеге, о дожде…» –
Круг мелом очертили.
Её толпою во дворе…
Врачи не воскресили…

Молчу в дверях. Благодарить?..
Вздыхают петли сипло.
И вслед мне женщина глядит
И говорит: «Спасибо».

Опубликовано в Бельские просторы №11, 2021