***
В парке пела Аня Леннокс,
в прошлом веке Энни пела.
Будто призрак птицы феникс
над своим летала телом.
А на выходе из парка
с элементами державы,
море, гибкая испанка,
горизонт в руках держало…
Я ещё пытаюсь спамить,
вспомнить и послать себе же
эту память, эту память,
этот пляж на побережье,
но доносятся отрывки,
как в прибрежных водах мелких,
золотые плыли рыбки –
то ли Ани, то ли Ленки…
***
Человек ушел тайком.
Говорят, что был таков.
Для ровесника ребёнком,
для ребёнка стариком.
Человек сказал: «Пока
и до встречи. Вот рука».
Просто лестницу приладил
прямо в небо с чердака.
Человек ушёл, следа
не оставив. Не беда,
если ты его не видишь.
Видит он тебя всегда.
***
Когда кончается мадера
и сердце тянет в Имереть,
добавь немного постмодерна,
где всё про время, и про смерть,
про неустроенность святую,
и гениальность, в цвете лет
уйти, геройски салютуя –
тому навстречу, этим вслед…
Когда кончается напиток
и философствует цирроз,
поэту хочется не пыток,
а «полной гибели всерьёз»,
и за дождями, за дождями,
увидеть, как небесный дед
своими длинными жердями
в стада сбивает лунный свет…
Когда утрачиваешь мерно
вина оставшуюся треть,
плесни немного постмодерна,
впредь…
***
она была обычная как жизнь
такая что другому покажи
не вызовет особенных эмоций
она любила шутки ни к селу
ни к городу уключину к веслу
уключину к веслу
и морсы
её бывало кличут как там эй
ха-ха смотри на юбке то репей
пройдёт не оборачиваясь даже
читала книги плакала тайком
носила завтрак мякиш с молоком
через дорогу маме бабы даши
ее манили сосны чага гриб
а также рыбы ну куда без рыб
и вёсел
она одна такая как бы да
ходили к ней да выгнала вода
вот был один дружок смекливый йося
спросил однажды как тебя зовут
мне интересно пробовать на звук
что может быть для вечности полезнее
она вздохнула будто бы устав
по матушке зовусь я красота
по батюшке зови меня поэзия
***
«…был профиль – и гордость, и слава,
И волосы – львиная грива,
А ныне хоть слева, хоть справа,
Плешивенько как-то и криво…
Был гонор и лёгкая поступь,
И смелость – звенящая шпага,
А ныне встречаю вопросом
рождение каждого шага.
Был знаком отличия юмор,
И кредо по жизни, как знамя!
Был друг закадычный, но умер.
Случается это с друзьями…
Да много чего уже было,
как мало чего ещё будет.
Уплыл мой кораблик до Рио,
под парусом белым как пудель…».
Так слушал соседа я Вовку,
и плакал он сквозь глаукому.
Добавил ему я на водку.
А как отказать? No comment…
***
«О чём бы этим летом ни писал,
Всё сводится к тому, что жизнь фигОва»,
я вычитал, зайдя на некий сайт,
в стихах, мне неизвестного N…ова
Ещё там было что-то про любовь,
про истину, вино, и дно цитаты…
Мелькнула мысль: «Да, это не Ли Бо.
Тем более, не Блок в году двадцатом».
Вот кто-то так же где-то и меня
читает, козыряя Станиславским.
В народе больше ценят имена
ушедшие в народ с посмертной маски.
Но к чёрту лесть. Ссыпая в жернова
отобранные зёрна, жду и верю.
И мука эта, в общем, не нова.
Библейских мукомолен не новее.
Всё те же ищешь взгляды «свысока».
Всё та же дрожь: «А хлеб мой ароматен?».
Вот так Гварнери очи опускал,
держа в руках изделие Амати…
***
У моря, что лежит передо мной
и памятью, есть камень именной
и берег, на котором этот камень.
Ты помнишь, мы ходили к валуну
июльскими ночами и луну
срывали, словно ягоду руками,
и звёзды осыпались, как роса,
и плакали, блестя на волосах
твоих, и возвращались, умирая,
на небо, с благодарностью вослед
влюблённым, приходящим столько лет
сюда за доказательствами рая?
Ты помнишь набегающей волной,
любовно прикасающейся, но
растерянно стремящейся обратно.
Ты помнишь высыхающим песком.
Ты помнишь «нарисованным» леском,
стоящим в отдаленье аккуратно…
Ты в крике и молитве белых птиц.
Ты в долге собирания крупиц
точнейшего лирического слова,
в котором возвращение твоё,
в котором воскрешение вдвоём,
у моря и у камня именного.
***
О. М.
Мир крутится, вертится, гуглится,
и прячутся в «лайки» эмоции,
но… мальчик идёт по улице.
Мальчик – будущий Моцарт.
Он тащит футляр, он топает,
засматриваясь на вывески.
Идёт, повторяя «Во поле…»;
высокие ноты и низкие.
И боженька солнечным зайчиком
целует в макушку мальчика.
Ах, чтобы оно ни значило –
точнее нет математики…
Я помню «…земля ещё вертится…»
и капли «датские». Даром ли?
Спрошу. Мне никто не ответит за…
но… мальчики ходят с футлярами.
***
Человек выходит на работу.
Так патрон ложится в пистолет.
У него в пакете бутерброды
и ещё кусочек на столе.
Открывает дверь и закрывает,
и проходит мимо той пивной,
где стояла очередь кривая,
а теперь армянский обувной.
Никакая плитка под ногами.
Кое-как уложенный бордюр.
Сторона – с одной видна реклама,
а с другой – герой карикатур.
И страна, от масок до перчаток –
беден, толст, невзрачен, мал, велик –
вся идёт куда-то, отпечаток
не оставив.
Значит,
нет
улик.
Вот и он доходит, работяга,
до своей любимой проходной.
В этой жизни есть простая тяга –
уходить и приходить домой.
Опубликовано в Образ №4, 2020
