Нина Ягодинцева. ПОЛЫХАЛА МЕТЕЛЬ

*  *  *

Ещё немного снега – а потом
Вернуться в дом, младенчески жалея,
Что без тебя пустынная аллея
Не выведет к беседке над прудом –

Заблудится в сугробах, забредёт
За молодые заросли акаций
И никому не будет откликаться,
С густых ресничек смаргивая лёд.

Как будто замкнут на душе твоей
Незримый контур для земного тока,
И только ты, своею жизнью только
Смысл придаёшь сейчас себе и ей.

И первый снег – куда ему теперь
Идти по тишине невыразимой
Через свои бесчисленные зимы –
И молча одиночество терпеть?

А первая синица у окна?
Она на прошлогоднюю кормушку
Не к семечкам летит, а потому что
С тобою хочет свидеться она…

Жизнь без тебя смутна и неясна.

Ты это знаешь, и тебе тепло…
Отряхивая шубку и сапожки,
Ты говоришь себе: я выйду позже.
Выходишь позже.
Всё уже прошло.

*  *  *

В вечерней маршрутке прекрасны усталые лица.
За тёмным стеклом неподвижная улица длится.
Мобильник звонит, и слова приглушённо-неловки.
Сутулое время стоит на чужой остановке.

И снова лица его я разглядеть не успела –
Пока у кого-то мобильная песенка пела,
Пока доставали её из глухого кармана,
Маршрутка скользнула под ниткою меридиана.

Какое-то странное тайное благословенье –
Случайная близость дыханья и прикосновенье!
Мы все в одиночку прошли лабиринтами улиц –
Но вот собрались и плечами соприкоснулись…

Казалось бы, в тёмную коронабесную пору
Теряет душа равновесие, свет и опору,
И тянутся новости к горлу, убить угрожая –
Но как вы прекрасны, родные мои горожане!

*  *  *

Словно зимы песнопением прерванным
Воздух цветеньем неистовым вспенен.
По деревянным, скрипучим, серебряным
Трём на веранду ведущим ступеням

Можно подняться – но дверь заперта ещё,
Ключ в тайнике с прошлогодней листвою…
Айсберг апреля, стремительно тающий,
Кружится облачком над головою.

Каждым цветком и травинкою каждою
Учится мир просыпаться счастливым.
Руки возденешь – и хлынет над жаждою
Бурного лета неистовый ливень!

И никогда не узнаешь, зачем это,
Может быть, просто взглянув, удивиться
Щедрой горсти неумолчного щебета,
Нежно мерцающего пересвиста…

*  *  *

Живи в своём невинном лепете, а потаённого не трогай!
Они взлетели, гуси-лебеди, по-над рекой, по-над дорогой,
Они взлетели и заплакали, они взлетели и запели
Над площадями и над плахами, над белой хусткою метели.

Когда б ты знала, понимала бы небесный голос безответный,
Свои бесхитростные жалобы в него вплела бы алой лентой
И по неведомой беде-вине, непостижимой и поныне,
Всё тосковала бы по родине, как птичья стая на чужбине.

О, это русское и женское, неодолимое от века, –
В тоске неведомой блаженствуя, ждать невозможного ответа…
Но вот уже поля оттаяли, и небеса в высоком гуле –
И воротились птицы стаями, и ленту алую вернули.

Зелёным светом дышит рощица, парит разбуженная пашня,
И лента алая полощется, и сердцу робкому не страшно –
Пока трепещет словно деревце, атласной ленточкой алеет,
Одной тоской оно удержится, одной печалью одолеет.

*  *  *

Попивая лихой коньячок из горла:
– А ты знаешь, какой она прежде была!
Как любил-горевал, миловал-погибал,
Как беспечно ночную черёмуху рвал!..

Что мне делать, Господь, с этим горем чужим?
Он поэт, он умрёт через год с небольшим
От сердечного приступа в доме пустом –
И теперь только я буду помнить о том,
Как любил-погибал, как черёмуху рвал,
Коньяком суррогатным тоску заливал…

Всё по силам, Господь, ибо Ты милосерд.
Мне сказали: полицию вызвал сосед.
Дверь взломали под вечер. В раскрытом окне
Полыхала метель и металась в огне.
Он ничком бездыханно лежал у стола…

Я не знаю, какой она прежде была,
Как пылала и пела, сводила с ума
Вся в огнях и черёмухе майская тьма,
Как любила, лгала и была неверна –

Но черёмуха шествует мимо окна,
Торжествуя, пылая, маня и казня,
И на ветках её не убудет огня.

*  *  *

А здесь когда-то сирень была – и ласка её, и тень…
Выбелено до серебряного дерево старых стен.
Взглядом коснёшься – бархатно, приложишь ладонь – тепло…
И время стоит непахано, крапивою поросло.

Здесь когда-то и я была, пила молоко и мёд.
Неслышно подходит яблоня, ладонь на плечо кладёт.
Я помнила о тебе, говорит, важно ли, сколько лет? –
И яблочко мне протягивает, румяное, на просвет.

Короткою или долгою разлука наша была –
Ранетка её медовая мне душу насквозь прожгла,
В вечернее небо выпала – дарена, да не мне –
И звёздочкой малой выплыла на сумеречной волне.

Насквозь прошивая смутное, наивным светом дрожа,
В вечернее время – утренняя доверчивая душа.
И кажется, до полуночи ей не удержаться там…
Но звёзды считают иначе и не открывают тайн.

*  *  *

Когда у мрачной башни Вавилонской
Рассветной пробивается полоской
День завтрашний – он так смертельно ал,
Как будто здесь не раз уже бывал.
Как будто затупившимся ножом
Прорвали заскорузлый окоём –
И из прорехи выплеснулось пламя,
Края её неровные оплавя…

Когда стоит у Вавилонской башни,
Сомкнув щиты, безумный день вчерашний,
Зеркальное забрало опустив,
Когда угрюмый каменный мотив
Выстукивают по брусчатке берцы –
В огне зари уже иное сердце
Пульсирует, переплавляя плоть
Земли и неба, как велел Господь.

Когда встаёт над каменною грудой
День завтрашний, в него поверить трудно,
И кажется, что он недостижим –
Но мы уже сегодня в нём и с ним,
И он для нас сейчас уже реален,
Когда молчит над грудою развалин.

*  *  *

Вязкая тревога – словно вызрела
В воздухе чудовищная ложь.
Тьма стоит на расстоянье выстрела –
Дальше ни на шаг не отойдёшь.

И её не уличить в обмане нам –
Тьме, похоже, просто всё равно,
Кто в её прицеле затуманенном
Движется как светлое пятно.

Часовые сняты, псы прикормлены –
Но за этой страшной тишиной
Мы стоим, предчувствием прикованы
К тайным рубежам земли родной.

Лишь на ней, весенней силой вспоены,
Сомкнуты корнями как трава,
Смогут удержаться наши воины –
Наши чувства, мысли и слова.

*  *  *

Храня несокрушимый Образ Твой,
Душа живёт с такой нездешней силой!
Но замирает: Господи, помилуй… –
Над этой жизнью, грубой и простой:

Вот мусор у цветущего куста –
Пакеты, стёкла, банки из-под пива,
А пьяный улыбается счастливо
И говорит: какая красота!

Вот одуванчик сорван и измят,
Вот беспризорный воробьиный слёток,
Вот полон слёз, но бесконечно кроток
Усталый и прекрасный женский взгляд…

Жестокий век уже сорвал печать
И выпустил на волю ужас бездны,
И кажется, наивно бесполезно
Грядущему грядущим отвечать…

Но всё, что беспечально снизошло,
Твоей безмерной милостью отмечено,
Когда-то было сумрачно и вечно,
А станет и мгновенно, и светло.

И так восходит солнце каждый день,
И одуванчик сорванный не гаснет,
И жизнь своею истиной безгласной
Течёт, не иссякая, сквозь людей.

Опубликовано в Бельские просторы №1, 2022