Из книги: Год без Мустая. – Уфа: Инеш, 2006.
Перевод с башкирского Ильгиза Каримова
Окончание. Начало в № 10, 11, 2019
* * *
По настоянию и совету Мусы (тем более был повторный звонок) я все-таки поехал на свадьбу. Бракосочетание Роальда Сагдеева и Сьюзен Эйзенхауэр состоялось в резиденции американского посла. Протестантский священник на английском языке исполнил обряд бракосочетания, пел русский православный хор. Невеста высокая (в деда!), очень приветливая, открытая. Ей, видимо, под сорок. С ней я говорил раза три во время фуршета. Хазрет себя чувствовал неловко, был постоянно рядом со мной. Сагдеев суетился и не скрывал своего счастья. Он раньше был женат на дочери какого-то знаменитого академика. Видимо, это случилось в ранней молодости, возможно, без особой любви. Теперь он ощутил любовь. Когда он с двумя братьями был у меня, я прямо спросил его: «По любви?» Он ответил:
«Да, только да!» Не сожалею, что поехал туда. Интересно же. Было, наверное, человек 120–140. Много академиков, депутатов СССР, чувствую, что они примерно одной политической ориентации. Был Евтушенко. У Сагдеева двое взрослых детей, один внук. У невесты, как уже сказал, три дочери. Приехал также отец Сьюзен.
Была ее младшая дочь лет 8–9. Странные вещи творятся в этом безумном мире.
Кровь проливают, ближнего топчут, в честь Пастернака – богослужение в Переделкинской церкви, заключаются сногсшибательные браки. Прием продолжился, видимо, допоздна. Я до конца не остался, уехал около шести часов. Меня опекали Сюняев с женой Гузель, братья Сагдеева Ринат и Руслан.
18 февраля. Переделкино
Тут живет по соседству со мной писатель Кикнадзе. Грузин. Пишет по-русски. Он вчера сообщил, что его сын состоит в каком-то «концерне», который добывает и поставляет сенсационную информацию для зарубежной прессы. Это он – сын русского писателя – торгует болью, бедами, слезами своих соотечественников. Даже похвалился Кикнадзе, что его сын первым добыл информацию о побеге 40 солдат из части в Армении и очень удачно продал американскому агентству. Задаюсь вопросом: мог ли быть способен на такое ремесло мой сын или внук? Не представляю. Исключено.
23 февраля
В стране пожар. Все кричат: «Горим!» Но никто не тушит. Мы ждем, чтобы его потушил поджигатель? Поджигатель пожаров не тушит.
24 февраля. Москва
Из Шанхая с одним своим товарищем приехал Тай Цунь. Он перевел и опубликовал на китайском языке моего «Прометея». Пригласил их к двум часам на обед в ресторан ЦДЛ 1 . Водку принесли в бутылках из-под воды («полусухой закон»).
Еда была хорошая, гости остались довольны. Тай Цунь побывал в Самарканде, рассказывает: «Одна женщина попросила автограф. Когда я писал, она обратила внимание на мою ручку. «Что, понравилась?» – спрашиваю. «Понравилась».
Я подарил ей и спрашиваю: «Вы русская?» «Нет, – отвечает, – башкирка». «Мустая Карима знаете?» – «А кто его не знает?» – несколько удивленно отвечает она. Достал из кармана еще одну ручку и подарил ей. Красно- черную».
21 апреля
Были в гостях у Альфиры, дочери Ильяса. Собралась вся родня. Люди простые.
Душа отдыхала. Одна женщина такую притчу рассказала. Одна состоятельная женщина собрала застолье. И бедную родственницу тоже позвала. На столе стояла и горчица. Эта бедная гостья (видно, подумала, что мед) зачерпнула ложкой и отправила в рот. «Тьфу! Мерзость! – выпалила она. – Если что случается, так от этих богатеев!» «Эти богатеи» еще покажут такого, чего прежде не видели.
* * *
Весною этой я не зерна – в бразды горстями звезды сыпал, – так бы я написал немного раньше. А теперь?
30 апреля
«Истинно одаренный человек испытывает внутреннюю потребность в общении с великими предшественниками, и эта потребность свидетельствует о его высоких задатках. Надо изучать Мольера, изучать Шекспира, но прежде всего древних греков» (Эккерман. «Беседы с Гете»). Я думаю о нас. Хоть в ничтожной доле следуем ли мы – башкирские писатели – этому совету? Мы нередко хвалимся первозданным своим невежеством, нетронутым примитивизмом. Слова «просвещенность» у нас в обиходе нет. Просвещение, на мой взгляд, состоит из двух этапов: 1 – самопознание, 2 – познание мира, познание других. Мы, башкиры, пока застряли на первом этапе – на самопознании и самоутверждении. Это оченьочень важно. Но застревать на этом – опасно. Может, наступить самозамыкание.
Отсюда другие беды – национальная ограниченность, национальное чванство, в конечном счете – примитивный, ослепленный национализм. Когда ты не знаешь или мало знаешь о других, ты всегда лучше всех.
Вот о чем подумал. Всю жизнь люди все свое внимание, все заботы отдают младшим – своим детям. Это естественно. Инстинкт сохранения рода. Сегодня пришла несколько иная мысль. Почему же эти заботы оказываются за счет старших – отца и матери? Наверное, я и не плохой, а внимания к матери вроде бы проявляю меньше, чем к своим младшим. Да не «вроде бы» – меньше! У кого же прав на эту заботу больше? Наверное, дети, внуки у меня хорошие, почтительные.
А жена Рауза? Достаточно ли внимателен к ней? Эти раздумья вот откуда появились: больная мать, беспокоясь обо мне, дважды заставила Салису позвонить мне, а дети, что в Москве, забыли даже поздравить меня с праздником (1 Мая).
28 мая
25 мая пришло письмо с московским штемпелем. Его прислали рэкетиры.
Требуют 90 тысяч руб лей. Приказывают взять деньги из кассы, чтоб были готовы. Моим детям и внукам расправой пригрозили. В 1988 году Яныбай Хамматов на съезде писателей посчитал мои деньги и объявил меня зажравшимся богатеем. Возможно, это и стало информацией: «Он богатый! Грабьте его!» У меня и денегто таких нет, да и были бы – пугаться не стал. И еще пригрозили: «Если в КГБ или МВД обратишься, пользы не будет. А вред будет большой». Однако голыми руками они меня не возьмут. Возможно, написал какой-то негодяй, чтобы только помучить меня. Из двоих, на кого я могу подумать, один вполне может это сделать.
Полностью не уверен, так и имен не называю.
3 июня
…Вот уже вторую неделю чувствую себя в осадном положении. Рэкетиры молчат. Я не очень-то трушу, но порою все-таки не по себе. Завтра уезжаю в Москву.
Только что приехал с дачи. Скажу прямо, тревожился, что обнаружу в почтовом ящике их последнее условие. Но вот приехал, заварил себе чай, выпил сто пятьдесят граммов водки и вышли вон страх и малодушие. Пусть со мной свяжутся.
Не сдамся. Не зря нам на фронте перед наступлением давали наркомовскую.
Приму двой ную наркомовскую и пойду на свидание с вымогателем. В се-таки, я думаю, это коварный, жестокий розыгрыш.
4 июня
В это безумное время мне очень тяжело, ибо я еще сохранил разум.
25 июня
В 1894 году Ильяс-муэдзин на свои деньги возвел кладбище с каменной оградой, которое одной стороной выходит на улицу Серсе. Рядом с кладбищем и мечеть поставили. В 30-х годах мечеть разрушили. В 1932 году, когда началось строительство санатория «Юматово», кляшевское начальство продало камень туда. Когда уже порядком разворотили заднюю стену, вывоз камня остановили. Сорок лет эти камни иссекались ветрами, омывались дождями, растрескивались от морозов и в фундамент теперь не годились. Может, поэтому, может, была другая причина, но каменная ограда уцелела, разбирать ограду перестали. За 96 лет после постройки кладбище переполнилось. Теперь его расширили, обнесли кусок целины красивой оградой и хоронят там. Брат Ильяс и мама лежат здесь. Отец – в старой части. В прежние годы, когда я приходил к могиле отца, среди новых захоронений моих ровесников попадалось немного. Теперь – больше их, старших меньше. За этот век весь аул по одному перекочевал сюда. Последней была моя 105-летняя мать. Даже Сайфи Кудаш, которому идет 96-й год, родился осенью 1894 года, когда кладбище уже было. Я это кладбище помню с 5–6 лет. Даже мимо пройти было тогда страшновато.
Когда подрос немного, мы сюда ходили собирать ягоды. Внутри каменной ограды шалить было нельзя, даже матерщинник Шагидулла срамного слова не произносил, младших не обижал. Здесь мы то и дело «дедушку Бога» поминали. Отчего-то мальчишки с других улиц сюда не заходили. Хотя кладбище принадлежало всему аулу, оно, должно быть, считалось «достоянием», принадлежностью нашей улицы.
В этот раз ясно предстало перед глазами: и мое место будет здесь.
13 июля
Двадцать лет назад в Москве была свадьба Ильгиза с Назифой. Рауза осталась в Москве. Поехали мы с Альфией. Слава Богу, пришлись парой. Живут хорошо, дружно. Сегодня уезжаем на свадьбу Айгуль. Ей всего 19 лет. Мама ей сказала:
«Может, дочка, не будешь торопиться?» «Не хочу терять выпавшее на мою долю сокровище», – ответила Айгуль. Радоваться ли, тревожиться ли – не знаю. И то есть, и другое. Но тревоги больше. И даже не то угнетает, что жизнь проходит, наступает старость. Я не такую жизнь прожил, чтобы унывать. За будущее ребенка тревожусь. С кем она повстречалась? Молодость, влюбленность сводит людей только на ощупь. На доброе истолкуем. (Примечание 2002 года: того «сокровища» лишь на четыре года хватило.)
15 сентября
Только на своей земле поэт может стать поэтом. Мой «материнский язык» – татарский. Оттого после вой ны и звали меня в Казань. Но что поеду в Казань и стану татарским поэтом, я и представить себе не мог, хотя татарскую литературу и татарских поэтов очень люблю. Если под ногами нет родимой земли, откуда брать вдохновение? Прежде всего, наши кляшевцы, говоря по-татарски, думают по-башкирски. Точнее, думая по-башкирски, излагают на татарском. Я, к примеру, рожден от двух кровей – башкирской и татарской. Думаю на башкирском и на башкирском пишу. Люди, сведущие в поэзии, говорят, получается.
30 сентября. Больница Читаю Генрика Сенкевича «Камо Грядеши». Времена Нерона. Зарождение христианства. Падение Римской империи. Разврат, безумие, безделье, разгул, на ложах в Колизее (во время зрелищ на арене) раскрытие тайн любви – вот спутники падения империи. Как у нас. Какое сходство! Никто делом не занят. Заняты все только остальными. Рим погибает оттого, что у молодежи нет надежд, нет идеала.
* * *
“Вселенную несет на своих плечах не атлант, а женщина, а порой играет ею, как мячом» (Сенкевич). Это очень совпадает с моим отношением к женщине, поэтому выписал эти слова Сенкевича.
* * *
В своей литературной среде я порою кажусь себе подобием римского бога, которого будто уважают, от которого ждут помощи, даже кого боятся, но не любят.
Кого боишься, того любить невозможно. Речь тут идет не о моих близких друзьях, я говорю о литературном окружении.
12 октября Вчера прочел «Коломбо» Флобера. Плохо и скучно написанное произведение.
Никак не ожидал.
* * *
Прочитал «Исповедь сына века» француза Альфреда Мюссе. Там нет ни сына века, ни исповеди. Не может быть такой убогой французской классики! Видимо, Альфред Мюссе угождал потребностям или вкусам смутного, неустойчивого времени или чему-то другому (он жил в 1810–1857 годах). Сейчас писатели у нас тоже чему-то угождают. Только сами не знают – чему.
29 декабря
Бог дал ему славу на вырост, он так и не вырос до своей славы.
1991 год, 2 января
Вихрясь, летит снег. Смотрю и размышляю о надежде. У бедных, больных, скорбящих – надежды на то, что станет лучше. Кроме надежды, другой опоры у них нет. Сейчас наша родина бедна, больна, скорбяща. И надежда ей нужна прежде всего. Нельзя нам – ее детям – разрушать эту надежду.
6 января
Приехал в Переделкино. Перед корпусом, где мне предстоит жить, стоит Муса.
«Просто так вышел, гуляю», – говорит он. Обманывает. Меня ждал. Спасибо ему.
Комната моя на втором этаже. Хорошая. Он сразу поставил чай и отправился за Равилем Бикбаевым, тот живет в маленьком особнячке, там телефона нет. Сюда приехал из Домодедова на такси. Всю дорогу шофер ехал мрачный. Просветлел только, когда я дал ему 10 руб лей сверху. Я говорю: «По вашей угрюмости я вам и копейки лишней не должен был давать. Но эти десять руб лей я ради себя даю.
Когда вы не захотели ехать в Переделкино, я сказал: «Договоримся». Хотя вы всю дорогу ехали насупленный, только мне настроение портили, я слово свое держу. Мое слово дороже вашего настроения. Впредь старайтесь свою работу делать с меньшим раздражением. Вам же будет легче». Он удивился. Лет 22–24-х.
Оказывается, даже немного воспитан. Говорит: «За совет и урок спасибо».
11 января
Фраза. Слышал от одной женщины: «Замуж вышла, месяца не прошло, душа захотела чего-то кисленького».
17 января. Переделкино
В восемь утра позвонил Муса. Америка начала вой ну против Ирака. Беда на беду. Конец ХХ века столь же трагичен, как и конец Х века. Тогда люди жили в страхе, ожидали, что наступит конец света. В мире сплошь гибель, разрушения, беспорядки. Жалости нет. Надежды нет. Веры нет. Дела нет. И так будет оставшиеся 10 лет. Возможно, потом успокоится, станет благополучней. Но четвертого тысячелетия не будет. Человечество само себя сведет на нет. Земной шар еще тысячу лет такой ноши не выдержит. Земля будет задыхаться, разрушаться изнутри, сила духа иссякнет. Ведь силы человека – и духовные, и телесные – идут от земли. Когда дух земли угаснет, люди (хоть и живые) превратятся в движущиеся изваяния. «Бог за Саддама Хусейна», – говорит Муса. Но Бог всяких тупиц защищать не спешит, он умных бережет.
25 января. Переделкино
Странный сон. Будто «Ночное застолье», пьесу, которую сейчас пишу, поставили в каком-то маленьком театре. Рауза тоже в ней играет. К концу первого действия зрители ушли, в зале никого не осталось. А на сцене шумят, смеются.
Я поднялся на сцену и посмотрел в зал. И понял: оказывается, играют-то, забыв раздвинуть занавес. Зрители-то зрелища и не видели. Не приговор ли это моей еще недописанной пьесе?
27 января. Переделкино
Сегодня ночью сверчки не пели. До этого ночами не умолкали. Оказывается, неблагоприятный (магнитный) день. Как же быть поэту, когда наступили неблагоприятные годы?
28 января. Переделкино
В восемь утра позвонила Рауза. Когда услышал ее голос, кольнуло в сердце.
Что бы ни случалось в этой долгой жизни, нет человека ближе и желанней ее.
Сильной и умной была всегда. Всяких слухов и сплетен обо мне не слушала. На доносчиков коршуном бросалась.
22 февраля. Переделкино
1946 год. Июль. Вернулся из госпиталя и свалился. Кровью харкаю. Чтобы демобилизоваться из армии, поехали с Раузой в Куйбышев. Сошли с поезда и направились в гостиницу. Дела мои плохи. Маленькая, тоненькая, как спичка, Рауза с большим чемоданом на плече идет впереди, я тащусь сзади. Хотя и тяжело болен, вид у меня, наверное, не слишком изможденный. Шагавшая навстречу пожилая женщина остановила меня и сказала:
— Стыд у тебя есть? А еще офицер!
Солнце только всходило…
23 февраля
Перебираю сохранившиеся газеты давних лет. Порою в них попадаются фотографии – довоенные, послевоенные. Девушки, парни – какие они красивые! Оказывается, только тогда человек красив, когда в своем мире, в своей вере живет.
Ради моды за кем-то не плетется – ни за Западом, ни за Востоком. На фотографии в красивой одежде снимались, своей не было, так у других брали. Ибо фото – это навсегда, и красивым нужно быть навсегда. На теперешних фотографиях молодежь старается сняться в возможно некрасивой одежде и возможно некрасивом виде (дескать, как можно естественней).
7 июля
В сентябре 89-го мы ездили на родину Равиля Бикбаева (Динис Буляков, кураист Юлай Гайнетдинов, Равиль и я). Гостили у сестры Бикбаева Зульхизы. Рано утром вышел во двор. Они усадьбу купили у немца, который уехал в Германию.
Открыл, любопытствуя, дверь сарая. Вдруг на меня набросилась собака и укусила левую ногу ниже колена в двух местах. Ее зовут Френд. Потом о нем Бикбаев написал стихотворение. Раны были неглубокие. Прошло два года, а шрамы чернеют до сих пор. Такие же звериные укусы людей оставляют шрамы на сердце, которые начинают ныть при плохом настроении. Собачий укус – ерунда.
10 июля
Наблюдаю птиц, захвативших вишневое дерево. Прыгают с ветки на ветку, о чем-то говорят, пересмеиваются, порою, заметив наше внимание, начинают важничать. Впрочем, пустое говорю. Им до нас и дела нет. Стараются, хозяйствуют, пищу себе добывают. Не надо только пугать их. Так и поэт. Он не хочет сознательно привлечь к себе внимание, вызвать восхищение своей особой. Он сам восторгается миром, радуется, огорчается, думает. Со стороны на себя не смотрит, собой не любуется, живет в своем мире, как эти птицы. Только не надо его пугать…
20 июля
В «Литературной газете» от 17.07.91 было заявление некоторых писателей, которые хотят созвать «Союз свободных писателей» вместо Союза писателей СССР.
Кто в том Союзе не был свободным? На меня никто никогда не давил из того Союза, ощущал только помощь и поддержку, теперь хотят, чтобы я пошел в загон «Союза свободных писателей». В «Литературной газете» мои друзья Р. Гамзатов, М. Дудин отвергают СП СССР, а ведь они с молодых лет больше других пользовались покровительством СП, издавали каждый год по 2–3 или более книг. Дудин с гордостью говорил, что его прямо на передовой приняли в члены Союза и вручили писательский билет. Чем же не угодил ему его Союз? А теперь он говорит, что давно против Союза писателей СССР. Постыдился бы, мой старый друг Михаил Александрович! Поженяна 2 можно понять, он и характером вздорный, драчливый, и Союзом не обласкан. Он подписал это заявление, не изменив себе. К тому же у него мания величия. Или я ничего не понимаю, или они все с ума посходили.
От десяти «свободных союзов» не зависит ни одна строка романа, не говоря уже о стихотворении. «Литгазета» организовала отклики на манифест «Союза свободных писателей», как прежде организовывали одобрительные отклики на изгнание из страны Солженицына, осуждение Пастернака, на разгром космополитов.
Знаем мы эти «отклики». Между прочим, среди инициаторов создания нового союза и «откликчиков» есть и те, кто страстно клеймил Солженицына в печати, одобрил его выселение. Господа! Вы поносите СП СССР, который вас вскормил.
Более или менее порядочный сын не будет обливать грязью мать, пусть та стала падшей женщиной. Пусть осуждают наш Союз люди, таившие на него обиды, или неудачники в литературе, которые обычно в своих бедах винят всех других.
28 июля
Из записей, сделанных во время поездки по Баймакскому району в 1958 году.
Когда выехали из Баймака в Токтогул, взяли в машину Батыра Валида с женой.
(Я в машине Загафуранова путешествовал по ЮжномуУралу.) В разговоре коснулся квартиры, которую я обещал выхлопотать ему: «Батыр-агай, я про свое обещание не забыл, жду удобного момента, ты уж потерпи, пожалуйста». Вот что ответил этот терпеливый, сдержанный человек: «Солнце тоже не может разом всю Землю осветить. «Обожди, – говорит Солнце оборотной стороне Земли, – завтра я освещу и тебя». Когда вера есть, можно и подождать», – сделал вывод агай. В его родном ауле Токтогуле пили чай. В доме Заки Ишмурата. Заки очень обрадовался нам.
Потом сидели под столетними вязами и слушали воспоминания Батыра Валида о его детских годах.
2 августа
Раньше авангардисты, формалисты, диссиденты были у партии и правительства как бельмо на глазу. Теперь правительство и общество совсем ослепли, даже того бельма на глазу не видно. Тогда же, хоть по-своему, они боролись за свободу искусства, свободу мысли и слова, при этом они что-то создавали, а теперь обрели свободу и потеряли себя, теперь они не существуют даже в качестве «бельма на глазу».
19 августа
Сообщение по радио. Обращение о чрезвычайном положении в стране. Оказывается, чуть раньше передавали о болезни Горбачева и возложении власти Президента на вице-президента Янаева. Слушаю – и жуть берет. Сказанное в обращении все верно. Действительно, положение в стране ужасное. Об этом сказано открыто. А жутко! Что будет? Весь день слушал радио. Толком ничего не понимаю.
Работает только один канал.
20 августа
Положение, кажется, усугубляется. Закрыты многие газеты. С первых же шагов приняты такие жесткие меры. По телевидению показывают Дом Советов РСФСР. Там баррикады. Стоят вой ска. Пока не действуют. Альфия в Москве. Тревожусь за нее, за всех детей, которые сейчас в Москве.
21 августа
Сообщили, что путч подавлен. Но тревога не улеглась. Они наломали дров.
Демократам дан повод, дано мощное оружие для наступления на центральную власть.
23 августа
КПСС объявили почти вне закона. КПР запрещена. Одни переступают законы (путчисты), другие карают их тоже без закона.
29 августа
Пятый день идет сессия Верховного Совета СССР. Это напоминает драку сыновей на руинах отцовского дома. Они не могли поделить отцовское наследие, оттого все разрушили, разгромили, чтобы никому ничего не досталось. Потом очнулись и начали повальную драку на обломках. Горбачев сидит как призрак, иногда что-то говорит, но внутри у него ничего нет. Сомневаюсь в его непричастности к этой заварухе, по крайней мере, он был осведомлен относительно событий первых трех дней. Неужели слеп и глух его аппарат осведомителей? У нас в Уфе нападают на Рахимова, обвиняя его за нейтральную позицию. Он путчистов не поддержал, не создавал комитетов, как в иных местах. Он глава республики, а не площадной оратор. Он поступил разумно, осмотрительно, когда в стране сплошная неясность, если не сказать больше. В 1937 году людей гоняли на площади, чтобы они одобряли казнь «врагов народа». Тогда люди слепо верили в такие приговоры. Теперь злоба и жажда мести будет гонять многих на площади, чтобы осудить, очернить, оболгать всех и всея, не угодных им. Пусть путчисты получают справедливую законную кару, наверное, они этого заслуживают. Но будет страшно, страна погибнет, если приговоры будут выноситься на площадях. Ход сессии в последние дни в этом отношении вызывает немалую тревогу. Боюсь разгула, который приведет общество к безысходному страху. Что будет с моим родным Башкортостаном, неужели его снова загонят в имперскую петлю? Эта петля его и не задушит, и не отпустит.
30 августа
Сегодня вернулись из Сайранова, от Наиля 3 . Аул повидал, на людей посмотрел и как-то немного успокоился. Хлеба наливаются. Картошка смотрится хорошей.
Трава на улицах еще зеленая. Детвора в играх, носится с криком. Двор Наиля полон птицы- живности. Петухи кричат. Значит, жизнь идет, время не остановилось. Наиль заставил меня нарушить обет. Говорит: «Это, абый, только чтобы подновить клятву».
* * *
В том же Сайранове одна старушка говорит: «Два года этот Верховный Совет смотрела, что даже телевизор износился».
8 сентября
Возможный случай. Утром, выходя из дома, у дверей нашел два пакета. В одном декларация конгресса мышей, которые обитают в лесу вокруг моего дома и часто пробираются к нам. Мы вынуждены ставить капканы и мышеловки. Иногда попадаются. Вот короткий текст декларации: «Мы, вкусившие сладкий вкус демократии, одержимые свободой мысли и поступков, опьяненные хаосом и беспределом, руководствуясь новым мышиным мышлением, мы, населяющие поселок «Юматово» и прилегающие к нему поля и леса, мы, серые мыши, заявляем о своей полной независимости от капканов, мышеловок, особенно от обывательских кошек и котов. Требуем в суточный срок уничтожить всех трудоспособных кошек и котов и все орудия насилия и пыток мышей. В противном случае объявляем: Первое – для предупреждения организуем грандиозный митинг с участием всех мышей, крыс и кротов, населяющих всю округу. Второе – за митингом последует всеобщая стачка. Третье – в случае неповиновения людей мышам обрушимся на вас и перегрызем все на свете, включая атомную бомбу. Прошло время людей.
Наступило время мышей. Мыши всех мастей! Вперед, на баррикады! Стачечный комитет мышей». Во втором конверте содержится личная угроза Ежа лично мне.
История такова. У меня на даче внутри участка есть муравейник. Давно перетащил его из леса в большом мешке. В первый год его довольно сильно разорил ёж. Я догадался об этом и редкой сеткой (вроде крыши) закрыл его. Так пристроил, что сетка сверху не задевает кучу и муравьям не мешает работать и жить, она только защищает. Вот угроза Ежа: «Шеф! Все годы застоя ты меня заставил мучиться из-за твоей зловредной сетки. Твое время прошло. Мое время пришло! Убери сетку и скажи своим гадким муравьям, чтобы они не разбегались. Я их слопаю.
Но не сразу. Не спеша. С наслаждением. Со злорадством за все годы лишений.
В случае отказа подумай о детях, внуках, правнуках. Кара упадет на них. Думай, шеф, думай. Орудие пытки у меня есть. Оно пока в секрете. Шевели мозгами, шеф!» Ёж-рэкетир. Вот и живем под таким дамокловым мечом.
12 октября
С мужем Ишмурзой, дочкой Ямилей (5 лет) пришла Амина Аралбаева. Экстрасенс. Ладная, стройная женщина. Раз глянешь – красивая, другой посмотришь – что-то колдовское. Речь плавная, завораживающая. Беседовала с Раузой. Пообедали. С Ишмурзой коньяку выпили, женщины рюмки и не коснулись. Амина измерила мое давление – 160–95.
— Сейчас снимем, – сказала она.
Минуты 3–4 делала перед моими глазами разные движения руками. Снова померили – 130–75. И сам почувствовал легкость. Сходил в баню. И там не утомился.
Ишмурза мне понравился. Дочка за три часа не обронила ни звука. На таких, как Амина, я смотрел как на шарлатанов. Она же, успокоив душу, оставила после себя какой-то свет. Понравились мне и ее жизненные принципы: жить своей жизнью, просто, как природа. К нарядам, кажется, равнодушна. Ей 35 лет. Родом из Учалинского района, деревни Уразово. Моего покойного друга Нажибека Хафизова односельчанка. И это тоже приблизило ее ко мне. В Сибае окончила медицинское училище.
25 октября
Писатели РСФСР разделились на два Союза. Каждая артель будет пахать и засевать свое поле, пожинать свой урожай. Все это – безумие. Есть общая нива литературы, куда нужно бросать семена добрые, вечные. Это, пожалуй, не две артели получается, а два стада баранов, ведомые властными и жестокими чабанами, под конвоем злых собак. Вскорости эти стада превратятся в стаи хищников и будут бросаться друг на друга со смертным боем. Из Москвы мне звонят и ма140 Дневники нят то в одно, то в другое стадо. Как же быть мне, если я не стадное животное, не стайный зверь. С одной стороны, теперь разглагольствуют о свободе личности, ее независимости от группового, партийного диктата, с другой стороны, каждого из нас хотят загнать в одну из многочисленных групп и группировок. Если ты не пойдешь туда, ты уже враг. Вот тебе и свобода! Если ты не пошел на митинг и не проорал там, то, значит, ты не отстаиваешь интересы народа. Мои «коллеги» в Уфе не раз предъявляли мне такое обвинение, порою в упор спрашивали: «Что ты сделал для народа?»
11 ноября
Со стороны мамы наши корни из земельных башкир, со стороны отца – из пришлых татар. Мамина мама, моя бабушка, слепая Хабира, рассказывала: «В давние времена у нас земли было много, больше того даже, что я знаю. Или продавали эти земли, или отдавали исполу, тем и жили. Потому у нашего рода к земледелию пристрастия нет. Легко жить любят. А теперь вот и земли нет, и сноровки в меру.
Вон твой Фатих-бабай (ее средний сын) болтается где-то среди русских, даже калитку починить не может, а Гали-бабай, охотник, мол, он из леса не выходит».
Мы бабушку за руку водили. Мне 10 было, когда она умерла.
14 ноября. Москва
Лишь та страна будет благоденствовать, где ушедших или уходящих из этого мира будут оплакивать, кем бы они ни были по званию и чину, а пришедших приветствовать, кем бы они потом ни стали. Пока мы разоряем могилы и проклинаем ушедших, мира и благополучия нам не видать.
* * *
В Москве один мой приятель – мастер на все руки – сделал сундук. Он получился хороший. А жена его заметила: «Вся Москва, вся страна – большой пустой сундук. Еще один пустой сундук! Зачем еще один маленький?»
21 ноября
Вчера ездил в Дюртюли хоронить Ханифа Фаизовича Валеева. За два дня до этого он погиб в автомобильной катастрофе. Его машина столкнулась с большой грузовой машиной. На похороны пришли около тысячи человек. Сильно плакали. Из Уфы приехали, из других мест. Когда бросали землю, одна женщина сказала: «Чистое золото зарывают…» Лицо у Ханифа пожелтело, так он изменился за двое суток! Эх, человек, человек, даже скошенная трава за два дня так не пожелтеет…
23 ноября
Мне тяжело. Невыносимо. Я остался под обломками своих общественных и нравственных идеалов. Выкарабкаюсь ли? Вчера сообщили о самоубийстве поэтессы, героя вой ны Юлии Друниной. Видимо, ее раздавили те же обломки.
24 ноября
Ямиля, девочка пяти лет, сообщила мне: «Мы с мамой были у тети-композитора. У нее старый рояль есть. Сам старый, а сам по-башкирски играет. Пятилетняя девочка, привыкшая, что по-башкирски играет только курай, сделала такое открытие. Хорошо бы и большие дяди и тети сделали такое же открытие, расширили бы свои интеллектуальные и эстетические горизонты.
1992 год, 8 января
Для душевного моего успокоения придумал повод и отправился в «Акбузат».
Расчет оказался верен, настроение поднялось – не столько от чая, сколько от приветливых лиц. «Акбузатовцы» как-то особо простодушны. Оттого, что работают в детском журнале, и сами просты и чисты душой. А вернее – оттого, что чисты душой, – они работают в этом журнале. Словно в этом туманном пасмурном времени вдруг вышел на светлую поляну. Работает там открытой души парень – Салават Каримов. Про Факию Тугузбаеву и Зарему Ахметьянову я уж не говорю.
27 января. Переделкино
Перечитываю свою начатую пьесу, а продолжить не могу. Прежде, бывало, уже к завершенному произведению хочется вернуться и написать продолжение. А тут читаю – и лишь сомнения. Кому оно нужно, это мое сочинение? Порою вздрагиваю, как человек, вспомнивший о какой-то своей потере. У меня же Родину отняли, чужакам продали, веру мою в грязь втоптали, все надежды погубили.
Вздрогнешь тут…
* * *
Долго говорили: «Родина больна». Но вот однажды в декабре в темном лесу, в Белоруссии, три славянских разбойника в одну ночь задушили ее – нашу больную Родину.
2 февраля
Приехал сюда Расул Гамзатов, будет жить целый месяц. Он за многие годы, возможно, впервые приехал в Дом творчества, потеряв возможность пребывания в высокопоставленных учреждениях здравоохранения. В нем я чувствовал двойное проявление себя в данный момент. Во-первых, некоторое чувство удивления, что он попал в чисто творческую среду. Во-вторых, его душа ликовала от ощущения свободы. Он здесь сам по себе. Он здесь просто поэт Расул Гамзатов. Рад был мне и Мусе. Я встретился с каким-то обновленным Расулом. Потеряв всякие государственные полномочия, он стал выше, свободнее.
4 февраля. Переделкино
С Расулом вместе гуляем, играем на бильярде. И все. А он намекает, что не пора ли нам отметить встречу так, как это мы умели раньше. У Мусы есть бутылка водки, но мы молчим об этом. В се-таки перед ужином пригласили Расула.
После ужина он повел нас в буфет, там продают дорогой французский коньяк (300 руб лей бутылка), я не нахожу удовольствия от очень дорогого питья. Такое не по мне. Расул, настояв, угостил нас. Говорю, никакого удовольствия. Кажется, еще и не настоящий французский, а подделка.
* * *
Смотрели «Время», ничего утешительного. К тому же Казань бурлит. Сварится ли в ней что-нибудь съедобное для народов Татарстана или будет одна пена?
Одной пеной сыт не будешь. Сегодня из Уфы звонил Марат Шарипов, предложил мне быть почетным Президентом общества тюркских народов. Он сказал прямо:
«Нам нужно знамя». Я тоже без обиняков ответил: «Я не та тряпка, из чего делают любое знамя, перекрашивают его в любой цвет. Я знаю – сначала общетюркское, потом антирусское». У меня, у моего народа нет причины поднимать антирусское знамя. Будь я Президентом такого движения, то за моей спиной от моего имени будет пороть всякую ересь, всякие кровавые идеи отпетая, оголтелая шваль. Когда об этом по телефону говорил с Ильгизом, он сказал: «Зря отказался». Он такой умный, но все еще находится в угаре общественных безумий и иллюзий. Когда второй раз говорил, он признался: «Я тебя понял, папа». (Жаль, «консервативных пап» понимают порою со слишком большим опозданием.)
5 февраля. Переделкино
Я слышал, что на улице Воровского русские писатели во главе с Юрием Бондаревым сожгли чучело Е. Евтушенко. Потрясающий подвиг! Демократы жгут Россию, русские писатели жгут чучела. Каждый делает что может.
11 февраля
Ох, тяжело продвигается это мое «Ночное застолье»! Потому что написанное не из сердца, из головы идет. Расул тоже одно стихотворение неделю писал. Жалуется, что не идет работа.
13 февраля
Сегодня кончился первый срок. Пьеса все же хорошо подвинулась. Даже концовку уже вижу. Раузу жалею. Бросаю ее и уезжаю. Впрочем, может, эти разлуки и не дают остыть теплу, которое в нас…
26 февраля
Расул написал стихотворение, посвященное Мусе. Хорошее стихотворение.
Втроем сделали русский подстрочник. Мои новые стихи «Бесплодные думы» Расулу понравились, перевел их на аварский. Затем слово в слово обратно пересказал по-русски. Не только суть стихотворения, сохранились и образы. Стихи, посвященные Мусе, разбирали втроем. Интересная лабораторная работа получилась.
Расул решил кое-какие места в оригинале изменить.
28 февраля
Лет семь-восемь назад мне часто хотелось уйти в какой- нибудь спокойный XVIII век. Дуралей! Тут в пещерный век сбежишь – не избавишься… На днях сюда, чтобы осмотреть Расула, приехала экстрасенс, знахарка. После Расула зашла ко мне. Миловидная обаятельная женщина. На нашу целительницу Амину Аралбаеву похожа – словно две капли воды. И возраста того же. Провела сеанс в полтора часа. Только рукой головы коснулась, сразу будто покой вернулся в душу, каждодневная суматоха отступила куда-то. Знахарка зажгла свечи и полчаса изгоняла из меня порчу. Стоит ей коснуться меня, и пламя свечи клонится и начинает трещать, а пока не касается – стоит прямо, горит спокойно. Погасив свечи, еще долго водила руками. Потом, растопив воск, показала мне (словно ворожея на дне кофейной чашки) образ человека, который наслал на меня проклятие.
Очень знакомый человек предстал перед моими глазами. «Почти у всех мужчин врагом, наславшим черную порчу, оказывается женщина, – сказала она. – А ваш заклятый враг, истязающий вашу душу, – мужчина». Затем она сделала цветной рисунок окружающей меня ауры. Больше – желтого цвета. «У вас самая высокая ступень духовности», – заметила она. Нашла, что здоровье мое в общем неплохое. Перед уходом сказала: «Когда я лечу людей, то отдаю много силы. Но очень редко сама беру их. Сегодня с утра неважно чувствовала себя, настроение было подавленное. А пока занималась вами, настроение поднялось, почувствовала себя лучше. Спасибо вам!» А тот желтый рисунок вокруг головы похож на ореол вокруг головы христианских святых.
* * *
Завершил «Ночное застолье». Поначалу я взялся писать пьесу о тупых, ограниченных людях. Но выяснилось, что думать за них, то есть по-ихнему, я не умею.
Пока писал, в моих героях начали обнаруживаться отнюдь не такие уж убогие души и даже человеческая привлекательность. А все равно пьеса как-то не по душе.
На дни, лишенные вдохновения, пришлась она.
29 февраля
Видел во сне Назара. Очень похудел, изможден, рябинки на лице стали глубже.
Флорида рядом с ним. Назар повернулся, хотел уйти, остановил его, протянул руку, не хочет брать. Потом взял. Флорида совсем отвернулась. Проснулся от жалости к обоим.
1 марта
Человеческая жизнь – словно сжатая пружина. Гении положенный им труд – и по количеству, и по качеству – завершают, пока эта пружина не ослабла. Тридцатилетнюю работу – за 10–15 лет, полувековую – за 20–25. А другие, вроде нас, растягивают пружину на 70–80 лет. И то не слишком продуктивно.
* * *
По приезде сюда Расул слегка «забаловал», что даже заболел. Муса поил его чаем, я крепко отругал. Сидит как-то у Мусы, пьет чай, жует пряник и бормочет себе под нос: «У вас, у башкир, по отношению ко мне политика кнута и пряника.
Мустай кнутом бьет, Муса пряником потчует».
6 марта. Переделкино
Видел сон. Меня должны хоронить. Но я еще не совсем умер. Должен отпевать меня русский поп. Он явился вдрызг пьяным. Я запротестовал: «Я не хочу, чтобы меня пьяный отпевал». Пришел старший поп и говорит: «Сегодня у меня трезвого попа нет. Он вообще-то хороший. Ты можешь до утра потерпеть? Тогда он отоспится и трезвым тебя будет отпевать». Я сказал, что себя я чувствую довольно бодро, непременно дотяну до утра. На том и договорились. Я остался лежать в ожидании утра. Сам думаю: «Я ведь пока не помер. Доумирать буду, наверное, уже под землей».
26 марта
Опять запоминающийся сон. Меня женят на какой-то царской дочке, идет что-то вроде свадьбы. Встают один за другим и родню невесты хвалят. Обо мне же ни слова. Не вытерпел Муса Гали, встал и сказал так: «Достопочтенные, ведь и жених-то не из последних, известный поэт. Вашу принцессу кто знает? А поэта все знают». А я одного боюсь: «Как же эта царская дочка белье мое будет стирать, готовить, обихаживать меня?» Ни душой, ни телом к ней не тянет.
2–3 апреля
Прошла конференция молодых писателей. После ее окончания группу из нескольких человек приняли в Союз. В тот же вечер в «Батыре» состоялось что-то вроде банкета. Было хорошо и весело. Оказывается, наши молодые писатели народ скромный и воспитанный, никто вперед не рвался, не шумел, пытаясь вызвать к себе всеобщее внимание. Конференция открылась 2 апреля. Проходила в большом зале университета. После Диниса 4 несколько слов молодежи сказал и я. Слушали хорошо. Третьего конференция завершилась, это заседание прошло в одной аудитории. Просили еще раз выступить меня, но я что хотел, сказал во вчерашнем выступлении. Дал рекомендацию в Союз поэтессе Танзиле Давлетбердиной. Сначала прочитал все, написанное ею. Талантливая. Однако хвалил сдержанно, потому что судить о будущем пока трудно. Но, кажется, поэзии не оставит. До этого прочитал рукопись готовой книги стихов Заремы Ахметьяновой. Вижу восход удивительного таланта. Читал с радостью и восхищением. Столько в сердце этой маленькой женщины страсти живет, сколько мощи, огня, веры, сожалений, сомнений – в общем, завораживающей силы. Творчество – вечная тайна. И каждый творец – тайна. Ее стихи и прежде не оставляли меня равнодушным. Но эта книга предстала как открытие.
12 мая
Встреча с офицерами внутренних войск из разных районов Урала. Какие растерянные они – защитники Отечества. Я выступил. Разговор был горький.
10 июля
Вернулся с дачи и, войдя в подъезд, узнал, что военный, который жил над нами, переезжает в другой город. Солдаты грузят его обстановку в грузовик.
Один из солдат остановил меня: «Можно взять у вас автограф?» Когда я согласился, все трое разом протянули мне блокноты. Оказывается, все трое здешние, из Башкортостана. «Заодно уж и несколько слов напишите», – сказал один.
Первому написал: «Желаю тебе много добра и еще немного денег», другому:
«Желаю тебе много удач в жизни и одну удачу в любви». У третьего спросил имя и просто пожелал в рифму: «Ахмет!. Курмє михнєт! Йєшє рєхєт!» 5 Ребята остались очень довольны.
10 октября
В семь утра позвонил Риф, муж Заремы. Вчера в одиннадцать вечера Зарема скончалась. В 9 часов пошли с Рифом в Совмин и взяли разрешение на место на Мусульманском кладбище. Погребение в понедельник. Разрешение дал Алексей Иванович Харлов. Потом поехали к Рифу домой. Открыли, показали лицо Заремы.
Осталась только тень.
18 октября
Вчера в Молодежном театре смотрел спектакль по пьесе Газима Шафикова о Бабиче. Шел с опаской. Газим ведь любит разоблачать. В этот раз он выбрал философское направление и добился большой удачи. Поэт выше любой власти.
Его тащат в разные стороны, душу его раздергивают. Но он гибели не боится, мужественно встречает ее. Спектакль поставил Олег Ханов. Хорошо поставил.
24 октября
Вчера в театре открылся сезон. Показывали «В ночь лунного затмения». Народу было очень много. И общее настроение было приподнятое. Исрафилов 6 попросил меня сказать перед спектаклем несколько слов. Я сказал, что наш театр – один из плодов Октября, напомнил, что в нашем духовном мире таких плодов много. Мы – дети истории, матери- Родины дети. Мать ребенка своего ласкает, временами наказывает. Бессовестные, бессердечные дети помнят только суровость матери, а дети совестливые, благодарные помнят ласку и заботу.
По-разному относилась к нам Мать- История, и Родина тоже не всегда ласкала.
Но останемся же благодарными ей. Не уподобимся тем неблагодарным детям, что швыряют в нее камни, не погрязнем в язычестве. Слова мои приняли дружной овацией.
25 октября
Сегодня с Раузой были в Русском театре. Смотрели «Дядю Ваню». Очень понравилось. Во время спектакля раза два сжал руку Раузы. «Хорошо, что она видит этот спектакль!» – подумал я. Когда мне хорошо, я радуюсь, если она рядом.
31 октября
Вспомнился один забавный случай. Год был, наверное, 55-й. По пути из Чишмов в Кляшево заехали в Кара- Якупово, в кумысную. Работала там Сания-апай.
— Кумыс есть? – спрашиваю.
— Нет кумыса, кончился, – отвечает она.
Спутником моим был Назар Наджми.
— Что, даже для земляка, близкого вашего соседа Мустая Карима нет кумыса? – спросил он.
— Оставь! Оставь! Пустое! Мустай Карим на наших глазах вырос, знаем его, и видели, и слышали! – затараторила апай. – Один приходит: «Я прокурор, давай кумыс», другой приходит: «Я судья, давай кумыс!», а теперь, значит, говорят: «Я Мустай Карим!» – и кумыса требуют! Да мы Мустая Карима еще с малых его лет…
Тут в кумысную зашел молодой парень и, протянув обе руки, поздоровался:
«Здравствуйте, Мустай-агай!» Сания-апай на миг опешила, потом набросилась на меня:
— Что, языка у тебя нет своего? Почему сразу не сказал? Стоишь, рот дерешь!
Языка лишился? А сам писатель ишшу!
После этого в каждую встречу наша дружба новыми цветами расцветала.
* * *
Еще одно воспоминание. В 51-м году поездом возвращаюсь из Москвы в Уфу.
Приехал на Казанский вокзал. Вещей было много, взял носильщика. Идем по перрону.
— В Уфу едешь, мусульманин, наверное? – говорит носильщик. Оказался мишарином.
— Мусульманин, – отвечаю.
Шагаем.
— Какой вагон?
— Международный. Вон тот, красный.
— Ай, маладис! Теперь и наши мусульмане в красном вагоне стали ездить.
А то всё евреи да русские.
Вещи донес, устроил. Стал я рассчитываться. В то время одно место 3 руб ля стоило (до хрущевской реформы, потом стало 30 копеек). У меня три места, положено 9 руб лей. Даю ему 15. Этот не берет. «15, брат, мне и неверный русский даст, давай 20». Дал. Выходит, если вещи несет «свой мусульманин», услуга сразу дорожает. Сейчас Башкортостан облепили турки. Посмотрим, какой тариф будет у «своих мусульман».
4 ноября
Ходили вдвоем с Мусой проведать Гузель, дочку Заремы. Гузель читала нам дневник мамы, написанный в 1988 году. В октябре того года она написала завещание. Там есть такие слова: «Миру оставляю двух детей. Риф, ты их не бросай.
Богатства у меня нет. Есть кольцо и серьги. Они достанутся Гузель. Как легко бедному человеку писать завещание…» Потрясающая фраза последняя. Слушали запись песен Заремы. Ее пение нас потрясло – невозможно было удержать слезы.
Рифа дома не было. Уехал в сад.
9 ноября
За месяц были два праздника и одни поминки. 10 октября – День Башкортостана. 11-го во Дворце нефтяников прошел мой творческий вечер под названием «Четыре времени любви». Его показали по телевидению. Зал был полон. Рафаэль Сафин со сцены так прочитал мои стихи «Поднялась к ночи буря…», что самого меня потряс… А 12-го хоронили Зарему.
* * *
Любовь – после первой – всегда ложь. Зиждется на лжи.
27 ноября
Вчера смотрели «Райса + Файзи» Асанбаева. Удивительно красивый, светлый, со смыслом спектакль. Чеховский свет, грустный чеховский свет играл на сцене.
Оказывается, зритель истосковался по такому произведению. И в зале, и в фойе чувствовался праздник. Если сказать одним словом: классика…
* * *
Тетрадь, которую изредка, но многие годы брал я в руки, заполнилась. Последняя запись оказалась о произведении Асанбаева, о волшебной силе искусства и его радостях. Даже рад, что так пришлось. Добрый знак.
Примечания:
1 Центральный дом литераторов.
2 Григорий Поженян – русский поэт.
3 Двоюродный племянник Мустая Карима.
4 Динис Буляков, председатель правления Союза писателей Башкортостана.
5 «Ахмет! Не знай бед. Живи радостно!»
6 Рифкат Исрафилов – главный режиссер Башкирского академического театра драмы.
Опубликовано в Бельские просторы №12, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!