ТОБОЛЬСКИЙ ОБРАЗ
…Пришед в Сибирскую землю… татарове же сего убояшася русских вой много пришествия, избегоша от града своего, иде же прежде сего быть в Сибири татарский их городок стольный усть Тобола и Иртыша иже именуемый Сибирь, оставиша его пуста. Рустии же вои придоша и седоша в нём и утвердивше град крепко, иде же бо ныне именуемый Богоспасаемый град Тоболеск.
(Из Есиповской летописи)
Много на Руси, а особенно в Сибири и на Дальнем Востоке, мест удивительных, овеянных легендами, напитанных древностию до какой-то сказочной недоступности, конечно кажущейся, но и справедливой, поскольку до каждого такого места надо дорасти и дотрудиться. И до поры живёшь без него, пока не одарит Божья воля силой, пока вдруг неумолимо не подойдёт решение, завораживая, маня, и не развернёт жизнь на несусветный какойто градус… И уже непонятно, как можно было существовать таким обездоленным, спокойно дышать, ходить, спать, пока далёкий город, река, урочище существуют где-то там таинственно и полно… Но без меня.
Зима. Сибирь. Дорога. Ночёвка в дальнобойном заезжем дворе на федеральной трассе. Раннее сине-чёрное утро. Свет фар на накатанном и сахарном снежном полотне, выезд на промороженный асфальт. Жар печки. Голос Василия Вялкова, музыканта из Турочака, который всегда с нами. Песня омича Владимира Ворожко «Лодочка»:
Ой попутным ветерко-о-ом
Тихо лодочка плывё-от,
А на лодочке казачок
Песню вольную поё-от…
……………………………………
На Чувашевом мысу-у-у
потерял свово дружка-а-а…
Тихо лодочка плывё-ёт,
Грустно льётся песенка-а…
Вялкова мы слушаем всё время, его музыка будто озвучивает то, что проплывает за окном, наполняет новым объединяющим смыслом.
На Чувашском мысу произошёл бой Ермака Тимофеевича с войском хана Кучума.
В Тобольске мы никогда не были. Тобольск с 1590 года стал разрядным городом и центром освоения Сибири. Как написано в справочниках, по преданию город был основан в праздник Святой Троицы недалеко от места, возле которого высадились воины Ермака во время знаменитой битвы на Чувашском мысу, решившей вопрос о присоединении Сибирского ханства к России. Первой городской постройкой стала Троицкая церковь, а мыс был назван Троицким.
Бывает, представляешь пространство, куда держишь путь, по рассказам, картинам да фотографиям, и оно в душе разрастается огромно и былинно, а на поверку оказывается будничнее, трезвее, тише и будто учит нас этой сирости, умению узреть глубину под неяркой оболочкой. И вот крепишь силой любви это серенькое, неброское, несёшь дальше в жизнь в его сирости, жалея и сострадая, и то умиляясь сам себе, а то и устыдившись умиления и запутавшись сам в себе, в своём мудрствовании.
И вот Тобольск… Сколь раз глядел в его сторону с востока, с гористой таёжной выси, с заенисейской дали, чуя его примерно и снисходительно, особо и не различая, не расплетая речных завязей и слияний… Зная, что да, есть заповедно-летописный город где-то там, в стороне от Транссиба, между Камнем-Уралом и Обью затерявшийся на извилистых речках, в болотистой кедровой плоскотине… И что живёт там Аркадий Григорьевич Елфимов, знаменитый издатель и собиратель Русского мира, хранитель города. К нему и лежала наша дорога.
Далеко на востоке остались Красноярск и Новосибирск…
Ночуем в деревне неподалёку от Ялуторовска. Наш путевождь Сергей Васильевич, приняв нас под свой надзор на тюменской земле, завёз на постой к своему старинному товарищу, пенсионеру и специалисту по берёзовым веникам, заготавливающему ежелетно их тысячу на продажу в Тюмень. Напарившись с ночи в бане, идя хрустким снежным двором в избу, гляжу на звёздное морозное небо, обещающее ясное утро. И переживаю, выстоит ли яснец, не замутит хмарью наш въезд в стольный град Тобольск.
Но не стал Господь пытать нас непогодой, тусклым взором слабеющих звёзд, серым налётом западного ветра, сеевом снега в ветровое стекло, мокрой черканиной дворников…
Ясно морозное утро. Подъезжаем и видим по-над яром дивный белый кремль. Освещённый косым зимним солнцем, налитой нежным варенцом крепнущих лучей, он стоял в морозце, будто медный, и впечатанный, как герб, в серебряную заиндевелую округу, ещё отходящую от ночи. Словно Господь Бог дарил образ раз и навсегда, пытая взор на крепость, а душу на выносливость, на ту же медность, печатность, способность додержать чеканку, не уронить силы и ясности.
«На Чувашевом мысу-у-у…»
Тобольск относительно небольшой (около ста тысяч населения) город, в котором эта некрупность только подчёркивает штучность, значимость. Плотность и концентрация прошлого здесь небывалая и какая-то ненатужная. Дух места явственен. Плотно и творожно-свежо глядят извёсткой белёные стены. Многие памятники восстановлены, но ещё множество нуждается в возрождении.
С Аркадием Елфимовым я был знаком заочно и телефонно и, конечно, много о нём слышал. Масштаб его заслуг перед Отечеством представлял, но тоже издали, обобщённо, что да, есть такой знаменитый издатель, радеющий о культурном наследии, выпускающий богато книги и руководящий «Фондом возрождения Тобольска». Но одно дело представлять, а другое – увидеть.
Аркадий каждым движением своей жизни, её воздухом, даже просто своим видом – созидает, продолжает образ старинного купца – собирателя Русской земли. Это касается всего: и его дома, где каждая картина, каждый завиток на письменном столе дышит обращением к истории, ходом жизни от прошлого к будущему и служит этому ходу сдержанно и собранно, как и сам хозяин. Вот он на одном из портретов – в бородке на этот раз, чуть задумчивый, далёкий какой-то, сумрачный, отрешённый и уходящий, уводящий и нас в сумрак времён, в старинную даль, где уже нет ни имени и ни личности, а лишь преемственность и память. Словно говорит этот обобщающе знакомый портрет: жизнь прошла, а созданное осталось. Вот в этой отрешённости и обобщённости, возможно, и есть загадка Елфимова, созидательный мир которого настолько говорящ сам по себе и настолько работает на многовековое, что давно уже отделился от своего автора, и тот существует близь него ненавязчивой тенью, его малой, естественной и сдержанной частью, давно не принадлежащей себе.
Аркадий Елфимов создал из своей судьбы поступок, который многократно перекрыл, перевесил личное, человечье, деловое, эгоистическое, и мы, с благодарностью глядя на изданные им книги или заложенный парк, чувствуем, что это лишь закрайки, надводные части того огромного и нематериального, что делает человека принадлежащим тайне истории уже при жизни.
Это то, с чем покидая дорогое такое место, ещё долго пытаешься осознать увиденное, услышанное и пережитое. Именно оно даёт небывалые силы на созидание и служение Отечеству, в котором мы ещё вчера казались себе такими бессильно одинокими.
Образ… Как ни пытаюсь обойтись без этого слова – не выходит. Один издатель сказал, глядя на дорогие и прихотливо оформленные фолианты, изданные Елфимовым, что, мол, я бы на эти деньги сотни тысяч дешёвых книг издал. Ну издал бы. И добавил свое суетное слово в брошюру времени, в нынешнюю литературную макулатуру, несметные деляческие тиражи на газетной бумаге, унижающие книгу по содержанию и внутреннему, и внешнему. Яркие снаружи и рыхлые внутри книжонки, жалкоодноразовые и бросаемые в придорожных уборных…
А Аркадий Елфимов вопреки всему возродил и терпеливо несёт образ книги как драгоценности, реликвии и свидетельства, чего-то именного, отмеченного клеймом личного, сокровенного и ответственного, как картина или оружейный ствол.
Конец февраля в Сибири. Зима, а мы сажаем дерево в парке у Аркадия Григорьевича. Здесь уже много деревьев, и одно из них посажено недавно ушедшим от нас Валентином Григорьевичем Распутиным. И настолько ещё зияет пустота от его ухода, что кажется, и наше дерево тоже связано с ним, тоже будет посажено в его память. Солнце. Кругом сияет снег. Просторная лунка для саженца. На срезе от лопаты грань, плоть земли – уже на удивление талая, искристая, влажная и живая. И готовая принять и вырастить, выкормить наше дерево памяти. И эта неожиданная готовность земли к поддержанию жизни, к умножению и продолжению – как урок и как требование, как напоминание, какое духовное богатство нам завещано и сколь неотвратима кара за нерадение.
Заканчивается наше пребывание в Тобольске. Темнеет и надвигается зимний и предвесенний вечер, бежит асфальт под белый капот и отгорает, удаляется город-символ, город-герб, навсегда отпечатавшись в душе и догорая там, дозревая и достывая.
Как часто недоглядываем настоящее, ещё недочеканенное, недостывшее, недодержанное оптикой дистанции. И всё ждём, пока затуманится, удалится, чтоб уже, держа на отлёте, взглянуть осмысленно на отступившее близкое, и маемся этой близостью, стыдясь в ней личной привязи. И всё любуемся прошлым, что с годами набирает притягательности, сквозь завесу лет выглядя всё затёртей и дороже, и этот тусклый и драгоценный блеск почти в прелесть уводит очарованные души.
В том и пожизненное чудо Тобольска, что неисповедимым образом прошлое происходит здесь сегодня и среди бела дня. И переходя в будущее, явью стоит пред очами, даруя настоящее.
Это и есть неделимость русского времени, слияние смыслов. Будто драгоценный нимб вечной России сей час сияет над святым и удивительном этим местом. На Чувашевом мысу.
КОЛЫВАНСКОЕ ПОЛЕ
(Очерк о писателе и просветителе Николае Александрове)
Наказание с этим разливом! В Колывани мне не дают почтовых лошадей; говорят, что по берегу Оби затопило луга, нельзя ехать. Задержали даже почту и ждут насчет её особого распоряжения.
Станционный писарь советует мне ехать на вольных в какой-то Вьюн, а оттуда в Красный Яр; из Красного Яра меня повезут вёрст 12 на лодке в Дуб ровино, и там уж мне дадут почтовых лошадей. Так и делаю: еду во Вьюн, потом в Красный Яр… Привозят меня к мужику Андрею, у которого есть лодка. – Есть лодка, есть! – говорит Андрей, мужик лет 50, худощавый, с русой бородкой. – Есть лодка! Рано утром она повезла в Дубровино заседателева писаря и скоро будет назад. Вы подождите и пока чайку покушайте.
А. П. Чехов. Письма из Сибири. Сахалин
За таким чайком мы уже как-то обсуждали смену транспортных русел по мере обживания нашими предками Сибири и Дальнего Востока. Тогда речь шла о старинном сибирском городе Енисейске, утерявшем значение с обустройством к югу нового Сибирского тракта, развитием Красноярска и прокладкой Транссиба. Теперь разговор о Колывани Новосибирской области, в районе которой старый Сибирский (он же Московский) тракт пересекал Обь и где была важнейшая переправа.
Открываю Историческую энциклопедию Сибири. Посёлок городского типа, Колывань «расположен на р. Чаус (приток Оби) в 51 км к северу от Новосибирска… Основан как Чаусский острог 29 июня 1713 томским дворянином Д. Лаврентьевым в 6 верстах от устья р. Чаус на месте д. Анисимовой. Острог был поставлен для обороны от набегов кочевников, но его стены ни разу не видели неприятеля и, несмотря на ремонт в 1750, вскоре пришли в негодность. Осн. занятиями жителей стали земледелие, скот-во и пушной промысел. Нередки были и раскопки окрестных курганов в поисках драгоценностей».
Стоящую в низине Колывань топило, да и проезжие по Московскому тракту купцы спрямляли дорогу поверху, поэтому в 50-х годах ХIХ века город перенесли на коренной берег. Пик развития Колывани приходится на конец ХIХ века. К этому времени появились кирпичные, кожевенные, маслобойные, мыловаренные, салотопные и свечносальные заводы. Местное купечество окончательно укрепилось, отстроило каменные особняки. В 1882 году был заложен и в 1887-м освящён храм в честь Александра Невского, небесного покровителя убиенного императора Александра Третьего. В 1992 году здесь был устроен Покровский епархиальный женский монастырь, названный также Александро-Невским. Кстати, именно Александр Третий подписал указ о строительстве Транссиба, столь важного для Сибири.
Была в Колывани и почтовая станция. Она находилась в здании, где сегодня располагается почтовое отделение, Революционный проспект, 40. Сейчас здесь висит мемориальная доска, сообщающая о том, что в мае 1890-го проездом на Сахалин в Колывани останавливался А. П. Чехов.
В конце девятнадцатого века вовсю строилась Транссибирская магистраль, пролегая примерно там, где шёл старый Московский тракт. Однако местность в районе Колывани слабо подходила для строительства моста через Обь. Прикосновение Чехова к Колывани имело литературное продолжение: изыскательскими работами руководил знаменитый инженер и писатель Н. Г. Гарин-Михайловский. Вот что пишет Историческая энциклопедия Сибири: Гарин-Михайловский «…и его зам. В. И. Роецкий обосновали преимущества перехода через Обь у с. Кривощеково, что сокращало протяж. трассы более чем на 100 верст, экономило 4 млн руб., но оставляло старин. купеч. города Томск и Колывань в стороне от Транссибирской магистрали. Несмотря на жалобы купцов и попытки подкупа ими должн. лиц, изыскателям удалось отстоять свой проект. Мост положил начало Новониколаевску (с 1926 – Новосибирск)».
На правом берегу Оби стихийно возникли посёлки мостостроителей и слились в один, названный в 1894 году в честь императора Александра III Александровским, а в 1898-м он был переименован в честь нового царя в Новониколаевский. Новониколаевск, переименованный же в 1926 году в Новосибирск, и станет столицей Сибири и самым большим городом к востоку от Урала. Вот она – судьба поселения. Была Колывань в трактовом ряду Тобольск – Томск – Енисейск – Иркутск – Верхнеудинск – Нерчинск! А теперь просто рабочий посёлок под Новосибирском.
В 1920 году Колывань сотрясло трагическими событиями, именуемыми «Сибирской Вандеей». Недовольство крестьянства, вызванное продразвёрсткой, привело к бунту против Советской власти. Восстание было подавлено.
В трактовую далёкую пору Колывань посетили кроме Чехова ещё Короленко, Радищев и Чернышевский. В начале ХХ века в Колыванском вышеначальном училище для мальчиков преподавал математику Александр Волков, автор «Волшебника Изумрудного города». Бывала здесь и Анастасия Цветаева. В колыванской школе училась певица Жанна Агузарова.
Несомненное явление колыванской жизни – ныне покойный Вячеслав Верёвочкин – бывший «зампотех» танковой бригады, «броневой мастер», создавший целый музей военной техники с действующими образцами. Режиссёры Н. Михалков и К. Шахназаров заказывали ему танки для съёмок. Верёвочкин жил в Малом Оёше, если так можно сказать, – пригороде Колывани.
Есть ещё другая, рудная, Колывань в алтайских предгорьях, где приказчики Акинфия Демидова в 1724 году нашли медь. Говорят, что новосибирскую Колывань назвали в честь той, алтайской. И что та Колывань названа по слову «колыва», означавшему заготовки руды. «Колывань – колыва, от слова колоть, калить. Колыва – это руда, приготовленная для плавки. Слова одного ряда: колоть – колесо – раскалённая – кол, – пишет мне в письме житель Колывани писатель Николай Александров и добавляет (видимо, рассмеявшись): – Николай, вот… Хотя вообще считается, что название это угро-финское. Таллин раньше назывался Колыванью.
Про историю обеих Колываней читай в Исторической энциклопедии Сибири».
Интересно всё-таки, кто эти энциклопедии задумывает, пишет? Где живёт? «Только, слышишь, автор, не вздумай сказать, что тоже в Колывани!» – предвижу возмущённый окрик читателя. Как раз вздумаю. Человек, с которого началась Историческая энциклопедия Сибири, действительно живёт в Колывани. Это тот самый Николай Александров, который рассказывал о «колыве» и который одновременно является руководителем Издательского дома «Историческое наследие Сибири».
На одном из совещаний в Институте истории СО РАН его директор, доктор исторических наук, член-корреспондент РАН В. А. Ламин предложил Николаю Александрову издать пять томов Советской Сибирской Энциклопедии (ССЭ). Замысел ССЭ зародился в среде краеведов в 1926 году, когда в Новосибирске сосредоточились значительные силы учёных-сибиреведов. Энциклопедия задумывалась как пятитомная, однако был подготовлен и шестой, дополнительный том. Но вышло всего три тома этого удивительного издания, материалы для которого писали такие академики, как В. А. Обручев, А. Е. Ферсман, С. В. Бахрушин. Редакцию постигла трагическая участь – она был репрессирована в конце тридцатых годов.
Александров предложил создать энциклопедию, которая охватила бы новейшее время, последние открытия, исследовательские работы историков и археологов и данные рассекреченных архивов. Ламин поддержал идею. В пользу новой энциклопедии говорило и то, что многие статьи в ССЭ имели вынужденно политизированный характер, и классовый этот подход также вызывал вопросы.
Свою позицию Александров изложил учёным, и было принято решение издать новую энциклопедию. Через семь лет Историческая энциклопедия Сибири вышла. Это научно-справочное издание с авторским коллективом, включающим около 400 специалистов, представляющих свыше 50 академических институтов и университетов от Москвы и Санкт-Петербурга до Владивостока.
Ламин, имея непререкаемый авторитет в научном мире, объединил усилия четырёх региональных институтов истории и сумел аккумулировать силы специалистов на всём пространстве России. Издательство Александрова создало образ энциклопедии, провело сбор фотоматериала, редактирование текстов и профинансировало проект.
С Александровым мы познакомились на заочном отделении Литературного института имени А. М. Горького, он учился на семинаре прозы М. П. Лобанова. В одном из рассказов Николай описывает случай из тех лет. Сам он рано шагнул в жизнь, и кем только не был: организатором свадеб, акробатом, гонял машины с Дальнего Востока. Бойкий, общительный, он сошёлся (или ему так показалось) с нашим любимым преподавателем древнерусской литературы Василием Васильевичем Калугиным. Настала пора экзамена. Николай выучил один, пятый, билет и пошёл на экзамен. Достался ему 27-й. Не моргнув глазом, он рассказал пятый, а когда Калугин уличил его в обмане, начал настойчиво клянчить тройку. Калугин негромко сказал: «Давайте зачётку» и поставил «отл.». «Что вы делаете?!» – воскликнул студент. «Ну вы же хотели оценку», – пожал плечами Калугин. Этот случай Николай Александрович запомнил на всю жизнь. Видно, каждый должен пройти что-то подобное, чтоб понять, где зло, где Добро.
Помните рассказ Виктора Петровича (фамилию специально не говорю) «Конь с розовой гривой»? Это о том же: как зло Добром одолевается.
Сибирский тракт. Дорога. Размышления. Бросок Красноярск – Колывань. Расстояние 840 километров. Семь утра. Возмущённый звонок Александрова в момент проезда мною поста ГАИ. «Ну ты где пропал?» – «Да пру, из города только выехал». – «Ладно, я в Новосибирск еду, тебя когда ждать?! Короче, я в издательстве пока».
Издательство «Историческое наследие Сибири», созданное Александровым, существует 15 лет, небольшое, и состоит из нескольких сотрудников и бухгалтера, хотя по договорам работало иногда и до 200 человек. Из детищ: десятки книг, среди которых историко-литературный фотоальбом «Новониколаевск – Новосибирск», пятитомная «История промышленности Новосибирска и области», в которой освещена история 92 промышленных предприятий. Серия «Русская книга», куда вошла книга С. Г. Кара-Мурзы «Евроремонт для России», написанная специально для издательства, его же книга «Манипуляции сознания» и единственное в Сибири издание современного русского поэта Николая Александровича Зиновьева из Краснодарского края.
«Дали титул “Меценат России” – смешно, какой я меценат, если я деньги на издания где с протянутой рукой, где с боем выбивал! – говорит Александров. – За 15 лет мы раздали книг в библиотеки России более чем на 10 миллионов, это только, что документально оформлено. У нас три губернаторские премии».
«Издательским делом сейчас мало кто занимается с позиции служения. Дело важнейшее, формирующее будущее. Сохранение исторической памяти и духовно-нравственных традиций.
Распутин о нас хорошо отзывался. Он нам писал очерк в книгу
“Магистраль” о Кругобайкальской железной дороге. Гонорар я ему выдавал в перерыве работы Всемирного Русского Народного Собора, за кулисами где-то. Достал деньги и расходник, он расписался. И очень обрадовался этим деньгам – сказал, что как раз сейчас острая нужда в них. Так обидно за него стало…»
«А “призвание”, “не призвание” – не знаю… делаю, что делаю… Ну да, я писатель, но никогда писательство не считал делом жизни или профессией. А издатель – это профессия и площадка для реализации взглядов. И писательство моё имеет практическое применение. Тоже история – вот жил человек: здесь споткнулся, здесь оступился, а здесь маленькая победа. И та же опасность фальсификации – перед собственной совестью. У меня о семье много написано – что такое муж, ну, в моём понимании, что жена.
И как-то женщина подошла: после вашей книги мы забрали заявление на развод. А я всего-то навсего рассказал, как бился за власть над женой.
Меня больше всего интересуют, ну, что ли… семейные узы в масштабе государства. Единое понимание Добра и зла. Сохранение традиции в этом понимании. Сейчас столько молодёжи, активной, пассионарной, но бесхозно брошенной. А мы стараемся их не потерять».
Это Александровское желание не потерять я испытывал на своей шкуре. Николай Александрович приобщал меня к работе с молодёжью: мы выступали в школах Колывани и однажды совершили десант в городок Карасук, где три дня работали по четыре пары в день в лицее и педколледже. Рассказывали о литературе, о Русском мире и о том, как важно знать свою малую родину.
Никогда душа не была так насыщена, так полна. Казалось, только так и можно жить.
Хорошо видны результаты работы архитектора или инженера: вот городище, вот мост. Или вот учитель: столько-то учеников выпустил. А работа таких, как Александров, требующая огромного подённого расхода энергии, она вроде как неучтённая, невещественная, да и повествование о ней вилами по воде писанное: рассказал, как кто-то рассказывал о чём-то правильном. Тем более, сработает ли рассказанное – ещё время покажет.
На въезде в Ачинск, в самом неудобном месте, ещё и с трамвайными путями, конечно же, раздаётся звонок:
– Ну чё, ты едешь? Чё так долго? Ясно… Ну, мне в Обалцы надо до обеда только.
– В какие Обольцы?
– В ОблЦИТ, глушня! Областной центр информационных технологий.
С этим центром связано новейшее детище Александрова, объединившее его общественную работу с литературной: программа духовно-нравственного воспитания «Мудрые дети». Когда-то в детстве в руки Коли попала «Книга для родителей» А. С. Макаренко: «Несмотря на острые и даже жестокие сюжеты, способные ранить детскую психику, я с книгой справился и понял, что Добра на земле значительно больше, чем зла, но зло катится с горки по пути наименьшего сопротивления, а Добро карабкается вверх.
Это побудило писать для молодёжи с осознанием того, что главный инструмент воспитания – это добрая воля молодого человека, который сам принимает решения и делает свободный выбор».
«Сейчас страшно размыты нравственные берега. Библиотека
“Мудрые дети” – это попытка возродить традицию семейного чтения. Это совместное обсуждение нравственных вопросов, на которые можно найти ответ только в диалоге поколений. Программа призвана, цитирую, породить семейное сотворчество в познании нравственного и поведенческого эталона гражданина и патриота России. И это попытка сгладить противоречие между школой и семьёй, которое очень часто сеет раздор в душе ребёнка».
Литературная основа «Мудрых детей» – короткие рассказы, после каждого из которых в разделе «Думаем вместе» помещены размышления на тему рассказа, а в разделе «В помощь учителям и родителям» – вопросы, рекомендуемые к обсуждению с детьми.
В разделе «самостоятельная работа» предлагается выяснить значение тех или иных слов и приводится список словарей.
За март – апрель 2017 года Александров провёл десятки семинаров во всех районах и многих городах Новосибирской области, охватив ещё и Кузбасс. Видеоконференции, конференции, встречи со школьниками, студентами и учителями. На этот год запланировано семь конференций по «Мудрым детям» в педагогических колледжах области. Педколледжи ввели в учебный план работу по методике «Мудрых детей» при подготовке учителей младших классов. Спецкурс по «Мудрым детям» в педагогическом университете начнётся с февраля 2018 года.
На «Мудрых детей» Александрова вывела его книга «Тайна счастливой жизни». Санкт-Петербургское издательство «Русская симфония» издавала книгу несколько раз, распространяла и через магазины, и через иконные лавки. С той поры Александров переработал «Тайну» и, как он выразился, «всю лобовую назидательность оттуда выкинул». Некоторые рассказы из переработанной «Тайны» вошли в «Мудрых детей», некоторые рассказы написаны заново. И теперь, по словам автора, «Мудрые дети» по-настоящему «русские и честные», и главное, в них «нет ортодоксальной религиозности, ортодоксального коммунизма и ортодоксального либерализма, а есть здравый смысл, любовь и нравственная свобода самостоятельного познания традиции».
Проезжаю Боготол и въезжаю в Кемеровскую область.
– Боготол?! – возмущённо кричит колыванский просветитель. – Ну, тянучка! Тебя когда ждать-то теперь? Я вот думаю курицу запечь в духовке! Пойдёт? Когда ставить-то? Что ещё сделать? Помидоры есть отличные.
Александров действительно держит кур, правда, несушек, да ещё и выращивает помидоры. Вообще он огородник и хозяин.
Лог около дома оформил как парковую зону и начал засаживать соснами. В 2003 году организовал в Колывани движение «Чистый город». Он же председатель Духовно-просветительского центра «Единство». Проводит мероприятие «Конкурс ораторов» среди учащихся школ.
Подвижничество не частое явление, и нередко бескорыстные усилия воспринимаются окружающими с удивлением – в лучшем случае на тебя смотрят как на дурака, а в худшем – ещё подозревают в каких-то корыстных устремлениях. Но после общения с такими людьми, как Александров, бескорыстное служение идеалу воспринимается как единственная норма.
– Ну что, курицу ставить?!
– Да погоди, я ещё Болотное только проезжаю.
В Болотном, в 120 километрах от Новосибирска, Николай родился. Естественно, написана и издана ещё и история Болотного. Но вот и Новосибирск остаётся по левую руку. Да Колывани 20 километров: «Ставь курицу!» Мелькает сосновый бор. Переезжаю мост через Оёш, вижу блеснувшие на закатном солнце купола монастырского собора. Вот и Малый Оёш. Интересно, помогли ли Михалков с Шахназаровым вдове «броневого мастера»? Обязательно надо написать о нём. Приезжаю к Николаю Александровичу. Садимся за стол, и хозяин без всякого вступления обрушивает на меня новости. Сколько провёл конференций, сколько получил писем и сколько часов ушло на убеждение чиновников в необходимости того или иного начинания. И самое главное: включение «Мудрых детей» в федеральный список Министерства образования идёт крайне трудно. Потом ставит видеозапись родительского собрания в Карасуцкой школе по программе «Мудрые дети». Потом вдруг идёт к книжному шкафу и достаёт книжечку:
– Смотри, вчера книги разбирал и что нашёл! Принёс кто-то… Девчонка тут, смотри, какие стихи писала. Какое-то литобъединение выпустило. Что скажешь?
Открываю – действительно, чудо, хотя в начале и несколько неумело. Но вдруг натыкаемся на замечательное стихотворение про то, как мальчик выпускает из клетки пойманных бродячих собак. Читаем вслух. Потом стихотворение про раненого в военном госпитале… Николай радуется: «Давай ей позвоним!» Звоним, благодарим за стихи. «Ей нужна поддержка». – «Ещё бы»! Говорим хорошие слова. Она смущённое что-то лепечет. Александров, сияя глазами, вешает трубку: «Она потом вспоминать будет! А нам ничего не стоит». Вскоре Николай говорит: «Слушай, она в библиотеке работает, давай завтра к ней заедем, пусть она тебе эту книжку подпишет! Всё равно в издательство ехать. Ну чё – я звоню ей?» Назавтра поехали в Новосибирск, в библиотеку, где работает девушка. Оказалась милой, худенькой. Очень смутилась.
Подписала книжку. Поговорили… Из библиотеки вышли с будто промытыми душами.
Пару дней спустя поделился радостью открытия с друзьями-поэтами. С прицелом напечатать девушку в журнале отправил стихотворение про собак. И тут же, как дубиной по голове, ответ: «Миша, я знаю это стихотворение. Игорь Шкляревский, “Собачник”».
Про госпиталь оказалось тоже известное стихотворение одного поэта-фронтовика, только с ампутированными первыми строфами. Позвонил в Колывань. Александров: «Не может быть!» Даю ссылки. Созваниваемся. Досадуем на свою темноту.
Молчим. Я: «Надо снять с неё это. Поезжай, поговори с ней». Николай задумчиво: «Не стоит её позорить. Зачем-то ей тогда надо было так поступить». И не позвонил. Снова начались будни, конференции, выступления…
История человека, история региона, история страны. И подопечное пространство, зона ответственности. У кого-то Енисейск, у кого-то Мариинск. А у кого-то Колывань с её историей и собственная история, изложенная в слове, обращённом к детям…
Жизнь, прожитая и пережитая между двумя уроками: экзаменом по древнерусской литературе у Василия Калугина и жизненной двойкой несмышлёной девчонки. Это и есть колыванское поле Николая Александрова.
Опубликовано в Складчина №1, 2018