Михаил Тарковский. ПОД ВОСТОЧНЫМ КРЫЛОМ ОРЛАНА…

Стихи из романа «Тойота Креста»

***
Там, где кедр с обломанной вершиной
Над седой стеной монастыря,
Где встаёт над мокрою машиной
Сизая осенняя заря,

Как в огромной выстывшей квартире,
Где по стенам солнечные швы,
Я живу в пустеющей Сибири
И люблю Марию из Москвы.

В головах Саянские отроги,
Енисей вливается в висок,
Руки, как огромные дороги,
Пролегли на запад и восток.

В каждой я держу по океану,
Не испить, не слить, не уронить,
Как же мне, разъятому орлану,
Самого с собой соединить?

Снег идёт задумчиво и косо,
Головы застыли на весах,
И бессонно крутятся колёса
В головах, машинах и часах.

***
На дороге сумрачно и сыро,
До Урала близко, и уже
Белый «Марк» работы Кунихиро
Не прижмёт плавник на вираже.

Стрелки лобового циферблата
Расчищают память, не щадя,
И мешают зарево заката
С пеленой холодного дождя.

Снова ночь над лесом и степями,
И под синим маревом светил
Кажется ненужными словами
Всё, что я тебе наговорил.

Леденеет крестик на решётке,
Свет восхода льётся в зеркала,
И считают вытертые щётки
Километры мокрого стекла.

***
Помнишь, Маша, снежные равнины,
Облаков тяжёлые гряды,
Лошадей заснеженные спины
И костры мятежной слободы?

Помнишь синеватые рассветы,
На окне морозные цветы,
Розвальни, телеги, лазареты,
Перевязки, свечи и кресты?

Помнишь, как ты плакала с причала,
Как ждала, безногого, с войны,
Как меня с тобою разлучала
Полоса взбесившейся волны?

Как ждала годами из острога,
Как крестила с берега в Крыму?
Как меня последняя дорога
Забирала в ночь на Колыму?

Помнишь суету у вертолёта?
Как белели пятнами снега,
И сверкали зеркалом болота,
И дрожала синяя тайга?

Как возили письма на оленях,
Строили дороги и мосты?
Как над океаном на коленях,
Я стоял, слепой от красоты?

Как прошли сквозь столькие разлуки?..
Что же между нами пролегло?
То ли деньги высушили руки,
То ли небу выбили стекло,

То ли ничего не происходит,
То ли одинокий человек
В своём сердце больше не находит
Отраженья гор, морей и рек,

То ли что-то главное забыто,
То ли тебе правда всё равно,
То ли мира спятившая бита
Выбивает слабое звено.

***
Снова выезжаю на дорогу,
Всё, как прежде, дали и снега,
Снова ночь. И снова внемлют Богу
Океаны, горы и тайга.

Под капотом тихо и бесстрастно
Пьёт мотор ночную синеву,
Звёзды светят холодно и ясно
Над землёй, которой я живу.

На душе старинная тревога…
И опять заправка, переезд,
Дробь колёс и дальняя дорога,
Как «Корона», «Креста» или крест.

Из «Распилыша»

1.
Здравствуй, ты, не берущая трубку,
Переполненная золой,
Ты оставишь на мне зарубку,
Истекающую смолой.
И крылатый вздымщик, десницу
Простирая с небесных верхов,
Поутру соберёт живицу
Освящённых тобой стихов.

2.
Не жалею, не жду, не мечтаю,
Только вижу в стотысячный раз,
Как опять подъезжаю к Алтаю
Сквозь песок перетруженных глаз.
Снова вёрсты бессонного бега,
Предрассветная сыпь огоньков,
И опять на стекле вместо снега
Подсыхающий гель мотыльков.
Полоса почти с Искитима
Всё неистовей дышит тобой.
Я и рад бы проехать мимо,
И пускай этот привод — твой,
Я лечу не к тебе. Я полночи
Слеп под фарами в дальней езде,
Чтоб добраться и вымочить очи
В млечно-синей катунской воде.
Чтоб объять эти воду и сушу,
Разделённое наше житьё,
Расстояния, рвущие душу,
И над ними молчанье твоё.
Снова дворники ходят мерно,
И колёса гудят в висках.
Барнаул. Никогда так неверно
Не лежал ещё руль в руках.

3.
Я стою у поста сиротски,
Теребя глухой телефон:
Не молчи, пропусти меня в Сростки,
Отзови путевой заслон!
Видишь, хвост растёт час от часу
Вереницей коптящих труб.
Улыбнись. Отвори мне трассу
Чуть заметным касанием губ.
Изумрудом замрут светофоры,
Влажный дым отойдёт от земли,
И Алтайские зрячие горы
Белым сном замаячат вдали.
И, внимая каждому такту
Свежестихших шагов твоих,
Я уеду по Чуйскому тракту
Не смыкать очей за двоих.
Будет день. И погибнут беси
Осужденья. И встанет в круг,
И вспоёт в едином замесе
Всё, что есть святого вокруг,
Всё, что светлого есть в этой шири,
Гор верхи и литые низа…
Нераздельное чувство Сибири
Льётся поровну в наши глаза.
И за счастье короткое это
Буду я целовать дотемна
Богоданную землю Пикета
И босые ступни Шукшина.

***
Больше нет ни юга, ни востока,
Только ветры стылые сквозят.
Маша, ты всё так же одинока,
Как и триста лет тому назад.

Ну чуть-чуть… Ну еду… Ну немного —
И споют под утро тормоза.
Почему ж так пристально дорога
Смотрит в запотелые глаза?

Что за непосильная забота
Сводит переезды и мосты?
Впереди огромные ворота,
И открыть их можешь только ты.

Ты открой, и стихнут ураганы
Над моей двуглавой головой,
И тогда охотские туманы
Встретятся с балтийской синевой.

И над этой слившейся пучиной
Я замру, ни с кем не говоря,
Словно кедр со сломанной вершиной
Над седой стеной монастыря.

***
Е. М. Барковцу

1.
Под восточным крылом орлана
На излёте последней строки
Ты стоял на краю Океана
И туманы поил с руки.

Ты стоял на краю. Стыли реки.
Замирал океанский накат,
Я прощался с тобой навеки,
Мой напарник, учитель и брат.

Только дрогнуло небо: трогай!
Ты остался на берегу.
Я уехал твоей дорогой
По щебёнке, желтевшей в снегу.

Облака расступились рвано…
Мне так трудно расстаться с тобой,
Будто я — на краю Океана
И грохочет в висках прибой.

Будто соль омывает ноги,
Будто Маша зовёт с крыльца…
Будто нет конца у дороги,
И у книги не будет конца.

2.
Был асфальт в снежной насечке,
Чья-то «креста» в коричневом льду,
Обжиг ветра, жара из печки
И «камаз» в солярном чаду.

Был ночлег, и была дорога
И морозные звёзды с утра,
И щиты отсекали строго:
Лондоко, Биракан, Архара.

Я летел в версте от Талдана
По гребёнке дроблёных скал,
Ты стоял на краю Океана
И две сотни страниц не спал.

Сколько вёрст под тенью крылатой!
Как умеешь ты им служить!
Мой братишка и мой соглядатай,
Постарайся меня пережить!

О тебе будут помнить дети
И участок Хабаровск — Чита,
И когда-нибудь в дальнем свете
Твоё имя сверкнёт с щита.

3.
О тебе говорили очи
Синих звёзд в седой высоте,
О тебе на исходе ночи
Прокричал Амазар Чите.

По тебе резина, лысея,
Шелестела сквозь ночь: «Прости…
От Амура до Енисея
Остаётся три дня пути».

Народится из сизых полос
Облаков, полыней и льдин…
И окликнет огромный голос:
«Почему ты приехал один?

Или чем-то тебя не уважил
Твой собрат по судьбе и рулю,
Или новых героев нажил,
Или я — тебя не люблю?

Или манят другие книжки,
Или Маня уходит к Гришке,
Или денег просит сума
Или лира сошла с ума?»

Я ответил: «А что мне лира,
Если это моя земля?
Я отдам все награды мира
За один поворот руля».

Вот Чита впереди как в чашке
И в шершавой пыли капот…
Я прижался к худой листвяшке.
Сделал вдох…
И включил поворот.

4.
Я вернулся к тебе с полдороги,
Когда понял, что я не смогу
Без твоей бесконечной дороги
По щебёнке, утопшей в снегу.

Рыжей пыли на снежной бровке
Вымерзающий варенец…
Даль хребта в серой штриховке.
И заезжки жданный дворец.

И опять не сомкнутся очи.
Тарахтит стоянка во мгле.
(В синей туши — остаток ночи.
Гарь под сопкой — в чернейшем угле).

В синеве пройду Магдагачи,
(Лиственничник — в карандаше…)
Лишь бы было светлей и богаче
На бескрайней твоей душе!

Снова сопки берут в объятья
И колёса бегут легко,
И кивают названья-братья
Архара, Биракан, Лондоко.

Вот Хабаровск с морозным чадом…
И в солярном чаду «камаз».
Слышишь, Жека, дождись, я рядом,
Не закончился наш рассказ

Под восточным крылом орлана…
Где горчей с каждым годом жить,
И дорогу до Океана
Извели, не успев проложить.

Перевалы, петли, уклоны,
Обжитые с таким трудом,
Где когда-то неслись перегоны,
В кузовах, оперённых льдом.

5.
Океан с дождевым зарядом
Слёг в туманное молоко.
Слышишь, Жека, дождись я рядом.
Это край. Ты стоишь высоко.

Это тихо проходит в жилы
Терпеливая наша земля,
Где цепями пилят могилы
И не глушат зимой дизеля.

Где в апреле снега как сварка,
И глотками морозных лет
Леденея, течёт солярка
В обжигающий пистолет.

Это что-то случилось с нами…
И теперь с каждым днём больней
Эта даль у тебя за плечами,
Ты расскажешь мне всё о Ней?

Как ей терпится, как не спится?
Как живётся впригляд и впотай,
Как тревожится, как лежится,
Так вот свесившись за Китай?

Как ей хочется быть любимой
И единственной, как в ответ
Лишь наката гул недробимый
Да планет сухой пересвет.

Ты стоишь на краю Океана,
И иначе не может быть.
За твоею спиною рана…
Кто-то должен её промыть.

Под огромным крылом орлана,
У восточной его головы,
Ты стоишь на краю Океана,
И вот-вот разойдутся швы.

И небес полотно сырое
Упадёт в страшный просвет…
Мне не надо другого героя
И да будет извечный свет

На границе седых туманов,
На базальтовом голыше,
На распятой меж океанов
Необъятной твоей душе.

6.
Под восточным крылом орлана
На камнях ледовый узор.
Ты стоишь на краю Океана,
Не кончается твой дозор.

Оживает в антеннах и тросах,
Ветерка океанский ток,
Вереницами фар раскосых
Просыпается Владивосток.

Слышишь, Жека, ещё так рано,
Что слышны голоса земли,
И видна голова орлана,
И двуглаво лежат рули

По бокам Енисея, Жека…
Знаешь, что страшнее петли,
Одиночество человека?
Одиночество русской земли!

И так страшно за эту землю —
Енисей, отпусти и прости,
Я опять на краю, и внемлю,
И опять в верховьях пути.

Золотишко зимнего солнышка
Обожгло островов края…
Сторона ты моя, сторонушка,
Спаси Господи, люди Твоя.

7.
Ты стоишь на краю Океана
И наверно сойдёшь с ума.
Над Хоккайдо полоска тумана
И полны гребешком трюма.

Всё вдали: и тайга, и кочкарник,
Сахалин превратился в нить,
Слышишь, Жека, я твой напарник,
Я вернулся тебя сменить.

Слышишь, дело не только в «кресте»,
И не в Маше, ты знаешь сам,
Божьей милостью быть на месте,
Вместо счастья досталось нам.

Как во сне выплывает навстречу
Главный остров моей земли…
Поезжай домой. Я отвечу —
И за «кресту», и за рули.

Будет пыль на фарах раскосых
И колёс дроботок сухой,
Скалы, мост, Селенга в торосах,
Черемшаный голец и Танхой,

Будут гор ребристые ноги,
И всё то, что ты мне рассказал:
Проколевшие были дороги
И открытый в небо финал.

Будет небо и край Океана,
Где отлитые на века
Белоплечим крылом орлана
Пролегли за край облака.

Опубликовано в День и ночь №5, 2018