Лена Берсон. НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮ, КАК ТАМ ОНА ЖИВЁТ

***

Белый день как для паспорта скошен,
Чем его в сентябре ни бели.
Видишь, Господи боли мой, кошку?
Не боли у неё, не боли.

Мне, конечно, хотелось бы знака,
Чтобы сразу поверить в него.
Видишь, Господи боли, собаку?
Не боли у неё ничего.

Мой не более чем чей угодно,
Мошки, мышки, собаки, кота,
Воздух льётся, как минимум, льготный.
Жизнь как максимум не прожита.

И пока ни покоя, ни воли,
Из веселья — тепло и тряпьё,
Видишь, Господи, женщину Олю,
(Иру, Лену), помилуй её.

По ошибке прими за кого-то,
Кто обманчиво прочен на вид.
Утром зябко, вставать неохота,
И квартира, как сердце, болит.

Где светили сума и тюрьма лишь,
Столько бьющей в лицо пустоты.
— Что ты прячешь, к себе прижимаешь,
Это что у тебя?
 — Это ты.

***

Ты знаешь, за мной придут — не то, что придут ко мне.
Конечно, сейчас июнь, но не убирай пальто.
Мы скоро привыкнем спать на маленькой глубине,
Касаясь друг друга так, чтоб сразу вскочить чуть что.

Сложи в чемодан костюм и что-нибудь из белья.
Они начеку, но мы не менее, чем они.
И карточку ту, где ты, ну знаешь, где ты и я,
На самое дно зарой, но бережно, не помни.

У нас, приходя забрать, всегда забирают нас.
Уводят из тёплой тьмы, вывинчивают из рук.
А помнишь, как мы с тобой, на крышу втащив матрас,
Увидели над собой не звёзды, а виадук?

У нас по ночам всегда, как ставни ни закрывай,
Услышишь, какой состав к какому пришёл пути.
Мы думали, это ад, но это бесправный рай,
Который нельзя сберечь и некуда унести.

А карточка, та, где ты, в цветы окунув висок,
Смеёшься со мной, пускай стоит на моём столе.
Где наша судьба глядит на запад и на восток,
Там третье её лицо во множественном числе.

***

Не представляю, как там она живёт.
Может быть, закрывается и ревёт,
Может, наоборот, у неё порядок:
Свет переходит в мартовское тепло,
Вот и стекло оконное припекло,
Снег обомлел и выпал к утру в осадок.

Не представляю, как там живёт она.
Спросишь: одна? Да вроде бы не одна.
Что происходит? Да ничего такого.
Фокусник, снявший голову, как чалму,
Я догадаюсь по не пойми чему:
Ну и прекрасно, лишь бы была здорова.

Режет ли лук, терзает ли телефон,
Ищет ли шарф в кармане (да вот же он),
Или, уже найдя, тормозит у двери.
Всё, что угодно — лишь бы она была,
Лишь бы, по крайней мере, она жила,
Лишь бы жила всегда, по бескрайней мере.

Мир наш подсвечен, Господи, кое-как:
Можно плечом удариться о косяк,
Можно упасть в окно, не почуяв ямы.
Кто её знает — даром не говорит.
Очень уж слабо, слабо она горит,
Но до чего безжалостно и упрямо.

Ноктюрн

Водка, хлеб, из майонеза смотрит рыба оком ржавым,
Плыть бы ей куда подальше, а она сыграла в банку.
Тощий Гиви из Тбилиси был похож на Окуджаву,
Тоже самых частных правил, вроде Канта наизнанку.

Он бежал в ботинках летних в дом, где спать ложились в девять,
В час, когда на Авлабаре поздний стол хозяйка правит.
А потом его скрутили и в ушко иголки вдели,
И заштопали траншею красной ниткой саперави.

Арфы нет — возьмите бубен, все там будем, ламца дрица,
Хочешь петь — умей вертеться, объяснили матюками.
Что годится для Тбилиси, для Сибири не годится,
Мы же ценим только тяжесть: руку, взгляд, работу, камень.

Птичка божья с песней божьей, расписной комок эмоций,
Здесь у нас не приживётся, даже самая крутая.
Здесь у каждого Сальери сложен в стол убитый Моцарт,
Потому что дилетанты никуда не долетают.

Мы похожи друг на друга уловимо, но не очень:
Кто на Лену, кто на Гиви, Як-Цидрак на Ципу-Дрипу.
Арфы нет — возьмите бубен или флейту-позвоночник.
Были б живы, то, пожалуй, и ноктюрн сыграть смогли бы.

***

Снег убираешь — он идёт.
Жизнь умираешь — жизнь идёт,
А ты глядишь, как идиот,
Вернувшийся из комы,
На город, пройденный вразброс,
Знакомый до и после слёз,
Звездец, какой знакомый.

Твой город был таким ручным,
Пока ты был послушным с ним.
А не пойти ль к Епанчиным
Пока они в отъезде?
В конце концов, не там, так здесь,
Ты точно знаешь — кто-то есть,
Не спрашивая, есть ли.

Ты мало можешь для своих,
Немного больше — для чужих,
Ты, как река, скрываешь их
Во льду своей подкорки.
Огнями схваченный Адвент,
Над шапкой, дрогнувшей в ответ,
Сияние подковкой.

Гомеопатия тепла:
То батарея потекла,
То нить в носках сгнила дотла,
Так долго их носили.
Рябина головой трясёт,
И тушь из глаз её течёт
Такой небесной сини.

Опубликовано в Этажи №4, 2021