КРЕПОСТЬ
В детстве снега было много-много.
В декабре мы вылепили крепость.
Рассудили: на крутой горе пусть
Высится — огромна, круглобока.
Каждый день мы думали с тревогой:
Как там крепость? Каждый день мы шли к ней.
И она от новогодних ливней
Весь апрель не делалась пологой.
Всё никак не выбраться в тот лес нам,
Всё не выбрать день, погоду, повод.
— И зачем? — подсказывает опыт.
Каждый занят нужным и полезным.
Главное, что снега стало мало.
Кажется, почти совсем не стало.
* * *
Памяти Н. К. Ващенко
Одиннадцать лет подряд мы виделись раз в неделю.
Ты ругала меня, а я усмехалась втайне
Дырке под мышкой, стоптанным тапкам, вытертому портфелю
С нотами тридцать шестого года издания.
Кто-то украл из класса Шопена и Мендельсона,
Может быть, просто — сдали в макулатуру,
А заодно и тебя попросили — надменно и отрешённо,
Сказали: свободна, нашли другую кандидатуру.
Ушла в рваных тапках последней своей дорогой.
И оттого, что больше ни одного урока
С тобой, такой смешной и такой одинокой,
Не будет, — становится жутко и одиноко.
* * *
Так вот зачем мне музыка дана:
Сказать вам то, чего бы не должна
Жена и дважды мать,
О чём преступно думать, но не петь,
Себе твердить: не повторится впредь,
И снова повторять.
Так вот зачем мне музыка дана:
Сказать, что жизнь — куда ни кинь — одна, —
Транжирь или жалей,
Что мы попали в мёртвую петлю,
И что я вас без памяти молю:
Смелей, смелей, смелей.
РОМАНС О РЯБИНЕ
Нынче я не ёлка, а рябина.
Терпкой страстью сердце налилось.
По тонам — от яшмы до рубина —
Можешь прочитать меня насквозь.
Обломай — янтарные на славу
Уродились ягоды любви.
Затеряйся в кроне кучерявой
И кору, как платье, разорви.
Жизнь вдруг стала красочной и длинной,
Словно каждый миг её — не зря,
Несмотря на вяжуще-рябинный
Привкус середины октября.
СТИХИ О РАХЬЕ
Рахья — небольшой посёлок под Санкт-Петербургом,
который с некоторых пор вдохновляет автора.
I. К ИРИНОВСКОМУ ДУБУ
Беззаботно на санках катались с горы.
Поднимались, дышали у старого дуба.
Был он грустным свидетелем нашей игры
И глядел, как в пенсне, через чёрные дупла.
Мы наверх не смотрели, вдыхали мороз,
Каждый — розовощёк, и азартен, и счастлив.
Думал дуб: «Сколько их по корням пронеслось,
А потом уходили и не возвращались».
Но один снял перчатку, погладил кору
И подумал в ответ: «Если я не приеду,
Ты чуть-чуть пошуми обо мне на ветру
И в другую ладонь передай эстафету».
II
Про то и пишу, что рядом:
Снимая туман болот
Слепящим фотоаппаратом,
Над соснами солнце встаёт.
Про то и пою, что мило:
По тёмной воде поплыть…
Какая же в мышцах сила!
Как хочется, хочется жить.
III
Чайки раскричались над карьерами —
Не угомонятся до зари.
От дорожной пыли буро-серыми
Стали даже лёгкие внутри.
Кровососы населяют просеки:
К вечеру свирепствует мошка,
Комары подтачивают носики,
Клещ грозит куснуть исподтишка.
Сторонясь нетрезвого водителя,
Оступаясь в яму на бегу,
Я так долго это ненавидела,
Что теперь отвыкнуть не могу.
IV
Есть на свете тропинка одна —
Зверобой да кипрей.
Вся осинником обагрена
Посреди сентябрей.
Погляди: это я на лыжне
Посреди февраля.
У норд-оста в колючей клешне
Голубая земля.
Вот я там же, вдыхая легко
Жёлтой вербы пургу,
В ожиданье — чего ли, кого —
Майским утром бегу.
И опять затяжные дожди
Крутят прежний сюжет.
А на месте меня, погляди,
Никого уже нет.
ОБРАЩЕНИЕ К ДУШЕ
Н. Рерих. «Весна в Кулу. Кришна»
Пусть тело пальцами озяблыми
Цепляется за ломкий край,
На флейте под цветущей яблоней
Играй.
Пусть разум мучится вопросами —
В тепле быть телу иль в петле,
Что делать многомудрой особи
На сей земле, —
Взмахни крылами ястребиными,
Ликуй, гляди во все глаза:
Вокруг вершины за вершинами —
И небеса.
* * *
Хоть в первый миг, хоть во второй,
Хоть тем последним днём
Пошла бы, бросив всё, с тобой,
Скажи мне ты: «Пойдём».
Мой ангел — пусть он без крыла, —
Мы с ним давно семья, —
Я и его бы предала,
Скажи мне ты: «Моя».
Не знаю, кто из них: то ль Бог,
То ль чёрт меня хранил,
То ль это и была любовь,
Но ты не говорил.
ИНОЕ
Где это доброе старое время?
Где это счастье теперь?
К. Р. 1886, Павловск
Ваши ступени, сады, перелески, —
Спутники грёз молодых, —
Всё обветшало. Цветные обрезки
Только остались от них.
Той мишурой мы шуршим по дорожкам,
Не замечая в упор
Солнца, спешащего Вашим окошком
В зал, где камин и ковёр,
Где Вы грустите за старым роялем,
Мучась весь век без вины.
Вздох озабочен и взор опечален
Нам в суете не видны.
Зря своего не тревожьте покоя:
Мы за себя постоим,
Будет нам счастье, да только иное.
Будет и время иным.
Опубликовано в Паровозъ №9, 2019