Эссе
В первые годы 17-го века были опубликованы вершинные и самые знаменитые произведения мировой литературы – «Дон Кихот» Сервантеса и «Гамлет» Шекспира. Различие персонажей лапидарно сформулировал Тургенев: «Гамлет от малейшей неудачи падает духом и жалуется; а Дон-Кихот, исколоченный галерными преступниками до невозможности пошевельнуться, нимало не сомневается в успехе своего предприятия». Впоследствии Виктор Шкловский заметил, что «Дон Кихот и герои Шекспира как бы выбиваются из своего времени, предупреждая будущее». Биографии обоих классиков содержат темные места, но в отличие от Шекспира, чье авторство и само существование время от времени подвергается сомнению, Мигель де Сервантес Сааведра (1547–1616) прожил бурную жизнь, зафиксированную в многочисленных исследованиях и биографических книгах.
Мигель де Сервантес Сааведра широко известен как величайший испанский писатель и один из выдающихся романистов. Принято считать, что Мигель де Сервантес родился около 29 сентября 1547 г. в испанском городе Алькала-де-Энарес. Он был вторым сыном медика-парикмахера Родриго де Сервантеса и его жены Леонор де Кортинас.
О профессии отца писателя читаем в открытой в сети книге Андрея Красноглазова «Сервантес» (М.: Мол. гвардия, 2003, глава СЕРВАНТЕСЫ. ПРЕДЫСТОРИЯ РОДА):
«Отец Мигеля в свое время чувствовал склонность к медицине. Однако прогрессирующая глухота не позволяла ему думать об этом всерьез. […] Дипломированным врачом он быть не мог. Но после сдачи несложного экзамена можно было практиковать в качестве протомедика, что-то вроде фельдшера. Полученная квалификация хотя и имела множество ограничений, но позволяла лечить людей и таким образом зарабатывать себе на хлеб.
В середине XVI века университет в Алькале-де-Энарес славился своими медиками. Родриго, имея на медицинском факультете хороших друзей, заполучил медицинскую лицензию. Он сдал экзамен и стал медиком-хирургом, как его именовали в различных документах».
В других источниках сказано, что Родриго де Сервантес был хирургом-парикмахером.
В биографии Мигеля Сервантеса в испаноязычной Википедии сообщается, что не только отец писателя, но и его мать могли быть новыми христианами – происходить из семей крещеных евреев.
Как пишет Энтони Каскарди в предисловии сборника «The Cambridge Companion to Cervantes by Anthony J. Cascardi (Editor). (Cambridge University Press, 2002, стр. 4): «Хотя семья могла иметь некоторые претензии на дворянство, они часто оказывались в финансовом затруднении. Более того, они почти наверняка были конверсо по происхождению, то есть происходили из евреев, обращенных в католицизм /преимущественно в XIV и XV веках/. В Испании дней Сервантеса это означало жить в атмосфере официальной подозрительности и социального недоверия, имея гораздо более ограниченные возможности, чем те, которыми пользовались члены касты «старых христиан».
https://assets.cambridge.org/97805216/63212/excerpt/9780521663212_excerpt.pdf
В 1569 году Мигель Сервантес был вынужден покинуть Испанию и переехал в Рим, где работал в доме кардинала. В 1570 г. он поступил на службу в пехотный полк испанского флота и был тяжело ранен в руку в битве при Лепанто 1571 г. Он служил солдатом до 1575 года, когда был захвачен берберийскими пиратами; после пяти лет в алжирском плену был выкуплен и вернулся в Мадрид.
Первый значительный роман «Галатея» был опубликован в 1585 г., но Мигель Сервантес продолжал работать агентом по закупкам, а затем сборщиком государственных налогов. Первая часть «Дон Кихота» вышла в 1605, вторая часть – в 1615 году. Среди других произведений Сервантеса – «Образцовые романы», поэма «Путешествие на Парнас», «Восемь пьес и восемь интермедий», «Труды Персилеса и Сигизмунды».
В более позднем возрасте Мигель Сервантес использовал имя дальнего родственника Сааведра, а не обычное Кортинас, в честь своей матери. Но историк Люс Лопес-Баральт утверждал, что оно происходит от слова «shaibedraa», что в арабском диалекте означает «однорукий» – его прозвище во время плена.
Достоверный портрет Сервантеса неизвестен. Тот, который чаще всего ассоциируется с автором «Дон Кихота», приписывается Хуану де Хауреги. Картина Эль Греко в Музее Прадо упоминается как возможно изображающая Сервантеса, но этому нет доказательств.
Портрет Луиса де Мадрасо из Национальной библиотеки Испании был написан в 1859 г. Изображение на испанских монетах евро основано на бюсте, созданном в 1905 году.
Со временем объемный текст Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», написанный как пародия на рыцарские романы, стал культурным архетипом, известным по многочисленным изображениям его главных героев, о чем размышляет Рэйчел Шмидт, автор статьи «Романтика Дон Кихота: пространственное новаторство и визуальная интерпретация в образах Жоанно, Доре и Домье»:
«Дон Кихот и Санчо Панса, эта контрастная пара /высокий, костлявый странствующий рыцарь и его кругленький, привязанный к земле оруженосец/, ковыляющая по какой-то безымянной дороге в Ла-Манче, отделились в западной популярной иконографии от романа Сервантеса “Дон Кихот”. […] Произошёл соответствующий интерпретационный сдвиг […] Дон Кихот, инструмент пародии Сервантеса на рыцарский роман, теперь существует как фигура народного романа. Его “несбыточная мечта” больше не высмеивает глупое потребление литературы, предназначенной для утоления ностальгических стремлений hidalguía (идальго), класса низшей знати, лишенного гражданских прав экономическим, социальным и экологическим кризисами, поразившими Испанию шестнадцатого века. Скорее, теперь это доказывает его сентиментальное благородство, обреченное на провал против непоколебимого статус-кво».
https://www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/02666286.1998.10443962
В ряду иллюстраторов Дон Кихота есть и Пабло Пикассо, в 1955 году условно изобразивший Рыцаря печального образа и его оруженосца на фоне маленьких ветряных мельниц. О чем упоминает Шкловский в размещенном в сети двухтомнике «Повести о прозе» в главе «Рождение нового романа», рассматривающей сюжет книги «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», характеры главных героев, формальные новации «Дон Кихота», его связь с рыцарским и плутовским романом:
«Дон Кихот» так написан, что он дошел до эпохи теории относительности. И несколько изменяя окраску эпохи – до Пикассо. Пикассо земляк Дон Кихота. Они бы друг с другом сговорились».
Название этого эссе взято из стихотворения Самуила Маршака «Дон Кихот», посвященного увлекательному детскому чтению романа:
…Нас ветер обдает испанской пылью,
Мы слышим, как со скрипом в вышине
Ворочаются мельничные крылья
Над рыцарем, сидящим на коне.
Что будет дальше, знаем по картинке:
Крылом дырявым мельница махнет,
И будет сбит в неравном поединке
В нее копье вонзивший Дон-Кихот.
Фразеологизм «сражаться с ветряными мельницами», восходящий к истории безумного Алонсо Кихано, именующего себя Дон Кихотом, принявшего мельницы за великанов и вступившего с ними в рыцарский поединок, – означает искать или ожидать справедливости там, где ее быть не может.
К нему примыкает и понятие «донкихотство», имеющее словарное значение: «Употр. как символ благородства и прекраснодушия, стремления приносить пользу людям во имя неосуществимых идеалов». Пример: «…не сражайтесь с мельницами, не бейтесь лбом о стены» (А.Чехов. «Иванов»).
О необходимости биться лбом о стены, поскольку человека обступает варварская, жестокая и бессмысленная действительность, пишет Хосе Ортега-и-Гассет, в трактате «Размышления о «Дон Кихоте» признававший, что не встречал еще книги, которая содержала бы в себе такое количество символизма, знаменующего смысл человеческой жизни:
«…ущербность всего благородного, ясного и возвышенного и составляет смысл поэтического реализма. Сервантес признает, что культура подразумевает все эти качества, но что все они – увы! – только фикция.
Обступая культуру со всех сторон, как таверна – фантастический балаган, простерлась варварская и жестокая, бессмысленная и немая реальность вещей. Печально, что она являет себя нам такой, – ничего не поделаешь, она реальна, она – здесь; недвусмысленно и чудовищно довлеет самой себе. Сила и единственное значение этой действительности – в её неустранимом присутствии. Культура – воспоминания и обещания, невозвратное прошлое и будущее мечты».
http://svr-lit.ru/svr-lit/ortega-i-gasset-don-kihot/realisticheskaya-poeziya.htm
Архетипичность Дон Кихота характеризуется в статье Е.С. Дружининой, опубликованной в 2012 г. в Ученых записках Таврического национального университета им. В.И. Вернадского:
«Дон Кихот как архетип несёт в себе комплекс следующих проблем: соотношение идеала и действительности, поиск пути преобразования общественной жизни, духовные приоритеты личности, нравственное самосовершенствование человека, свобода творческой мысли. Именно наличие архетипического в этом персонаже вывело его за рамки литературного произведения и превратило в культурный феномен».
Указанный в статье Рэйчел Шмидт интерпретационный сдвиг наблюдается не только в иконографии «Дон Кихота», но и в мировой литературе, ярким примером чему является рассказ аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса «Пьер Менар, автор “Дон Кихота”», впервые изданный в 1939 г. в литературном журнале Буэнос-Айреса и включённый в сборник «Сад расходящихся тропок».
В этом рассказе придуманный Борхесом литератор Пьер Менар, живший в 20-м веке на юге Франции, символист и поклонник Эдгара По, Бодлера и Рембо, берется за написание «Дон Кихота» по-французски, не изменяя ни одного слова, но стремясь, «оставшись Пьером Менаром, прийти к Дон Кихоту через мироощущение Пьера Менара».
Писатель и переводчик испанской литературы Павел Грушко отмечает, что Пьер Менар «своей ретроспективной интерпретацией воссоздает роман Сервантеса заново. Пьер Менар воплощает убеждение Борхеса (идентичное Полю Валери) в том, что произведение с момента появления на свет принадлежит бесчисленному сонму читателей, меняется из-за приращения смыслов со сменой читательских взглядов и вкусов и само по себе живо за счет бесчисленных связей с другими произведениями в беспредельном пространстве чтения».
Пьер Менар, как и сегодняшний читатель Сервантеса, воспринимает роман с позиций культурного опыта нашего времени, поэтому написанный слово в слово текст (Менар успел написать три главы «Дон Кихота») несет в себе новое содержание, обусловленное богатством современных интерпретаций, и это соотносится с положениями наук, связанных с истолкованием текстов.
Что отметила автор вступительной статьи в сборнике Борхеса «Проза разных лет» (М., 1984) литературовед-испанист и латино-американист Инна Тертерян:
«…осовременивание классики совершается очень часто, но, как правило, остаётся неосознанным. Невероятное и непосильное предприятие Пьера Менара делает его наглядным. Французский критик Морис Бланшо счёл “Пьера Менара” метафорой художественного перевода – верное, но слишком частное толкование. На деле подобное переосмысление происходит при анализе, при режиссёрских или иных интерпретациях, да и просто при чтении. В последние годы наука всерьёз взялась изучать исторически обусловленные сдвиги в понимании и восприятии произведений искусства. По существу, борхесовский рассказ метафорически предвосхищает быстрое развитие таких областей культурологического знания, как герменевтика (наука об истолковании текстов) или рецептивная эстетика».
О том же говорится в статье, где я рассказываю о лекциях Юрия Лотмана в Одесском университете 1985 г., приведенной в одном из моих эссе:
«Выполняя функцию коллективной культурной памяти, текст, с одной стороны, беспрерывно дополняется, а с другой, обладает способностью делать более актуальными одни аспекты включенной в него информации, в то время как другие аспекты поддаются временному или полному забвению. Этим объясняются различные трактовки великих произведений в разные эпохи, обогащение их новыми представлениями в каждый новый отрезок времени».
Жизнь продолжается, переосмысляя великий роман Сервантеса, в борьбе с ветряными мельницами.
Опубликовано в Литературный Иерусалим №33