Андрей Расторгуев. НЕ СНЕГОМ ЕДИНЫМ

Молодой поэт из Кузбасса Ирина Надирова ищет гармонию в сопротивлении мировому неустройству.

Сетевая рассыпуха все больше вытесняет из нашего чтения книги. Тем более поэтические, что выходят мизерным тиражом у авторов, не встроенных в издательско-торговую индустрию. Даже подлинные, которые все труднее отыскать в потоке графомании.
Вот и автор предисловия к первому сборнику молодого поэта Ирины Надировой «Снегоотточие», ее земляк и поэт постарше Алексей Гамзов спешит уверить: стихи настоящие. «…Главное они наполнены.
Редкий случай по нынешним временам… А если гдето и нескладно – так то не диссонанс дилетанта, а импровизация уверенного пользователя языка…»
Соглашаться с последним утверждением лично я бы не спешил. На фоне действительно уверенного владения силлаботоникой, которое Ирина проявляет во многих стихах, иные провалы неточных или просто слабых рифм выглядят досадной небрежностью.
Как и прозаизмы типа «Я могу использовать лишь ночь, // Чтоб тебе писать стихи без повода…»
Те же стилистические шероховатости, правда, усиливают впечатление подлинности. Ибо привносят ощущение реального молодежного разговора, что из-за того же недостатка чтения сегодня не в меру инфицирован канцеляритом. К счастью, от другой заразы – непечатной – осталось всего два матерка.
Однако не факт, что они выполняют высокую художественную задачу, потому избавиться можно было и от них.
А вот заразу третью – англицизмы – Надирова использует вполне к месту, целенаправленно насыщая ими один из текстов: «…В век соевый ты скоро станешь соей. // Просоленный кусок ты сала, сорри… // И до отрыжки, до отвала ешь – // Такой вот нынче хайп, такой вот треш. // Из обещаний строишь лабиринт. // Крути свой спиннер и читай свой гимн… // Нас палят, вырубают – ты не рад? // Молись, и жри, и тыкай в свой айпад…»
От высокой поэзии этот текст, конечно, далековат. Однако вполне демонстрирует как способность Ирины к формальным поискам, так и страстный напор, который отмечает и оправдывает в ее стихах Гамзов. Вот еще: «Время – мятежных! Прилежным гореть в аду… // Время – оскалить зубы и в бой рвануть…»
И все же страстный выплеск энергии и представление, что история начинается с них, – дело для молодых обычное. Как и боль от любовных неудач:
«Чем роднее с тобой – тем больнее разрыв. // Платой мне – затемнение в легких…»
Упоминание о легких, как и в нескольких иных строчках, выглядит совсем свежим. Много ли надо чуткому человеку, чтобы поэтически освоить нынешние ковидные перипетии? Но даже если почва появилась гораздо раньше – нехватка гармонии в жизни весьма ощущается на фоне любых перипетий.
Обретать эту гармонию в собственной душе, воплощать в стихах и через них передавать читателю, на мой взгляд, отнюдь не маловажная, если не главная способность поэта. И, судя по всему, эта способность у Ирины Надировой имеется.
Без всякого надрыва, например, автор вспоминает об Улан-Удэ:

..мириться сумеркам надо с тенью:
Листья под ноги падают в никуда.
Там Селенга втекает в другие вены,
Так же в другое время течет Уда…

Именно наедине с природой, ощущая и впитывая ее свободу, лирический герой чаще всего выравнивает свое дыхание:

…Как же в тайге красиво сегодня утро!
Вот где еще мир стар и ветхозаветен.
Не щебетанье птичье – я слышу уток…
Ветер, меня обнимает свободный ветер!..

Именно здесь, прямо говорит автор, ее «острая самоирония превращается в веру».
И страсти эта природа отнюдь не лишена – но иного качества:

Чистота и прохлада, и зелень прильнула к воде.
Загорелые бревна лежат и готовятся к сплаву.
И движенье реки, этой ряби – как долго глядеть
Я могу на замедленный ритм через неба оправу!
Как расчерчено небо – и облаку некуда пасть!
Вся гармония лета в масштабах вселенской купели.
Чистота и прохлада. Любовь? Нет, по-моему, страсть.
Сумасшедшая страсть – но не думай, не думай о теле…

Похоже, к этой природе героиня Ирины – да и она ли одна по жизни? – тянется инстинктивно: «…Бесконечно люблю свой студеный космос, // Ибо космос во мне расцветал в начале…»
В результате своя, пусть и тревожная, сопротивляющаяся гармония возникает в попытке передать видение и ощущение Кузбасса. Пускай поэтическая энергия и ослабевает в концовке:

Серые отвалы – черный уголь.
Лезь на террикон, смотри: луна!
И она сейчас идет на убыль –
И Кузбасс идет на убыль, на…
Кладбище растет. Растут коттеджи.
Место ссылки – это где-то здесь.
Но шахтер работает прилежно:
Жить тут можно – вопреки, вразрез..

Даже когда мировое неустройство проявляется и в природе, ее внутренняя соразмерность исчезает отнюдь не сразу. Как минимум до определенной грани:

…Березы в платьях – нежный, легкий ситец…
Учусь за все тебя благодарить.
Но небо плачет, небо-очевидец,
И об ушедшем времени кровит.
Работают законы гравитации,
Пока мой горизонт не запылен.
Две стрелки обнимаются в двенадцать
В начале и конце времен…

А неустройства в мире и в открытой ему душе, понятно, хватает. От него – стихотворный портрет бомжа, который (и снова – только ли он?) потерялся во времени. И детское воспоминание о бегстве из родного города во время первой войны за Нагорный Карабах. И ощущение, что «мое творчество – // Способность свой ад воскрешать. // Научите меня дышать…» И не вполне уверенная надежда на главного врача, не имеющего отношения к официальной медицине: «…Время – корвалол и водка. // Время, нас куда несет? // Собирайте нас по сводкам, // Если время не спасет…»
Явно не лекарством, но средством уменьшить боль для героини Надировой становится снег. Прибегая к неожиданной индустриально-бытовой параллели, она говорит о своем желании «запенить мир, чтоб всюду снег лежал». К той же субстанции обращается, пополняя бесчисленное множество вариантов поэтического представления отношений мужчины и женщины: «…Я жадно выпиваю этот снег. // Я в снег сама, наверно, превратилась… // Ты скажешь: – Моя девочка влюбилась. // А я тебе: – Мертвей меня здесь нет…» И в конце концов прямо заключает: «У Бога никогда не кончается снег. // У меня никогда не закончится любовь к снегу…»
Заглавие книги тоже добавляет в этот ряд свои оттенки и вариации. И все-таки не снегом единым.
Поскольку есть еще литература и сущностный вопрос, который занимает не только пишущих, но и просто мыслящих о времени, себе и вообще человеках: «Кто поймет, // Почему он стихи читает, псалмы поет? // Когда вроде и жить не хочешь, но надо жить…»
В «Снегоотточии» есть несколько вариантов ответа. Самыми сильными мне показались такие: «Бумага впитывает поэта…» и «…Вот и поэзия чувствует истинный голод. // Ты понимаешь, как время сквозь душу сквозит…»
Ну, и без Александра Сергеевича, конечно, никуда – вкупе с должной иронией по отношению к себе да и ко всей литературе в ее нынешнем состоянии:
«…Пускай мы эту чушь нескладно // То пишем, то вообще несем // Планшетно, кнопочно, айпадно – // Он наше все…»
Ирония не бездумно-кислотная, а в меру легкая, с глубиной понимания. Человек, уже прошедший первую часть пути своего поэтического и личностного становления, вполне имеет право на такую. Судя по «Снегоотточию», Ирина Надирова ее прошла.
Этот сборник показывает не только и не просто результат, но маршрут движения. И во время работы над собой наверняка, как это всегда бывает, собирал, делал цельным и самого автора. Собственно, для того в нынешнюю пору сетевой рассыпухи и нужна книга – в том числе ее читателям.

г. Екатеринбург

Опубликовано в Огни Кузбасса №3, 2021

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Расторгуев Андрей

Расторгуев Андрей Петрович (1964) – поэт, переводчик, публицист, член Союза писателей России. Автор ряда книг стихов, переводов и литературно-критических статей, многих публикаций в литературных журналах, участник нескольких антологий. Лауреат Государственной премии Республики Коми, премии имени Павла Бажова, Венедикта Станцева и ряда других литературных наград.

Регистрация
Сбросить пароль