ЯБЛОКИ
Белоснежкам, увы, не ставят
В камуфляже лесной глуши
В наше время гробов хрустальных –
Только шепчут: «Дыши! Дыши!..»
Поздно! Я наглоталась яда
И теперь обрела покой…
На поверхности – сотни яблок!
Дотянуться б до них рукой,
Приподняться со дна колодца,
Надкусить кисловатый шар!..
Электрически светит солнце
Сквозь мазут, и кипит душа!
Кожа яблок искрит пожаром:
Ей – не выгореть, не остыть…
Чьи-то контуры искажает
Плотно-черная гладь воды.
Руки тянутся мне навстречу
И рывком поднимают вверх.
По одежде стекает вечность,
Обнуляя финальный грех.
Ночь. Палата. И взгляд знакомый.
В голове – сумасшедший гул.
Принц спасает меня из комы
Поцелуями теплых губ.
Осторожно в худую руку
Он кладет ядовитый плод.
Сердце бьется. Еще три стука.
Три секунды. И Принц умрет.
БЕЛО-КРАСНОЕ
Лихорадит меня, сестрица!
Расцветает ромбами свет из витражных стекол,
Крадется по шее, по волосам, по ресницам.
Открываю глаза –
Потолок превращается в яркие небеса,
Падает вниз,
Искрится,
И холод проходит сквозь…
Попробуй-ка разморозь!
Только солнце январское
Холоднее январских вьюг.
Под карминный мой полог ныряешь,
Ласково опускаешь руку на грудь мою
И отдергиваешь ее –
Лед.
Нет! Я сильная! Я живая!
И пока кое-как встаю,
По стене дохожу до окна.
Открываю…
Милая, видишь –
К нашему терему лебеди прилетели?!
Птицы вплывают холодом в комнату,
Хлопают крыльями крепдешиновыми
И ложатся сугробами на ковер…
Ах, сестрица,
Держи меня!
Помнишь, как раньше за вышивкой пела я?
А теперь иглы не могу поднять…
Помоги нарядиться в белое –
Я, похоже, горю опять…
Осторожна будь!
Не касайся моей побледневшей кожи –
Обожжешься…
Пусть врезается месяц ножом под косу мою,
Пробиваются перья из ситца.
Кричу!
Люблю!
Ах, прощай, сестрица!
Спасаться поздно!
В окно и оземь!
Поднимаюсь!
Свечусь!
Лечу!
СИРИН
Я жила на его балконе между заполненных хламом ящиков.
Пела, читала рэп, сочиняла хардкоровые сказания и былины.
Часто смотрела в стекло, как в экран. А за ним не по-настоящему
Быстро мелькали титрами поезда,
И сороки на острых стальных хвостах
Мне приносили вести со дна городской долины.
Вечером он возвращался из универа в обнимку с папками.
Я сквозь рубашку когтями в кожу его впивалась, что было силы.
Мы целовались. До слез, до высот непознанных, до беспамятства.
Это была наша общая тайна-цель:
Я забывала, что он фольклорист, доцент,
Он забывал, что я сумасшедшая птица Сирин.
Но однажды он притащил студентку, больную сказками и легендами.
И она хохотала, как истеричка, увидев мое лицо и тугие косы.
А я ощущала себя абсолютно покинутой. Даже преданной.
Ночью пробила сетку на пластиковом окне.
Разве теперь он станет скучать по мне?..
Поезд. Взгляд машиниста. Стекло лобовое. Поздно.
ГЛАЗА ШАМАНКИ
Понимаете, скольких Флорид я коснулся?
Там зрачками пантер разгорались цветы…
А. Рембо
Выжигало песок нежной завистью солнце рыжее –
Он белел на глазах. Золотистость утратил пляж.
Море было спокойным. У моря стояла хижина.
Там кричала слепая шаманка. Звала меня.
Из-под крыши листвы раздавались раскаты бубные.
Я боялась входить, но ложилась к ногам легко.
Улыбалась шаманка. Любила меня, как будто бы?
По спине проводила печально больной рукой.
За волшебной заботой всегда наступали ужасы:
Оставалось свернуться комочком и не дышать.
Больше тысячи лет прожила у нее в прислужницах.
С болью в тело мое проползала ее душа…
Отражения пальм были в море зеленым пролиты.
Я покинула пляж под зловещие крики птиц
И во тьму побежала сквозь яркие джунгли Флориды,
А шаманка смотрела на мир из моих глазниц.
Оставалось секундами страстными насладиться ей –
Над кострами уже закружился пурпурный дым.
Значит, скоро появятся первые бледнолицые,
Чтоб… в ее ли? в моих ли?.. зрачках разглядеть цветы.
Опубликовано в Бельские просторы №12, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!