Алла Кречмер. ТЕНИ В ЗЕРКАЛАХ

Стихи Аллы Кречмер прекрасно передают состояние души поэта, тонко переживающего столкновение с окружающим миром. Импрессионистическая окрашенность этой поэзии дополняется глубокими метафорами и символами. В целом, стихи Аллы Кречмер характеризуются интимностью, эмоциональностью и глубокой философией, тут раскрываются разные аспекты человеческой жизни, а также – темы времени, прошлого, памяти и судьбы.

Юлия Шокол

ДЕНЬ УХОДЯЩИЙ

День не оставит уходящий
Палитры. Смолкнет звуков трель.
Перемещая свет слепящий
И темноты густой капель,

Он скроет лица и событья,
Он скроет даты и дела.
И невозможно оживить их,
Мелькнут лишь тени в зеркалах.

Нести нам тяжко год за годом
Беспамятности нашей грех.
И жизни сложена колода,
Уже побывшая в игре.

И снова задаю вопрос я,
Когда вечерний свет погас,
Быть может, я из дали звёздной
В наш мир пришла – не в первый раз?

ЛИЛИТ

Мир наш в своей основе
Райской предстал долиной.
Разве одной мы крови,
Если одной мы глины?

Где-то в глубинах месив
Спутались наши чувства
В водной и пыльной взвеси,
Только вот в сердце пусто.

Огненных лилий гамма.
Лавы текущей пламя.
Я ведь равна Адаму
Мыслями и делами.

Мне ли, с какой же стати
Сзади брести послушно,
Если Господь-Создатель
Поровну дал нам души?

Если в мою вложил он
Больше огня, чем надо?
Вот бы напрячь мне жилы,
Вырваться за ограду,

И на одно мгновенье
У мотылька взять крылья.
Стать для Адами тенью,
Звёздной блестящей пылью.

Стать для него желаньем,
Неутолённой страстью
Или воспоминаньем
О невозможном счастье.

ДЫХАНЬЕ МОРЯ

Вечер. Я брожу в тиши,
Слушаю дыханье моря.
Мокнут камни-голыши,
Ветер кружится над взгорьем.

С лёгким шорохом прибой
Принесёт успокоенье.
Упиваюсь тишиной,
Чувствуя волны биенье.

Он размерен, этот пульс –
Счёт секундами отмечен.
Неожиданная грусть
На закате канет в вечность.

Многое вообразил,
Я, как все, простой зевака.
А последний луч, скользит,
В толще вод, как будто шпага.

СТАНЕТ ЛИ

Станет ли вода в море солоней
От одной слезы – от слезы моей?
От горчайших дум оттого, что жаль
Прятать в глубине о тебе печаль.

Станут ли глаза зорче, чем всегда?
Разделяет нас тонкая черта.
Трудно разглядеть и шагнуть вперёд.
Дальше пустота, и никто не ждёт.

Станет ли ясней солнечный рассвет,
Если рядом ты, и разлуки нет?
И глаза в глаза, и щека к щеке;
Пишем о себе не в черновике.

Нити прошлых лет свяжет в узел жизнь –
Совпаденье дат праздников и тризн.
Понимаю я, что душа слепа,
И поводырём станет ей судьба.

ЯНТАРЬ

Задержи дыханье, задержи…
О зиме напомнит календарь.
Ты ещё одно мгновенье жив,
А могила лёд или янтарь.

Золотая терпкая смола,
Убаюкав, камнем упадёт.
Это всё же лучше, чем игла
В тело нежной бабочки войдёт.

В янтаре, кунсткамере веков,
Всё хранится миллионы лет –
Но не прорастёт пыльца с цветов,
Прошлых жизней чуть заметный след.

О грядущем знаем лишь одно:
Всё случится, как бывало встарь.
Ждёт ли нас сплошного тлена дно,
А, быть может, лёд или янтарь?

ЦВЕТОК НА КАМНЕ

Растёт цветок на камне,
И корни не видны.
Посажен не руками
На краешке стены.

Пробился к солнцу, к свету –
Да, так уж суждено…
Обманчивое лето,
Другое не дано.

Пробился, не ухожен,
Заботой не смущён,
Но поливает дождик
И листья, и бутон.

Под тёплыми лучами
Он распустился в срок,
Меж тесными камнями
Пробившийся цветок.

И, услаждая взгляды,
Он радуется сам.
А рядом автострада –
Гудки и голоса.

Бегут автомобили,
И плавится гудрон.
Засыпан серой пылью
Цветёт все лето он.

Но лепестки завянут,
Ведь осень так близка,
И грустно станет камню
Без этого цветка…

ЧЕМ ПАХНЕТ ФЕВРАЛЬ?

Чем пахнет февраль? Моросящей капелью
И тающей корочкой льда.
Прозрачностью воздуха, снежной метелью
И хрустом морозным холста.

Проталиной свежей, берёзовым соком,
Туманом густым на заре;
Пробившейся первой травой на пороге
И дымом печным во дворе.

Чем пахнет февраль? Пробудившейся вербой
И горечью веток ольхи.
Весну ожидаем в восторге безмерном,
И в сердце родятся стихи.

Чем пахнет февраль, если март на пороге?
Веснушками, солнцем, теплом.
Пока ещё слякотны наши дороги,
Но пахнет уютом наш дом.

О СТАРОМ КАФЕ

Закрыли любимое наше кафе,
И пусто в душе, и туман в голове –
Нет места для тихой беседы.
Меня тяготит вид немытых витрин,
Откроют какой-нибудь там магазин,
И выбросят прошлое в Лету.

И где нам приткнуться в убежище грёз?
На улице вьюга и сильный мороз.
Привыкнуть нам к новому надо.
А раньше наш столик стоял у окна,
Менялись в нём осень, зима и весна,
А летом царила прохлада.

Мерцала реклама цветною строкой,
Прохожие двигались мимо рекой,
Но грянули вдруг перемены.
Меняются моды, меняется власть;
Стоим на краю – как бы нам не пропасть,
А здесь согревали нас стены.

По швам развалился привычный нам строй,
На смену ему наступает другой –
Былое заброшено в бездну.
А здесь, как и десятилетья назад,
Чуть слышно кофейный трещал аппарат.
За стойкою старой, облезлой.

И вот опустел многолетний приют,
Его посетители мимо идут,
Другие места обживая.
В кармане пальто мы находим порой
Из прошлого сахар – пакетик простой,
Что в прошлые дни возвращает.

УГОЛЁК

Война. Германия. Концлагерь.
Ночь. Догорает фитилёк.
Художник на клочке бумаги
Расписывает уголёк.

Вот линия, вот штрих, а вместе
Вдруг появляется лицо –
Жених, подняв фату невесты,
Протягивает ей кольцо.

Так мало уголька осталось:
Невеста в белом? Как всегда.
Ну, а ему положен талес[1] И жизнь на долгие года.

А дым печей со мглой замешан,
Не даст забыть о злой судьбе.
«Ат мекудешет, мекудешет…»[2]–
«Навек ты мне, а я тебе…»

Блужданья в лабиринте мысли
Рисует точная рука.
Закончить – не достало жизни
И не хватило уголька.

БАБУШКИН СУНДУК

В преддверье первых зимних вьюг
Декабрьским днём темным-темно.
Откроем бабушкин сундук,
Завесив снежное окно.

Достанем праздничный наряд –
Расшитый бисером убор,
Где вышивки стежки скользят,
Сходясь в загадочный узор.

Вот веер старый, шаль с каймой,
Вот шляпка круглая с пером,
Гранатовых булавок рой
И блузка с бантом и шитьём.

Румынки – сбит слегка каблук,
Неношеные столько лет!
Как много тайн хранит сундук,
Неведомой нам жизни след.

Вот пачка писем, россыпь лент;
Флакон, что выдохся давно;
Судьбой оставленный момент
Той жизни, виданной в кино.

Чужие радость и печаль
Ушли, развеялись уже
Осталась шёлковая шаль
И пряный аромат саше.

ДОРОГА МОЛЧАНИЯ

Пан Корчак, Вы их можете оставить
Детей еврейских, никому не нужных.
Вы им никто, испуганной ораве,
Ведь это же всего лишь Ваша служба –

Дом для сирот еврейских. Ну, бывает.
Ну что Вам эти жалкие евреи?
Выходят в жизнь и тут же забывают
Вас эти Мойше, Хаимы и Леи.

Они идут четвёрками в колонне,
И, как всегда, Вы впереди, учитель.
Идёте к приготовленным вагонам,
И страшно всем, как жутко Вы молчите.

За шагом шаг – шуршит дорожный гравий.
Дорога в ад – об этом каждый знает.
Но почему же, вопреки уставу,
Честь отдают идущим полицаи?

И смотрят вверх, чтоб не прорвались слёзы,
Чтоб не проснулась совесть, и ночами
Не снилась непонятная угроза
Сурового недетского молчанья.

ФЕВРАЛЬ В ПЕТЕРБУРГЕ

Мой город, снегом занесённый,
Опять в плену февральской вьюги.
Дыханьем юноша влюблённый
Подруге согревает руки.

Ещё неделя, и с разбега
Ворвётся март неукротимый.
Пока же, кажется, навеки
С зимой сроднились нелюдимой.

Февраль затянет пояс туже,
Он копит на людей обиды.
Дрожат на улице от стужи
Атланты и Кариатиды.

Но лёд коньками разрисован
Здесь, на катке, напротив окон.
А снеговик, как грустный клоун,
Гуляет в сквере одиноко.

Снежинки, словно балерины,
В полёте кружат пируэты.
Холодный ветер дует в спину
Бредущего в тоске поэта.

Идёт от Невского к Дворцовой,
Там, где вразброд огни и тени.
И поиск рифмы пустяковой
Ему, как светопреставленье.

А в небесах снежинкам тесно,
Летят с дождём в густом тумане.
И снова Ангел странным жестом
Рукою машет на прощанье.

Напомнит нам, что мир не вечен,
И что душа сгорит, как факел.
Но как прекрасен в этот вечер
Сквозь снега пелену Исаакий.

ВЕНЕЦИЯ ОСЕНЬЮ

Дождь над Сан-Марко, и тучи идут стеной.
Мокрые голуби спрятались под навес.
Пусто на площади, только туман сырой
Облачной дымкой повсюду плывет окрест.

Морось такая – уходит весь мир на дно,
Город плывёт, будто новых времен ковчег.
Разве спастись нам с тобою не суждено?
Станет последним для всех двадцать первый век.

Снова молочная мгла разлилась вокруг.
Город исчез, растеряв все свои цвета,
Словно надвинул он из облаков клобук,
Только и слышно, что где-то шумит вода.

Дождь над Сан Марко. Вдали колокольный звон.
«Аве Мария» – невидимый хор запел.
Звуки шагов раздаются со всех сторон:
Кто-то покинул в ненастье земной предел.

Площадь пуста: нет туристов давно уже.
Поздняя осень вступила в свои права.
В сумерках тает последней любви сюжет,
Вот и забыты обетов былых слова.

В плотном тумане исчезли черты гондол,
Чьи силуэты мелькнули, как лёгкий штрих.
Где мой ковчег затерялся средь туч и волн?
К нам приплыла лишь флотилия птиц морских.

Вечер настал: загорелись огни витрин.
Стенды с открытками спрятаны от дождя.
Город спасли от бесцветности фонари.
Утром вернётся к нам он, от тоски щадя.

Опубликовано в Эмигрантская лира №1, 2023