К юбилею поэтессы Ирины Китовой
Тарас Шевченко в одном из своих лирических стихотворений так описал образ счастливой любви и долгой семейной жизни:
Не плач, не ярость, не стенанья –
Любви бессмертное дыханье
На тот свет тихий пронести.
Постижением «любви бессмертного дыхания» и исследованием разных ипостасей личного счастья на протяжении всего своего творческого пути занята моя любимая саратовская поэтесса Ирина Китова. Опытный читатель и знаток волжской литературы тут же поправит меня: не саратовская, а Базарно-Карабулакская, поскольку именно в посёлке Базарный Карабулак Саратовской области, уютно расположившемся в долине между поросшими величественным лесом хвойными лесами и живёт наша героиня. Соглашаясь с этим гипотетическим знатоком, я не только не поменяю своего определения, но даже и повышу его ещё на ступень – Ирина Китова, безусловно, одна из самых интересных российских поэтесс сегодняшнего дня.
1.
Я не зря начал эту статью с цитаты из классика. Ирина Сергеевна Китова получила свою сказочную, необычную фамилию, столь идущую человеку, пишущему стихи, в замужестве. А в девичества она носила фамилию великого Кобзаря – Шевченко. Её отец, Сергей Петрович Шевченко, кадровый военный, а ныне – пенсионер, хорошо известен в Базарном Карабулаке своей общественной деятельностью, а кроме того, и сам пишет стихи и хорошо рисует (как и его гениальный однофамилец). Но к теме семьи, столь важной для И. Китовой мы ещё вернёмся, а пока сделаем себе заметку на «родстве» с Тарасом Григорьевичем, пусть чисто умозрительную – по-моему, не попробовать писать стихи, родившись под такой фамилией, невозможно…
Как литературному редактору мне приходилось сталкиваться с разными типами эволюции поэтического таланта. Нередко начинающий автор очень медленно, поэтапно осваивает мастерство версификации, постепенно, кирпичик к кирпичику, складывает свои системы образов, учится применять метафоры, уходить от избитых рифм и ритмов. Ирина Китова относится к тем поэтам, которые, что называется, «выстреливают» сразу, уже в ранних стихотворениях демонстрируя моральную и стилистическую зрелость.
Её первая книга – «За окнами твои шаги», вышедшая из под пера ещё совсем юной поэтессы в 2008-м году уже была полновесным поэтическим циклом с единой концепцией лирического поиска, чётким, сформировавшимся образом главной героини, общей фабулой, строящейся на личных обретениях, потерях, снова обретениях – то есть на том, что мы называем поисками счастья. Меня поразило в ней отсутствие жеманства, обычно свойственное той молодой (да и не только) женской поэзии, основной вектор которой – интимно-любовный. Начинающая поэтесса говорила с читателем прямо, исповедально, открыто, не стесняясь порой собственного смятения, боли, отчаяния. Есть в этой книжке что-то от личного, сокровенного дневника, и в то же время – явная решимость делиться этим сокровенным со всеми, такое впечатляющее духовное самопожертвование, свойственное скорее авторам зрелым.
Впрочем, не такой уж Ирина Китова была в те годы и начинающей! Первые стихи цикла «За окнами твои шаги» датированы 1994-м годом, значит, к моменту издания книги Ирина Сергеевна имела уже более чем десятилетний поэтический стаж, что не мало. Но книга сыграла ту роль, какую вообще должна играть первая книга поэта – она стала партой первого поэтического класса, школой, которая дала многое понять И. Китовой о слоге и ритме, о рифме, о размере, об образе. Не смотря на обилие современных электронных публикаций, я не раз замечал благотворное влияние именно печатного слова на быстрый рост мастерства поэтов. А у Ирины эволюция заметна уже в первой книге, где хорошо видно, как она методом проб и ошибок идёт от простого к сложному, открывая для себя всё новые и новые горизонты.
Но даже и не в десятилетнем периоде до книги лежат корни будущего поэтического сознания Ирины Китовой – очень самобытного, во многом уникального. Где они? Да конечно же в детстве! Вот как она описывает сама себя:
Тонкий месяц с той девочкой дружит.
Помнят девочку свежие росы,
Как она, глядя в зеркало лужи,
Расплетала пшеничные косы,
Дивной бабочкой в травах порхала
И была невесомей, чем воздух
И задорные рифмы слагала
О себе, о деревьях, о звёздах…
(«Про девочку»)
«Задорные рифмы слагала». Задорными много позже станут рифмы детских стихов Ирины Китовой, о которых разговор ещё предстоит. А сейчас, во времена «За окнами твои шаги» она упорно и порой мучительно ищет свой, неповторимый голос. И находит! Пожалуй, уже в этой книге определилось её творческое кредо: негромкие, пастельные, созерцательные образы, минорные мелодии как правило не очень весёлых драматических сюжетов из личной жизни, живые, говорящие пейзажные и интерьерные локации:
О майском солнце, проливном дожде,
О поцелуях ветра, пчёл жужжании,
С чем так нелепо было расставанье,
Сирень мечтала в вазе на столе.
Ей в комнате увянуть суждено.
Над ней неистово кружили мухи,
И пауки, как дряхлые старухи
Всё ткали кружевное полотно.
(«Сирень»)
Или вот как «играет» пейзаж – живой, трепещущий, колоритный на концепцию стихотворения «Милый Мурзик, друг сердечный.»:
Белобокая сорока
Лихо пляшет на кустах,
И смородиновым соком
Лето брызжет на губах.
Не скупится солнце зноем
На деревни и поля,
На дитя в песке босое,
На тебя и на меня.
Как правило, юные поэты не умеют использовать пейзаж, интерьер, натюрморт или портрет как приём движения фабулы стихотворения. То есть у них либо «о птичках», либо – «о любви». Ирина Китова научилась этому очень быстро и применяла уже в ранних стихах повсеместно. Мало того, у неё здесь – свои открытия и уникальные синтезы жанров, удивительные в своей неожиданной эклектике! Выше я упоминал о теме семьи, столь важной для Ирины Сергеевны, вот сейчас мы на неё и свернём, неожиданно, в духе «китовской» поэтики – от пейзажа к… мемориальному стиху.
Неизбывная душевная боль Ирины и её родителей – ранняя трагическая гибель младшего брата Александра. Образ его будет появляться в её стихах не единожды, будто бы не оставляя свою любимую сестру, опекая её, даря вдохновением. И в первом таком стихотворении И. Китова для изображения духовной общности использует – да, да! – пейзаж, погоду, небо.
Поговорим о непогожем
Осеннем утре, где ты не был.
Ты дождь любил и свежесть неба,
И в этом были мы похожи.
Не совместные игры и увлечения, не отцовское воспитание и материнское ласка, не всё то, что обычно объединяет братьев и сестёр выходит здесь на первый план, а космическое, надмирное родство, единение душ, для которых общий не просто совместный быт и взросление, но – постижение Вселенной. Похожесть мировосприятий, это, безусловно, канал для разговора с ушедшими, высокая связь, неразрывная нить. И в следующем стихотворении памяти брата, помещенном в эту же, первую книжку, снова космическое, метафорическое, онтологическое: «С неба чёрного, как беда,/ Вдруг упала твоя звезда,/Над землёю оставив след – /Это памяти вечной свет».
Чувствовать не только внешний, обыденный трагизм безвозвратного ухода близкого человека, но связанный с ним разрыв времён, разрыв самой ткани бытия – это умение, присущее большим поэтам. Юная девушка, заявившая себя на этом трудном поле философских умозаключений, сама по себе кажется мне персонажем некоего глубокого психологического романа…
Этот же разрыв бытия присутствует в стихах Ирины Китовой, связанных с разлукой. Данное состояние человеческих душ (а для него их требуется как минимум две) – своеобразная доминанта и раннего творчества поэтессы, и современных её работ. И дело тут не только и не столько в биографических перипетиях, хотя они, конечно, всегда служат основным толчком к росту дерева метафор, связанных с разлукой, но, возможно, в большей степени в особом складе души поэтессы. Насколько мне удалось узнать её за время нашего знакомства и работы над последней на сегодняшней день книгой, Ирина – человек особенной, весьма прихотливой рефлексии. Она, подобно всем настоящим творческим людям, бесконечно вглядывается в себя, но вглядывается с многочисленными сомнениями. И это не психологические комплексы, а некая высшая требовательность, духовная строгость к чистоте собственной души. Слушатели и зрители на её выступлениях наверняка замечали удивительный, гипнотический взгляд поэтессы, читающей свои стихи – она не замыкается в себе и не выплёскивает душу, глаза её смотрят как бы и на зрителя, и внутрь собственной души одновременно. Эффект чувственной гармонии – вот как бы я назвал это.
Примерно то же – и в самих стихах. Разлука в них – и боль, и стресс, и тот самый разрыв сложившейся ткани бытия, конец. И всё же – начало чего-то нового, неведомого, обретение свободы, почти нежданной уже, и от того тем более необходимой:
И не одно с тех пор сменилось лето.
Потяжелел багаж мой за плечами.
И думая о том, что ждёшь ты где-то,
Я вспоминаю о тебе ночами.
Но чем быстрее ровная дорога
Уходит в высь, меняя мир мой сложный,
Тем дальше я от твоего порога
И тем раскаяние невозможней!
Однако перед тем, как потерять, надо обрести, чтобы разлучиться, надо сначала встретиться. Встреча у Ирины Китовой – тоже всегда метафора окончания процесса долгого, подчас мучительного поиска, да и сама по себе некий процесс, действо, мистерия. Показательно стихотворение «Тихо часики стучат», где вроде бы заурядная житейская история счастливого замужества чуть заметно диссонирует нотками грядущей тревоги… Те самые самосомнения, основа поэтики Китовой, тут проглядывают лишь чуть-чуть, еле уловимо, но они есть, они будто бы ждут своего часа и заглавная строка о тихо стучащих часиках обретает при внимательном прочтении характер какого-то предзнаменования:
И пусть, надеясь и грустя,
Порой о большем я мечтала,
Пять долгих зим тебя искала…
И обрела пять лет спустя.
«Порой о большем я мечтала…» Есть тут что-то и от людей, «желавших странного» Стругацких, и от «Снов о чём-то большем» Бориса Гребенщикова – вечное беспокойство творческой души, не помещающейся в бархатную шкатулку житейского счастья. Неустроенность и неприкаянность великих наших поэтов – прямое следствие таких «больших мечт», но если для поэта-мужчины неприкаянное бродяжничество само по себе часто – способ существования, то для поэтессы неизбежен конфликт между инстинктом дома, материнства, уюта и этой самой неприкаянностью. Может быть по данной причине представителей сильного пола в поэзии много больше?
Как бы то ни было, работает над словом Ирина Китова серьёзно, крепко, по-мужски. И уже в первой книжке, в финальном стихотворении выводит определённую формулу своего понимания этой работы, чтобы далее ей следовать:
… Слову цену особую знать,
Выбирать между «нет» и «да»,
Между тем, о чём можно сказать
И о чём не сказать никогда. [ ]
Чтоб не никла на грудь голова
От стыда, нужно нам понимать –
Каждый раз, называя слова,
Мы должны их уметь выбирать. («Слова»)
Вот такое резюме. Повторюсь – поэтесса была ещё совсем юна, и сидя в жюри молодёжных конкурсов мы с коллегами снисходительно внимаем обычно «розам – слёзам» её тогдашних ровесниц, а тут – «выбирать слова»! С любого профессионала, по-моему, слетит спесь, приди к нему такая отроковица с кипой стихов о сущности бытия… Слава Богу, Ирина Китова в те свои нежные годы в поэзию пришла и осталась в ней навсегда.
2.
Закончились переходные «нулевые» годы и новое десятилетие ознаменовалось для Ирины Сергеевны Китовой выходом новой книги, весьма необычной. Оговорюсь: были, конечно, у неё и журнальные публикации, и участие в конкурсах и фестивалях, но сейчас мы исследуем именно библиографию поэтессы, её книги в хронологической последовательности. Ведь именно книгу автор формирует сам, тут не мешает не политика и направленность журнала, ни главный редактор. Так вот: книга, увидевшая свет в 2012-м году, была задумана и скомпонована оригинально.
На обложке «Фиолетового солнца» (фиолетовый – любимый цвет поэтессы и циклически повторяющийся образ) – два имени. Ирина Китова и Сергей Шевченко – о нём я уже упоминал в начале статьи. Отец, один из важнейших людей в судьбе Ирины и в данном случае – соавтор, Сергей Петрович будто бы поддерживает дочь под руку на трудном пути второй в её жизни книги.
Почему трудном? Ведь с момента выхода «За окнами твои шаги» прошло четыре года, и столь талантливая и многообещающая поэтесса не могла не эволюционировать если не в профессионального литератора, то, как минимум в «продвинутого» любителя. Да потому, что если первая книга поэта – парта и школа, то вторая чаще всего – экзамен и выпускной. Первую книгу и публика, и старшие коллеги-поэты воспринимают, как правило, с некоторыми авансами: начинающему многое прощают, если искра таланта в пока несовершенных стихах даже хотя бы проглядывает. У Ирины не искра, а жаркое пламя большого дарования пылало в первой книге уже во всю, однако же задача по компоновке второй была от этого не менее трудной. Не повториться, не сбиться на перепевы и интерпретации уже сказанного, просто ощутимо расти и двигаться дальше в глазах читателя – это всегда не просто, а для автора, основной стезёй которого оставалась любовная лирика – и вовсе, на первый взгляд, непосильная задача.
Но Ирина Сергеевна успешно справилась. Кстати, соавторство отца в книге условно – стихи Сергея Шевченко даны небольшим блоком в конце, они, патриотические, исторические, юбилейные – добрые простые произведения доброго и щедрого человека стали своеобразным фундаментом беспокойным, мятущимся строфам дочери. Удивительный этот тандем сначала показался мне странным, но при внимательном и последовательном прочтении начинаешь понимать его закономерность и логичность.
Итак, «Фиолетовое солнце»… Из юности, из увлечения Серебряным веком принёс я стойкое убеждение: название стихотворения, а тем более – название цикла, книги – важнейший элемент их концепции, замысла, идеологии. Хорошее, дополняющее своим смыслом название – само по себе как-бы стихотворение. Вот посмотрите: Анна Ахматова – «Белая стая», Владислав Ходасевич – «Тяжёлая лира», Марина Цветаева – «Вечерний альбом», Александр Блок – «Нечаянная радость», Юргис Балтуршайтис – «Лилия и серп» и так далее… Гармоничные, сбалансированные словосочетания со своим внутренним ритмом. «Фиолетовое солнце» – из того же ряда. Тут и нарочитая, вызывающая экзотика, и необычная красота, и какое-то тревожное предчувствие, предзнаменование…
Цикл содержит внутренние разделы: «Под тусклым солнцем абажура», «В зеркальном отражении», «Напишу родник серебряный», «Души задумчивая осень», «Я жизнь слагаю рифмами», «Какое множество разлук в закатах осени таится». Дробление небольшой по объёму поэтической книжки на некие подциклы поначалу выглядит наивным и несколько надуманным. Но это ощущение быстро проходит при чтении. Действительно, деление это имело смысл, ведь в маленькой книжке – одинаково страстные, но разнонаправленные устремления души Ирины Китовой, делающие «Фиолетовое солнце» своеобразным миниатюрным собранием сочинений, или, если хотите, собранием откровений.
Открывают книгу несколько позитивных, жизнерадостных лирических тем – «Я покрашу стены в жёлтый цвет», «Утро», «Замужем». Радость устоявшей семейной жизни, материнства, налаженного быта пронизывают их, как лучики света в стихотворении «Утро»:
Всё настойчивей лучик света.
Он сыночка ресниц коснётся,
Глянет в глазки, что цвета лета…
Утро доброе, «моё солнце».
Но творчество Ирины Китовой не привлекло бы моего внимания с самых её первых шагов, если бы в стихах её не присутствовало что-то, что и определить-то словами порой непросто… В широком смысле это всё та же рефлексия, глубинные сомнения, тонкий баланс между позитивом и негативом. В мажорном вроде бы «Я покрашу стены в жёлтый цвет…» читаем:
И раскаянье коснулось век:
И моих, и всех кого простила…
Чтобы грусть, пришедшая навек,
Молодое сердце отпустила.
Не отпустит, Ирина Сергеевна, увы… Это ведь та самая некрасовская тоска русских поэтов, которой болеет и которой питается уже не одно их поколение. Пока, работая над своей второй книжкой, вы этого ещё не понимаете, но понимание и приятие этого обязательно придёт, в общем – уже приходит. Или вот не менее тёплое и уютное стихотворение «Замужем». Вроде бы всё хорошо – смирён «случайный душевный порыв», «приятные звонки», «сказки» и «завтраки»… Но внезапно в предпоследней строфе:
Может, звёзд не хватала с небес,
Но скажу, что счастливее многих.
Даже мой непоседливый бес
Был понятий приличных и строгих.
Поэтесса будто бы убеждает себя в чём-то, увещевает собственную душу. Но «понятий приличных и строгих» «непоседливый бес» существует, живёт где-то в этом плюшевом на вид семейном раю, и, возможно, ещё себя покажет…
Но творческое, поэтическое, поощряемое и понукаемое этим самым «непоседливым бесом» таланта может, оказывается, и сочетаться с простым человеческим счастьем. Есть у И. Китовой очень небольшое, некоей прямо-таки афористичной лаконичности стихотворение. Оно – именно об этом. О выборе между славой поэтессы и материнским счастьем, или об их слиянии. Судите сами:
Пишу читателям о личном
И хоть душою стих любим,
Так неподдельно прозаична –
Фамилия, не псевдоним.
Она ни улицей, ни садом
Не станет, ни звездой какой…
Мне больше ничего не надо,
Ведь назван ей ребёнок мой.
По поводу улицы, сада, звезды – ещё не вечер, Ирина Китова! Фамилия же ваша мне не кажется прозаичной (см. начало статьи) – на мой взгляд она удивительно идёт вашим стихам, отдавая шумом дальних морей и причудливых путешествий. А вот мысль о состоявшемся уже увековечивании её в метрике сына – важное и системное открытие. Чувствуется, что поэтесса обрела некий надёжный тыл – можно смело бросаться в пучину творческого поиска, если в кроватке просыпается сынок с твоей фамилией и глазами цвета лета…
Вообще весь первый раздел книги – «Под тусклым солнцем абажура» – он об этом, о семейном счастье и несчастье, о созерцании течения жизни из окна квартиры, в которой теч ёт своя (твоя!) жизнь, о том, как на фоне её преображаются чувства и мысли, бывшие иными тогда – в юности, до замужества, до материнства… В окно своей судьбы смотрит уже женщина, а не девушка, и дело не в социальном статусе, а в новом этапе развития её дарования, а значит – души. Об этом откровенно говорят стихи «Поздний звонок», «Уж за полночь… и тишина…», «Снежинка» и заглавное – «Под тусклым солнцем абажура». А трогательное «Лучик света» звучит неожиданной, почти юношеской декларацией откровенности чувств:
Луч во взгляде смеётся,
Стоит лишь приглядеться…
Лучше небо без солнца
Но улыбка – от сердца!
И понимаешь: нет, не исчезла в семейных заботах и драмах та девочка, что «дивной бабочкой в травах порхала»! Бескомпромиссность детского мировосприятия будет встречаться нам в стихах И. Китовой ещё и ещё раз, и это – стимул читать и читать её книги. И мы читаем дальше. Вот, на мой взгляд, очередная жемчужинка: стихотворение о юности, написанное из нового, взрослого времени, но такое свежее и яркое, будто создавалось «по горячим следам» юной влюблённости – «И до дома провожали…»:
Были: лирика и драма,
И свеченье фонарей.
Стерегла минуты мама,
Замирая у дверей…
В вазе белая гвоздика.
Первый луч тревожно ал.
«Кто же он?» – ты спросишь тихо,
– Тот, кто в губы целовал.
Думается, этот ракурс – взгляд и от юной дочери, и от матери одновременно – он как раз от возраста, от нового понимания жизни. Взрослеющий автор часто отмечен как раз этим: он начинает думать и чувствовать не только за одного лирического героя (автобиографического), но и за всех персонажей своего произведения.
Тут же, буквально на следующей странице – посвящение отцу. Это и снова тема семьи, уже упомянутая выше, и дань уважения своему соавтору по книге, но главное – зримое воплощение дочерней любви, очень трогательное и нежное. Вроде бы, простое праздничное посвящение ко дню рождения, прикладное стихотворение «к случаю», но какие в нём искренние, не надуманные, не вымученные слова для открытки, а настоящая эпистола – письмо в стихах: «Шар земной – всё, что есть у меня – /В этот ласковый день сентября,/ Эту осень и звёзд синеву/ Посвящаю тебе одному!»
А вот стихотворение-посвящение другому близкому человеку – «Подруге» полно тревоги, нежданного (видимо) отчуждения от выбора ею жизненного пути, весьма отличного от общепринятого:
Себя за прошлое ругая,
Живёшь, как с чистого листа
И чья-то тень в лице другая,
Другая вера, не в Христа.
Но автор не срывается в осуждение, которое было бы здесь хоть и не тактичным, но очевидным, не пытается даже докопаться до причин изменений во внешнем и духовном состоянии подруги, понимая, что этим ничего не изменит, а дружбу с большой долей вероятности разрушит. Должен заметить, что и в жизни Ирина Китова – человек подчёркнутого такта и уравновешенности, для которого этичность поступка должна быть кристальной, а иначе совершать его, по её мнению, и не следует. «Но ярлыки стараюсь не вешать, всё же, /Веря в людей хороших, во всё хорошее» – напишет она в одном стихе. Поэтому и «мораль» стихотворения о подруге предсказуема:
Ты знай, судить тебя на стану –
То право Бога, не моё –
И твой наряд тебе оставлю,
Он к тени на лице идёт.
Есть у меня ощущение, что весь комплекс стихов Ирины Китовой, созданный на сегодняшний день и продолжающий расти – это своего рода поэтический роман-эпопея с центральным образом протагонистки, стремящейся к счастью, обретающей его, теряющей, обретающей вновь… В этом романе много драматических, даже трагических глав. В книге «Фиолетовое солнце» трагические пассажи возникают будто бы ритмически, сменяя оптимистические так, как ночь сменяет день, а зима – лето. В стихотворении «Ещё один вечер слетел ниоткуда…» хорошо показано, как любовь и семейное счастье однажды начинает поглощать рутина:
Но жизни страницы потёрты, не новы,
Читаем с тобою их снова и снова,
И скучен сюжет, и забыта интрига,
И день преходящий – открытая книга […]
Следующий раздел книги – «В зеркальном отражении» объединяет философскую лирику Ирины Китовой извода 2012 года. Это ведь был год, располагавший к философским размышлениям, предвидениям, предсказаниям… На фоне проблем года нынешнего, отстоящего от «двадцать двенадцать» на десятилетие, страхи, замешанные на туманных предсказаниях майя кажутся глупыми и надуманными, но тогда психологический фон человечества был весьма специфическим и далеко не безмятежным… Вот и И. Китова преломляла личные проблемы через призму общемировой тревоги. «Со всех – и с недруга, и с друга – /Истребуется по долгам/ И всем воздастся по заслугам», – напишет она в одном из первых стихотворений раздела и тем задаст ему тон. Здесь тоже будут личные счастливые минуты и чёрные мгновения, но… в несколько ином, более глобальном антураже, в контексте раздумий о вечном и непреходящем. Например, в стихотворении «Когда ты говоришь, а я молчу…» Ирина Сергеевна очень последовательно и точно объясняет свою позицию по отношению к самоценности слова, обосновывая необходимость тесной связи речи и совести. И опять с уважением и даже некоторым восторгом уточню, что и в жизни поэтесса Ирина Китова – человек крайне внимательный к речи не только художественной, но и устной, умеющий не просто хорошо говорить, но и убедительно, многозначительно молчать. А потому:
Ты словом гонишь буйные ветра,
Забыв спросить у совести своей…
А мудрость – терпелива и щедра,
Поэтому он, всё ж, тебя сильней.
Он – слово каждое привык беречь,
Носитель скромный божьего луча.
Он стоит многих тех, поверь, кто с плеч
С холодным сердцем рубит сгоряча.
В этом же разделе впервые появляются у Ирины Китовой гражданские, или даже политические стихи. Надо сказать, что это, вероятно, был скорее эксперимент, проба, впоследствии в магистральном творчестве поэтессы не получивший значительно развития. Думается, дело в складе самого характера её, да и в свойствах таланта, для которого любой переход от бытийных, созерцательных размышлений к конкретной критике, осуждению или бичеванию почти противоестественен. В качестве исключения она будет иногда разрабатывать исторические темы, имеющие устоявшуюся морально-этическую трактовку (как правило – тему Великой Отечественной войны), темы же сегодняшние, злободневные, не прошедшие кристаллизацию времени ей скорее чужды. Но сейчас она пробует и эти темы на вкус, и на мой взгляд – не без успеха. Им посвящены стихи «Ода» оборотням в погонах», «Народное распалось братство…» (датированы 2009-м годом) и социальное «Про «Даму».
Но социальное, политическое, гражданское – для Ирины Китовой – сиюминутное, случайное отклонение от раз и навсегда выбранного курса. Поэтому в финале «философского» раздела – снова программные стихи. Прежде всего это заглавное для книги «Фиолетовое солнце». Вчитаемся в него внимательно:
Так приятны: лёгкий ветер,
Тёплая лазурь.
Я солгу, что нет ни смерти,
Ни магнитных бурь.
Ни разлук, ни душ раздетых,
Ни лихой беды…
Боли первые приметы
Глазу не видны.
Самообман – любимая игрушка человечества. Художники тешат себя обманом о величии собственного дарования, политики – о своей непогрешимости, полководцы – непобедимости, влюблённые – о непреходящей любви. Однако такое откровенное признание в нём, в самообмане, расцветающем под «фиолетовым солнцем» у меня вызывает уважение и в очередной раз – восхищение самобытностью таланта Ирины Китовой. А финал раздела «В зеркальном отражении» – короткое, в четыре строки, стихотворение – как раз об упомянутом уже годе выхода книги в 2012-м. И тут – удивительная эклектика, сочетание не сочетаемого:
В наш век греховный эгоизма
Земля уже горит в аду…
Я не теряю оптимизма,
Живя в двенадцатом году.
Апокалиптическое «горение в аду» соседствует с оптимизмом – почти безнадежно, но в свете содержания всего раздела, с его печальной, но всё же преимущественно жизнеутверждающей интонацией, это соседство выглядит естественным, даже – неизбежным.
Далее следует раздел «Напишу родник серебряный» – ода малой родине в нескольких её проявлениях. Ирина Сергеевна Китова родилась в городе Камышин Волгоградской области, а росла в Монголии, Латвии, Базарном Карабулаке – нормальная судьба дочери советского офицера. Вот и в «Роднике серебряном» – и волгоградские степи, и снежные зимы лесного Карабулака, и привольная Волга Саратова, где будущая поэтесса училась в вузе. Личный рефлексивный драматизм здесь исчезает, уступая место русскому пейзажу, светлой ностальгии, тёплому, уютному патриотизму человека, всеми корнями своими связанного с местом, которое сформировало его, вырастило, позволило развиться таланту. Ну, почти исчезает… Будто маленькие искорки, вспыхивают образы интимного среди природного, пейзажного, географического. Вот, в стихотворении «Когда я еду домой»:
…Лишь встретить ветра полёт
И Волги слышать прибой,
И знать что кто-нибудь ждёт,
Когда я еду домой.
«Кто-нибудь ждёт…».
Или вот в чувственно-сезонном «Дуй, ветер, дуй!», где страсть души сливается с энергией ветреного апреля, эмоциональный подъём весеннего освобождения вдруг переходит в минор:
В сердце зажглась
Светлая грусть.
Ветер, смеясь,
Освобожусь:
И с высоты –
В мутную гладь.
Стану, как ты,
В волнах рыдать.
Но в остальном, как я уже и сказал, этот раздел книги посвящён, так сказать, песням о родине. Причём и в буквальном смысле – он включает и «Песню о Карабулаке» где в трёх куплетах и припеве – признание в любви к земле, ставшей родной. Тут Ирина Китова показала себя и как композитор – музыка к песне также принадлежит её перу. Интересный факт из биографии поэтессы, на который намекает и название раздела «Напишу родник серебряный»: Ирина Сергеевна – автор стихов, размещённых на одном из самых посещаемых родников Базарно¬Карабулакского района Саратовской области. Прекрасный, и вопреки классику – рукотворный прижизненный памятник её дарованию!
Следующий раздел – «Души задумчивая осень» – снова замешана на пейзаже и образе лирической героини внутри него. В отличие от предыдущего, в нём нет уже столь чёткой географической локализации, это, скорее, осень-метафора, снова в большей степени декорация для личных переживаний. В заглавном стихотворении некто всесильный смог «вдруг осень в августе устроить», а далее автор и вовсе утверждает, «Что я сама – седая Осень». То есть осень здесь метафизическая и метафорическая, как и заявлено в заглавии – осень души. В первом стихе раздела встречаем такой финал: «Всё, что пока мне достаётся – / Любовь, так схожая с печалью». Осень – вообще важнейший элемент творчества для Ирины Китовой, неисчерпаемый источник вдохновения. В этом не было бы ничего уникального, ибо осенние мотивы – вообще неотрывная часть русской поэзии. Уникально у поэтессы взаимопроникновение личного в осеннее и наоборот…
Живу, за то благодаря,
Что ветер облаку не скучен,
Что в хмурый вечер ноября
Бог дал мне душу.
– пишет Ирина Сергеевна, намекая на свой день рождения на самом стыке осени и зимы. И это – уже следующий раздел книги «Фиолетовое солнце» – «Я жизнь слагаю рифмами».
Именно поэтам свойственно подчас задумываться о сущности творчества, его генезисе и психолингвистических аспектах. Да даже и о связи быта и стиха… Однажды, редактируя книгу одного саратовского литератора, разместившего раздел в духе «стихи о стихах» в самом начале будущего издания, я заметил ему, что это выглядит так, как если бы повар, автор поваренной книги, в первой её главе начал описывать свои творческие муки и проблемы на пути к вершинам кулинарного искусства.
Ирина Китова целомудренно спрятала подобный раздел в конце книги – как бы подразумевая, что прочтёт его только тот, кому это действительно интересно. Мне было очень интересно, поскольку тут она открывает перед читателем будто бы задник своего поэтического театра, пускает за кулисы души. Вот поглядите:
Собрать золотые дождинки
В сокрытый в душе узелочек
И с рифмой сойтись в поединке
На белом листе многоточий…
Пусть сердце разбитое плачет,
Коль любит так нежно, так страстно.
В прогнозе – дожди, это значит:
Я снова пишу о прекрасном.
(«В прогнозе – дожди, это значит…»)
Восхитительно стихотворение «Лето» где уже упоминавшееся выше «познание пейзажа» показано структурно, последовательно: «Я иду, смеюсь и каюсь, /В сердце рифмы расцвели/ И прислушаться стараюсь /К песням ласковой земли». Оно в высшей степени атмосферно, причём речь идёт об атмосфере творчества прежде всего.
Вроде бы весь раздел – о поиске и счастливом обретении вдохновения, но… но, как известно, «гений – парадоксов друг». Вот и Ирина Китова путём мучительных подчас размышлений приходит к парадоксальному выводу о проникновении таланта в ткань существования его носителя:
Есть такая в таланте сила…
Пред собою я виновата:
О страдании попросила –
Бог всевидящий отнял брата.
Всё тревожней пишу, красивей.
Всё больнее моя утрата…
Страшно, страшно произнести мне,
Что без счастья стихов не надо…
Ах, Ирина Сергеевна, разве ж мы это выбираем?.. Счастье и несчастье – равные стимулы для создания шедевров, к сожалению. А может быть, и к счастью, ведь вот вы сами об этом пишете в стихотворении «Поэт», тоже, я думаю, программном:
Любовь – одна – вместо солнца
И с музой прочная нить…
Тогда на пике эмоций
Поэт способен творить…
«На пике эмоций…» Именно! Хотя как раз в стихах И. Китовой «пик» земетен не всегда, партия её души в оркестре окружающих образов и сравнений всегда чуть тише, всегда под сурдину. Врождённая скромность и застенчивость чувств у неё удивительным образом сочетается с той откровенностью, о которой я уже упоминал выше. Это – ещё одно волшебное свойство нашей Базарно-Карабулакской поэтической звёздочки…
А в финале раздела «стихов о стихах» – конечно, о вдохновении. Маленькое, в строфу, одноимённое стихотворение так его определяет:
Горю, рифмую мысль,
Рыдаю и клеймлю…
Я сова вижу смысл
Жить телу моему.
Не самое оригинальное откровение – творчество как способ существования. Но то, как оно подано – ясно, лаконично, однозначно – говорит о важности именно этого пути для Ирины Китовой. Раздел написан не напрасно.
А мы, читатели книги «Фиолетовое солнце» опять возвращаемся к… осени! Последний раздел книги называется «Какое множество разлук в закатах осени таится». И это снова – не календарная, а духовная осень, архитектор разлук… Почему поэтесса снова и снова к ней приходит, неужели дело только в личных неурядицах и переживаниях? Думаю, нет.
Как увядающее мило! Какая прелесть в нем для нас, Когда, что так цвело и жило, Теперь, так немощно и хило, В последний улыбнется раз!..
Воскликнул как-то Фёдор Тютчев в своём стихотворении «Обвеян вещею дремотой…». Прелесть увядания, распада, угасания издавна была притягательна для поэтов. Для Ирины Китовой это всегда – угасание и умирание чувства. И так же, как для Тютчева, своего рода футляром, золотой рамой для картин краха любви и привязанности у неё снова и снова выступает осень. На страницах «второго осеннего» раздела книги мы увидим и собирательную весну («Простая история»), и зиму («Студит январский мороз») и апрель («Утрата»), но во всех них будет что-то осеннее, деструктивое, распадающееся… И зима, настоящая календарная зима, являющаяся часто в литературе символом духовного очищения, этим очищением не станет, а просто, наверное, заморозит боль до новой весны, лета, осени:
…А дождь всё плачет, и на юг,
Прощаясь, улетают птицы.
Какое множество разлук
В закатах осени таится!
Развеется осенний дым,
И снизойдёт, целуя кожу,
Декабрь с сердцем ледяным,
Так сильно на тебя похожий.
Вот такая книга. С единым – простите за избитую метафору! – обнажённым нервом, колеблющимся от вибраций космоса, планеты, собственной судьбы поэтессы. Восхитительный документ чувственных переживаний, взлётов и падений, отчаяния и раскаяния. Были в ней ещё недочёты и явные несуразицы, но голос Ирины Китовой, поэта божьей милостью, зазвучал в «Фиолетовом солнце» уже в полную силу, и сила эта столь значительная, что книжно-редакторские упущения совсем не портят его прекрасную песню.
3.
И, наконец, «Стихи в блокноте…». Эта книга стала поводом для моего близкого знакомства с Ириной, до этого я знал её уже несколько лет полузаочно как участницу Саратовских областных литературных конкурсов, в жюри которых традиционно состою. Для членов жюри Ирина Сергеевна с 2016-го ещё года всегда была неким заведомым фаворитом, появления её с новыми стихами ждали и старались отметить.
Работали мы над книгой долго. И. Китова в плане подготовки текста к публикации – строжайший перфекционист и глубокий самокритик. Но и замечания редактора она воспринимает так же – строго, внимательно, придирчиво. Впрочем, правки было не много, скорее имела значение композиция цикла, оформление, добавление по ходу формирования текста новых стихов. И, на мой взгляд, всё было не зря – именно этой книгой после презентации в Центральной библиотеке Ирина Сергеевна заявила о себе уже во всеуслышание на саратовской литературной сцене, она же, я надеюсь, вселила в неё уверенность, ставшую стимулом к дальнейшим достижениям (скажу о них в конце статьи).
Для меня же книга стала своеобразным катарсисом – ведь редактор, да простят меня мои авторы, со временем, с каждой новой работой немного черствеет, добавляя несколько медяков в копилку цинизма, поначалу – здорового и необходимого, но со временем всё более едкого, желчного. Меня от этого спасла Ирина и её стихи – не только сами по себе чистые и честные, но и очищающие. Думаю, таковыми они стали и для большинства читателей.
О чём книга? Подобный вопрос, кстати, я иногда задаю своим авторам, когда пытаюсь как-то помочь выстроить фабулу слишком размытого стихотворения, рассказа, повести. И не всегда литератор находит, что ответить. Ирина Китова, если бы я задал ей такой вопрос о книге «Стихи в блокноте», уверен, ответила бы определённо – «Обо мне».
«Обо мне» – и когда действительно стихи автобиографические, «обо мне» – и когда на странице разворачиваются пропахшие летней травой или осенней травой пейзажи, «обо мне» – когда пишется посвящение сыну и его жизненной дороге, «обо мне» – даже тогда, когда речь идёт о событиях, отстоящих далеко в прошлом от времени рождения поэтессы. Таково, например, стихотворение «Была война», в котором Ирина Китова примеряет на себя платок ждавшей и дождавшейся солдатки. Тут – не описание чужой боли от мучительного ожидания и восторга встречи, тут они именно СВОИ, спроецированные на внучку давних событий чудным зеркалом таланта. Оттого и антивоенный посыл стихотворения так глубок, искренен, неподкупен:
Заживём!
Начнём трудиться, по субботам печь блины… Милый, лишь бы пели птицы, лишь бы не было войны.
Таково же и стихотворение «Мне сегодня приснилась война…». Меня при первом прочтении оно так резануло по сердцу, что потребовалась небольшая передышка, для того чтобы отстранённо и трезво «вычитать» его чисто редакторским глазом. А это тяжело, когда на глаза наворачивается слеза… «Мне сегодня приснилась война: /Под обстрелом погиб эшелон» – бьёт тебя прямо в душу беспощадная последняя строфа, и долго ещё не можешь перевести дыхание…
Но, как я уже отмечал относительно более ранних книг, исповедальная честность вообще характерна для стихов Ирины Китовой. В новой книге она только вышла на более высокий уровень. По счастью, юношеская, девичья чувственность никуда не исчезла, но дополнилась… хотел написать – мудростью, однако это не точно – мудрость была свойственная Ирине Китовой изначально, она у неё, так сказать, врождённая. И гармония образов была и раньше, я это отмечал. Пожалуй, новая особенность «Стихов в блокноте» – несколько большая уверенность в себе и появившееся ощущение поступательного, однозначно восходящего движения. Нет, столь милые мне самосомнения не исчезли совсем, но переродились, теперь они – не комплексы, но – творческий метод.
Может быть, поэтому открывает книгу стихотворение, посвящённое не традиционной уже почти для И. Китовой осени, а весне:
А ты рисуй меня, рисуй!..
Извлечь огонь умеют пальцы.
Не вынуждай мою весну
Тебя стесняться.
Вот чай, фиалковый уют,
Останься, мы не одиноки…
Весну такую вечность ждут.
Пусть по проталинам идут
Дожди и токи.
Мы видим, что и как в случае с осенью, это – не просто сезон, но и весна души. А эти вот «дожди и токи», прекрасная эмоциональная, тёплая и настолько весенняя метафора, что, кажется, ощущаешь пальцами её влажность, долго резонирует во мне после каждого перечитывания стихотворения.
Однозначно оптимистична и зарисовка о любимой малой родине – Карабулаке в стихотворении «Просыпайся»: от описаний родных красот «Солнце плещется во мне» – чудесно на душе! Думаю, карабулакцы должны быть счастливы от того, что в их посёлке живёт такая удивительная творческая личность. Тем более что приношений родному Базарному Карабулаку в щедрой корзине вдохновения Ирины Сергеевны много. А это потому, что:
Думала – чужая…
Приросла корнями.
Дымка золотая
Шита куполами…
(«Карабулак – Чёрный ручей»)
Однако пристального интереса к центральной и самой глобальной своей теме – поиску счастья – поэтесса в новой книге не утратила. Ему посвящены стихи «Согрета нечаянно снегом…», «Придумаем настроение», «Приглашаю вас на чай», «Голуби», «Бессонница», «В снежном городе твоём тишина…», «Снегопад», «Сновидения», «Она рисует стихи и море», «Я болела тобой всю осень…», «Влюблённость подобна побегу», «Сложно о любви», «Имя твоё», «Кухарка», «Родинка», «Четыре реки», «Верить в любовь», «Бабочка», «О доверии громко – не нужно…», «Твоим притоком», «Имя взамен крыльев», «Прошлое ворошу», «Лепка», «Уж которую весну мою…», «Сентябри», «Привыкаю», «Лунное», «Ветренное»… Я не случайно перечислил все их названия и заглавные строки – прочитайте их внимательно, как я и говорил в начале статьи, все они – уже поэзия… Кроме того, это почти ровно половина от объёма книги – много! Естественно, тема любви, блуждающая от фрустрации до семейного благоденствия – системообразующая в цикле «Стихи в блокноте». Ирина Китова всё время возвращается к ней, уходя иногда в сторону любви к родителям, родине, сыну, размышлениям о путях творчества. Но вечные «она и он» ходят тенями по улочкам её посёлка, и снова и снова вопрошают о своей судьбе, ищут друг друга, теряют, разлетаются, как атомы…
Удивительно элегантно в своей иносказательности стихотворение «Голуби»:
Он – к руке.
В пальцах моих еда.
Голубь, ты ж не за крошкой?..
Видят все:
ну, до чего ж хороший!
Сердце кольнуло: «Да!»
И теперь,
тёплым лучам под стать,
вместе живём под крышей –
верь-не-верь –
к солнцу и звёздам, выше снова могу летать.
Личное счастье как условие «мочь летать» – вдохновения. Здесь уже не идёт речи о «пике эмоций», как в стихотворении «Поэт» из прошлой книги. Не экстаз, но «тёплым лучам под стать» – простое персональное благополучие становится ускорителем творческого мышления. К этому надой прийти, это надо осознать, и главное – это надо суметь подать в стихе. Ведь поэтесса не сдалась в своём поиске, напротив – она расширила его границы.
Впрочем, нельзя не отметить и своего рода «пограничные» стихотворения, которые соединяют в себе два начала – привязанность к матери и то самое достижение/не достижение личного счастья. Это «Мир выжил. Открыта рама. На кухне шипит лазанья…» и «Маме». Стихи пронзительные, распахнутые в своей откровенности, трогательные и простые, намеренно лишённые стилистического украшательства – будто и правда, отрывок из разговора с самым близким для каждого из нас человеком:
Крыло не по-детски тонко. Внутри, за привычной шторой, так много золы и сора, и веских причин взлететь. Но тянет ко дну воронка. Ребёнку уже за сорок. Ребёнку едва за сорок!.. Не повод, чтоб умереть.
Только с матерью мы говорим так – не боясь, что нас пожалеют, а взыскуя этой материнской жалости – самой светлой, самой милосердной на Земле. И только в стихах Ирины Китовой нашёл я воплощение своим мыслям и чувствам по отношению к моей, давно ушедшей в лучший мир маме. Так, такими словами, и я говорю иногда с ней, будучи уверен, что она – слышит.
Такой покой… не объяснишь.
Заботливо хлопочут руки.
Лучи с утра совсем упруги
И талый снег съезжает с крыш.
Промчалась молодость. Но я
В тебе по-прежнему нуждаюсь.
И не придёт, я знаю, старость
Пока есть мама у меня.
(«Маме»)
В предисловии к книге «Стихи в блокноте» я особо отметил стихотворение «Привыкаю», волевой рефрен которого сравнил с заклинанием. Не могу не написать на нём и сейчас, в этом хронологическом разборе всей библиографии Ирины Китовой, поскольку уверен – это определённая веха в её профессиональном литературном развитии.
А с утра сегодня осень
Всех опять очаровала.
А с утра сегодня осень.
А вчера тебя не стало.
Нет, ты есть, конечно, где-то –
Жив-здоров, и слава богу.
Я не думаю об этом,
Привыкаю понемногу.
Снова осень реальная и осень судьбы, снова разлука, опять – новое начало, к которому надо привыкнуть, преодолев печаль, но:
Я ношу теперь, признаться,
Юбку в пол и ворот лисий,
Привыкаю улыбаться
Без твоих коротких писем,
Не дурачусь, не витаю,
Не тоскую на диете.
Ну, была любовь большая…
Мало ль глупостей на свете?
– едва ли не впервые в творчестве И. Китовой появляется ирония. В жизни она, мягкая, не агрессивная, но порой весьма непреклонная Ирине Сергеевне свойственна, а вот в стихах была редкостью. Тут ирония удивительно к месту – то, что должно было стать прощальным плачем, вдруг стало улыбкой. Может, и сквозь слёзы, но и сквозь надежду, заметили?
Наверное, именно поэтому сразу за «Привыкаю» стоит стихотворение «Моя надежда»:
Хотелось кружев
И перламутра!
И в грязных лужах Смеялось утро.
И даль – цветная,
И я – невежда,
И ты – смешная,
Моя надежда.
Снова – ирония («И ты – смешная,/Моя надежда»), но надежда – такое чувство, которое уже самим своим существованием, как над ним не подтрунивай, так перестраивает жизнь, что всё самое негативное, как фотоплёнка, спроецированная на фотобумагу, становится позитивным. Этот изменяющий свет надежды – вообще особенность новых стихов Ирины Китовой, а сама она – надежда русской поэзии, пишу это со всей серьёзностью и без всяких авансов. Недаром в нынешнем году Ирина Сергеевна стала лауреатом проходящего в Калининграде международного литературного конкурса «Русский Гофман» – это высокое и совершенно заслуженное признание. А сейчас Ирина Китова только закончила работу над книгой детских стихов «Ходят по небу слоны», которая, я уверен, станет событием в российской словесности, ведь нежность, мудрая доброта и педагогический такт, проявляющийся в них, давно требует книжной реализации.
В подборке, прилагаемой к этой статье – совсем новые, не вошедшие пока в книги стихи Ирины Китовой. По ним хорошо видно, как она уверенно и смело идёт вперёд, как ширятся горизонты её творческих возможностей. Почитайте – убедитесь!
Мне всегда казалось, что вселенскому хаосу, великой энтропии и наступлению Апокалипсиса противостоят не политические системы и доктрины, а множество личных счастий. Так храм нагревает не печь, а десятки горящих свечей и дыхание молящихся – будто бы сами молитвы, сама вера. Стихи Ирины Китовой воспевают и укрепляют веру в это самое маленькое счастье миллионов счастливых пар и их тепло, растопляющее безжалостный лёд космоса, стремящийся убить всё живое. А значит, и сами они – Вера, Надежда и, конечно, во всю ширь души русской поэзии – Любовь!
С юбилеем, Ирина Сергеевна!
Опубликовано в Дрон №2, 2022
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!