Александр Смышляев. ЖЕЛЕЗНАЯ ГОРНАЯ ШОРИЯ

 История открытия, разведки и освоения железорудных месторождений Горной Шории

Глава 1. Предыстория

Начало горнозаводскому делу в Сибири положила потребность России в меди, серебре и золоте. А уж когда Петр Первый создал Рудный приказ и в 1700 году дозволил всякому отыскивать эти металлы, строить заводы и «делать товар на государя», то не только вольные мужики, но и уральские крепостные бергалы (горные рабочие) побежали в Сибирь искать свободы и фарта. Именно беглые бергалы Степан Костылев и его сын Яков в 1723 году дошли до Алтая и наткнулись на медную руду на месте древних Чудских копей в Змеиной горе. Образцы руды они прислали своему бывшему хозяину Акинфию Демидову, который тут же снарядил в Змеиногорский уезд Алтайского округа геологическую экспедицию во главе со штейгером (горным мастером) Ф. Е. Лелесновым. Специалисты подтвердили наличие месторождения меди, которое содержало в рудах и большое количество золота и серебра, после чего, в 1726 году, Демидов построил на Алтае медеплавильный Колывано-Воскресенский завод.
А немногим ранее, в 1721 году, рудознатец Михайло Волков нашел уголь в Горелой горе на реке Томь в семи верстах от Верхотомского острога (на месте современного города Кемерово). Образцы, взятые Волковым, были отправлены в Берг-коллегию в Санкт-Петербурге, члены которой проявили большой интерес к кузнецкому углю, дав ему высокую оценку.
В том же году немец Даниил Готлиб Мессершмидт, доктор медицины на русской службе, тоже пришел в Кузнецы, как называли тогда земли в верховьях реки Томь с её притоками Кондомой, Мрас-Су и Бель-Су, чтобы изучать биологию и этнографию. «Мы узнали от одного шведа по имени Александр, что за Кузнецком, вверх по реке, живут татары разбросанно, по 2-3 юрты, – писал Мессершмидт в своём дневнике 6 мая 1721 года. – Они язычники и ничего другого, кроме ячменя, не едят. У них нет для пашни ни лошади, ни плуга. Всю работу выполняют вручную, с помощью особого железного крюка, спереди сделанного широким…»
Татарами (или кузнецкими татарами) Д. Г. Мессершмидт называл шорцев. Узнал он этот термин, конечно же, от местных русских, которые пришли в Кузнецы еще в 1608 году для сбора ясака, в 1615 году основали острог в районе нынешнего Абагура и селение Ягуново, а в 1618 году поставили Кузнецкий острог. С тех пор русские люди жили здесь постоянно, неся сторожевую службу и занимаясь в основном охотой и хлебопашеством. Татары заинтересовали Мессершмидта еще и тем, что, по рассказам, умели выплавлять из руды железо. Но, похоже, татарских кузнецов Мессершмидт так и не встретил, хотя поднялся вверх по Томи и добрался до Минусинской котловины. По пути он отметил «огнедышащую гору» на правом берегу Томи напротив нынешнего села Атаманово и отобрал образцы горных пород. После своего семилетнего путешествия по Сибири он привез в Петербург целую коллекцию пород и минералов, и М. В. Ломоносов, разбирая её, определил, что «огнедышащая гора» на берегу Томи – это горящий угольный пласт, выходящий на поверхность.
Воочию наблюдать работу шорских рудознатцев и плавильщиков довелось другому немецкому учёному на русской службе, участнику Второй Камчатской экспедиции Иоганну-Георгу Гмелину. Вместе со своим соотечественником историком Герардом-Фридрихом Миллером он руководил академическим отрядом экспедиции, который прошел через Сибирь к Охотскому морю. Побывали учёные и в Кузнецкой земле.
На Гмелина было возложено естественнонаучное изучение территорий, по которым шёл маршрут. Поднялся Гмелин и вверх по реке Кондоме до устья её притока реки Мундыбаш, а затем по Мундыбашу добрался до выходов магнитного железняка, который добывали и переплавляли шорцы (кузнецкие татары). Они добывали и плавили руду на месте нынешней деревни Сухаринки недалеко от горы Темир-Тау (Железная гора – тюрк.). Гмелин достаточно подробно описал процесс плавки железа.
Исследователи того времени считали, что «в Томской вершине живут 200 человек кузнецов», другие называли большее количество: «тысячи с три, и все те кузнецкие люди горазды делать всякое кузнечное дело». Сколько бы их ни было, но потребность в железных изделиях со стороны соседних кыргызов, телеутов, джунгаров не могла не привести отдельные семьи шорцев к этому промыслу, тем более что выходы окисленной руды лежали под ногами. Производство железных изделий становилось для многих шорцев главным занятием. Излишки (оружие, конскую упряжь, орудия труда, утварь) они отдавали в ясак, обменивали у кочевников и местных жителей на скот и ячмень.
В 1721-1730 годах в Западной Сибири работал военный отряд геодезиста Петра Чичагова. Съёмкой был затронут и бассейн реки Томи. По результатам работ была составлена в том числе и «Ландкарта Кузнецкого уезда».
В 1744 года Алтайские и Кузнецкие земли по приказу императрицы Елизаветы Петровны перешли из частных рук в ведение Кабинета Её Императорского Величества, был создан огромный по территории Колывано-Воскресенский горный округ. Минералог Василий Чулков, прознавший о месторождении железной руды на левом берегу реки Томь-Чумыш, предложил построить там железоделательный завод, который и был воздвигнут в 1771 году и получил название Томского завода. Он стал первым горнозаводским объектом на Кузнецкой земле.
Завод располагался в глухой Салаирской тайге, в 50 километрах к западу от Кузнецка, на территории нынешнего Прокопьевского района. Руду для него брали не только на месте, но и везли на телегах из горношорской тайги. Первым горношорским рудником были так называемые Сухаринские копи, где руду добывали местные промышленники из крестьян: Муратов, Бессонов и Хабаров. Добыча велась открытым и подземным способом. Для этого были пройдены вертикальная шахта, две штольни и два этажа штреков. В начале 1790-х годов в Горной Шории добывалось ежегодно  до 27 тысяч пудов железных руд, из них до 12 тысяч пудов – с Шолбанских копей и до 15 тысяч – с Сухаринских.
Шолбанские (Учуленские) руды были открыты в 1750 году во время поисковых работ в окрестностях Сухаринских рудных залежей. В 1785 году они были окончательно исследованы и рекомендованы к эксплуатации для нужд Томского завода. В 1786 году бергешворен (горный управитель) Линденталь проехал на лошадях по рекам Мундыбаш, Сухаринка, Учулен и Тельбес. Им были открыты железные руды Тельбеса.
Корпуса Томского завода были деревянными, горны сложены из кирпича. Выпускались чугун и сталь. Плавка велась на древесном угле. Засыпщики, задыхаясь от газов, вручную загружали в печь руду, уголь, флюсы. Четыре раза в сутки чугун выпускали из печи, и он шел по дорожкам, сделанным в земляном полу, застывая в песчаных формах. Железо производилось в особых кричных горнах.
К концу XVIII века Россия превратилась в одну из ведущих горнодобывающих держав мира. Она была обеспечена почти всеми видами минерального сырья, необходимыми для развития промышленности. Крупные горнодобывающие и металлургические центры сложились в европейской части страны и на Урале, закладывались на юге Сибири и в Забайкалье. Если в начале века производилось ежегодно до 16 тысяч тонн чугуна, 5 тысяч тонн меди, 2,2 тысячи тонн серебра, 3,2 тысячи тонн пищевой соли, то к концу века только Урал давал около 120 тысяч тонн черного металла, а по всей России было выплавлено 180 тысяч тонн чугуна. В широких масштабах началась добыча каменного и бурого угля, торфа.
С открытием богатых салаирских серебряных руд был построен Гавриловский завод (назван в честь начальника алтайских заводов Гаврилы Качки), пущенный в эксплуатацию в 1795 году. В 1816 году на реке Бачат возвели еще один сереброплавильный завод для руд Салаира – Гурьевский (назван в честь святого мученика Гурия). Но вскоре этот завод сменил специализацию и превратился в железоделательный, т.к. неподалёку находились два месторождения железных руд – Ариничевское и Юрманское. Именно на Гурьевском заводе  впервые применили для плавки железной руды кузнецкий каменный уголь.
В 1834 году горный инженер Лука Александрович Соколовский описал месторождения каменного угля в окрестностях Салаирского рудника. Он определил площадь «каменноугольной области» в 40 тысяч квадратных вёрст, отметил мощность угольных пластов, богатые месторождения железных руд в Шории и судоходную реку Томь как удобный путь сбыта продукции. Публикация Соколовского в «Горном журнале» в 1842 году привлекла внимание ученых. Под впечатлением от статьи в том же году чиновник по особым поручениям при Корпусе горных инженеров России Пётр Александрович Чихачёв срочно выехал из Петербурга в Кузнецк, где обследовал обширную территорию края и открыл Кузнецкий угольный бассейн, который буквально поразил его мощными угленосными отложениями между хребтом Алатау и реками Томь, Кондома, Мрас-Су и Уса. Своим названием Кузнецкий бассейн обязан именно Чихачёву.
Ещё до Соколовского, в 1830 году, шихтмейстер Сухаринских копей (помощник заводского управителя) Нечкин на реке Мундыбаш (Мандыбаш, как тогда произносилось и писалось), недалеко от Сухаринки, нашёл ещё один выход окисленной красно-бурой железной руды в глине. На месте находки начал работать Нечкинский прииск (нынешняя Кедровка), руда которого также увозилась на Томский завод.
В 1861 году в России отменили крепостное право, что позволило крестьянам, а также приписным заводским рабочим – бергалам – менять место жительства. Бергалы массово покидали рудники и заводы. Нехватка рабочей силы, а также устаревшее оборудование привели к закрытию Томского железоделательного завода (1864 г.), Салаирских рудников и Гавриловского сереброплавильного завода (1897 г.). В черной металлургии Сибири остался лишь Гурьевский завод, монопольное положение которого позволило ему не только выжить, но и нарастить объемы производства в три раза.
В 1861 году была разрешена частная добыча золота на кабинетских землях. В 1863 году в Алтайском горном округе уже было 53 частных прииска с численностью рабочих в 2500 человек, в Мариинском округе — 71 частный прииск с полутора тысячами рабочих. В 1890 году алтайские частные прииски дали 98 пудов золота, Мариинские — 33 пуда. Наиболее знаменитыми золотопромышленниками были купцы Асташевы, Мальцевы, Поповы, Кузнецовы.
В 1880 году на землях Кабинета образовались две крупные частные компании: «Алтайское золотопромышленное дело» В. И. Асташева и Ко и «Южно-Алтайское золотопромышленное дело» С. И. Мальцева и Ко, расположенные в Горной Шории (п. Спасск). В 1889 году Асташеву принадлежало на праве частной аренды 17 приисков с ежегодной добычей 15 пудов золота, Мальцеву – 9 приисков, дававших ежегодно 40 пудов золота. Более 50 процентов золота, добываемого частными компаниями, приходилось на их долю. Весь добытый металл полагалось сдавать по твердой цене в казенные золотосплавочные лаборатории.
В 1894 году при Кабинете Е. И. В. была организована специальная Геологическая часть, занявшаяся геологическим изучением алтайских и кузнецких земель. Съемку земель Кабинета вели опытные геологи и видные ученые: Александр Александрович Иностранцев – профессор Петербургского минералогического общества и Петербургского общества естествоиспытателей, Борис Константинович Поленов – профессор Казанского и Пермского университетов, Герман Германович Петц – сотрудник Геологической части Кабинета, Иннокентий Павлович Толмачёв, Павел Николаевич Венюков – профессор Казанского, а затем Киевского университетов. В начале XX века в Кузбассе проводили научные изыскания Михаил Антонович Усов и Павел Павлович Гудков – профессора Томского технологического института, Владимир Афанасьевич Обручев – знаменитый исследователь Сибири, Центральной и Средней Азии.
Именно в это время, в 1890-е годы, были открыты все важнейшие железорудные месторождения Горной Шории. Далее мы расскажем об истории открытия, изучения и эксплуатации горношорских железных рудников.

Глава 2. В таёжных дебрях Горной Шории

1.
Там, где реки Мундыбаш и Тельбес впадают в Кондому, начинается Горная Шория, таёжные массивы которой тянутся на юг до Бийской гривы – северной оконечности Горного Алтая. И до сегодняшнего дня места эти остаются труднопроходимыми. Лишь узкие ленты железной дороги да асфальтированная автотрасса, соединяющие Шорию с Кузбассом (Таштагол с Новокузнецком), позволяют проникнуть в этот удивительный по красоте уголок Земли. Но как только отойдёшь в сторону – сразу оказываешься в настоящих таёжных дебрях, в которых преобладают пихты, кедры, березняки и осинники. Рельеф среднегорный, мягкий, волнистый, с бесконечными увалами, называемыми здесь гривами, узкими долинами горных рек. Лишь далеко на юге, под Таштаголом, высятся гольцы Мус-Тага – доминирующей вершины Горной Шории.
Если в наше время тайга остаётся труднопроходимой даже для пешего путника, то что уж говорить о прошлых веках, когда русский человек только начинал проникать в шорские дебри. Первыми пришли сюда казаки. Вскоре они основали свою станицу Калтан. За ними пошли священники. Опорным пунктом для православных миссионеров стал улус татарина (шорца) Кузедея, по имени которого миссионерский стан назвали Кузедеевским. Он удобно располагался на берегу Кондомы. Отсюда можно было легко добираться до Калтана и Кузнецка, а также подниматься по Кондоме в шорские пределы.
Крестить кузнецких татар начали в 1831 году, тогда же их стали называть шорцами – по имени рода шор, жившего в пределах Кузедеева.
Проникали в глубины шорской тайги и беглые крестьяне, и бергалы, создавали свои заимки и зимовья. Селились семьями староверы. И, конечно, шли исследовательские экспедиции, в том числе геологические. С открытием железа и золота начали строиться небольшие промыслы и прииски в Сухаринке, Кедровке, на речках Петропавловке и Фёдоровке. В 1845 году открылся прииск в Спасске. Кузнецкие и горношорские промыслы снабжали железной рудой Томский и Гурьевский железоделательные заводы. Но к концу века сырья для заводов Кабинета стало не хватать. Для поисков и разведки рудных залежей в 1893 году было создано акционерное объединение «Общество восточносибирских заводов». Именно это общество и исследовало на первоначальном этапе горношорские месторождения железных руд.
Сразу же после создания, в 1893 году, Общество Восточно-Сибирских заводов направило в Тельбес разведочную партию под руководством горного инженера Андрея Антоновича Крупского (1854-1895), первооткрывателя салаирского золота, родственника будущей жены В. И. Ленина – Н. К. Крупской .

2.
Партия А. А. Крупского прибыла на реку Тельбес в начале лета 1893 года. Полевой лагерь разбили на правом берегу реки у подножья Тельбесской горы, где и сосредоточили основные исследовательские работы. Сам Андрей Антонович Крупский занялся непосредственно  Тельбесским месторождением, а его коллега и товарищ (привлекающийся к работам в летние периоды) горный инженер Василий Андреевич Буштедт начал поэтапно исследовать территории, прилегающие к Тельбесу.
Восемь долгих лет понадобилось геологам Общества Восточно-Сибирских заводов, чтобы провести предварительную разведку Тельбесского железорудного месторождения. За это время здесь было пройдено 36 шурфов, 3 шахты – Семейная, Первая и Вторая, несколько штолен.
В первый же год работы партии, т. е. в 1893 году, геолог В. А. Буштедт открыл Одра-Башское рудопроявление, находящееся неподалеку от Тельбесского месторождения, на левом берегу реки Тельбес. О месторождении знали еще с середины 19 века, но оно не было нанесено на карту, поэтому пришлось предпринять детальное опоискование местности.
К концу лета Буштедт предпринял большой поисковый маршрут по реке Тельбес и её притокам. В районе ручья Каз им были обнаружены признаки железной руды, которые, однако, остались неизученными. Специалисты вернулись туда в 1895 году и подтвердили наличие железной руды.
В 1897 году Василий Андреевич Буштедт перевалил через гору Большой хребет (Улуг-Даг) и в верховьях ручья Полгашты (местными жителями ныне зовётся Золотушкой) открыл еще одно рудопроявление железа. Кроме того, он осмотрел известное с 1830-х годов Учуленское железорудное проявление, которое также внес в реестр перспективных объектов. Но самое большое открытие ожидало его на склонах горы Темир-Тау, где он обнаружил выходы богатой железной руды.
Кто он, горный инженер Василий Андреевич Буштедт, первооткрыватель железных руд Одра-Баша, Темир-Тау и Каза?
Родился он в большой немецкой семье провизора на Алтае в 1854 году. В 1882 году окончил Петербургский горный институт и вернулся на Алтай, где состоял при Горно-геологическом управлении Алтайского горного округа, затем перешел в Горное управление Кабинета Его Императорского Величества (1885), был управляющим Сузунским серебро- и медеплавильным заводом (1888-1901). В 1892 году открыл железную руду (бурый железняк) на Салаире. В 1893 году получил звание надворного советника. Год смерти неизвестен.
Его два брата Виктор Андреевич и Илья Андреевич также были горными инженерами. Все служили на Алтае. Старший брат Виктор Андреевич Буштедт дослужился до начальника Алтайского горного округа (1918 г.).
В 1898 году Василий Андреевич Буштедт с группой горнорабочих вновь пришел с Тельбеса на гору Темир-Тау, чтобы провести предварительную разведку открытого им рудопроявления. На одиннадцати разведочных линиях партия прошла большое количество мелких раскопов, 26 шурфов и небольшую шахту «Владимир» глубиной 6,1 сажени. В шурфах были встречены бурые и магнитные железняки.
На Одра-Башском месторождении проводил работы сам инженер А. А. Крупский. В 1893 году им было пройдено четыре шурфа, которые вскрыли лишь бедную руду. В 1894 году работы сосредоточили в северо-восточной части месторождения. В глубоком шурфе встретили залежь магнетита. Из забоя шурфа были пробурены две алмазные скважины. Обе прошли по магнитному железняку и так и не вышли из рудной залежи.
В 1898 году на Одра-Баше прошли шахту «Мария», заданную несколько в стороне от рудного тела. Шахта вскрыла сплошную вмещающую породу с включениями магнитного и бурого железняка.
В 1900 году Общество Восточно-Сибирских заводов было ликвидировано, геологические исследования в Горной Шории остановлены. Но результаты работ впечатляли. Разведка подтвердила наличие запасов магнитных железных руд почти в 200 млн пудов (около 3,2 млн т). С их находкой на повестку дня вставал вопрос о необходимости использования этих богатых руд и строительства в данном районе металлургического завода. Проведение Сибирской железной магистрали заставило кабинетское ведомство поставить вопрос о необходимости развития собственной каменноугольной промышленности в крупных масштабах. И Кабинет продолжал поисковые работы. По мнению ученых и геологов-практиков, уникальное сочетание залежей железных руд с такими же большими запасами каменного угля и дешевым строительным лесом, огромные месторождения белой огнеупорной глины, создавали все условия для возведения в Кузнецком регионе крупнейшего завода черной металлургии.

3.
Возобновились работы лишь в 1911 году, но их проводили не отечественные промышленники, а французский подданный Шнейдер – владелец орудийных заводов, которому требовалась железная руда. По договору с российским правительством он, в счет собственных инвестиций, получил разрешение на разведку Тельбесского и Темиртауского месторождений.
Французы, убедившись в том, что транспортировка руды из Горной Шории будет весьма затратной, собственно исследовательские работы провели в минимальных объемах. Зато своими работами они вызвали ревность у русских горнопромышленников, а потому уже в 1913 году Акционерное общество Кузнецких каменноугольных копей и металлургических заводов («Копикуз») наняло геолога, преподавателя Томского политехнического института Павла Павловича Гудкова для составления проекта геологоразведочных работ в Кузнецком крае, в том числе Горной Шории. Выбор кандидатуры П. П. Гудкова для такой ответственной работы не был случайным. Его знали в Кузнецком крае как прекрасного геолога, полевика и ученого, первооткрывателя и исследователя многих золотых россыпей в районе Мариинска, Берикуля и Ачинска. Золотые прииски «Богомдарованный» на реке Кие и «8-я Берикульская площадка» полностью были разведаны им. Теперь ему предстояло заняться рудным железом. И он с головой окунулся в новую для себя тему.
Гудков опирался на данные горных инженеров Крупского и Буштедта. Им рассматривались два перспективных в отношении железных руд района, исследованные указанными геологами: западная, бачатская часть Кузнецкой земли с рудами, представленными сидеритом и сферосидеритом (у деревень Красноярской, Бачатской, Бояровской и др.) и Тельбесский район с магнетитовыми рудами.
В программе работ на 1914 год П. П. Гудков писал:
«Инженер Буштедт высказывается о месторождениях сидерита как о не заслуживающих внимания, а инженер Крупский, категорически отказавшийся после разведки от своего прежнего оптимистического взгляда, находит, все же, желательной дальнейшую разведку. Я склоняюсь больше к мнению Буштедта… Поэтому останавливаюсь только на Тельбесской группе месторождений…
[Эти] месторождения магнитного железняка находятся к югу от Кузнецка в системе рек Тельбес и Мандыбаш. Главное из них, наиболее разведанное в прежнее время и разведываемое сейчас, собственно Тельбесское. Менее разведанное – месторождение Одра-Баш… Еще менее разведано месторождение Темир-Тау… Оно отличается содержанием в руде хлорита… Наконец, совсем не разведаны… месторождения на реке Сухаринке (приток Мандыбаша), на реке Алгаин – около восьми верст на северо-восток от Сухаринки, на реке Младшая Таянза – около пяти верст от Алгаинского, на реке Полгашты (левый приток реки Каз, впадающей в Тельбес) – около 6 верст к востоку от месторождения Темир-Тау».
К этому времени был открыт прекрасный по качеству уголь в районе Калтана и Кандалепа, поэтому промышленный интерес к железорудным месторождениям Тельбеса возрос.
«Для исследования этого района я намечаю, – писал в «Программе на 1914 год» П. П. Гудков. – 1. Поставить разведочные работы на Одра-Баше, Темир-Тау, Сухаринке, Алгаину и Младшей Таянзе, причем на Одра-Баше предполагаю задать несколько подземных выработок (шурфов), на Темир-Тау – поверхностные канавы, в остальных районах, прежде всего, – отыскание коренных выходов месторождений, а затем – канавы. 2. Организовать магнитометрическую съемку на Темир-Тау, а в зависимости от результата и времени работы, также и на Сухаринке, Алгаине и Таянзе. 3. Произвести детальные геологические исследования на всей площади».
Магнитометрическая съемка, проведенная экспедицией П. П. Гудкова, выявила на Темиртаусском месторождении четыре рудных тела.
В разведочных работах участвовал и геолог М. А. Усов. Экспедиция выявила в районе Тельбесского железорудного месторождения значительные залежи магнитного железняка в Темир-Тау и Одра-Баше. Причем из всех месторождений района Темир-Тау оказалось наиболее крупным по запасам руды, подсчитанным профессором Гудковым (к этому времени он уже стал профессором Томского ПИ) в количестве 15 млн тонн.
Позже, в 1924 году, известный геолог М. А. Усов, коллега и товарищ Гудкова, говоря об итогах тельбесских работ последнего, писал: «В общем и целом, данные, опубликованные Гудковым, отвечают действительности… Можно согласиться, что в месторождениях района найдется верных запасов до 30 млн тонн руды, но нужно иметь в виду, что эти запасы разбросаны сравнительно небольшими массами в целом ряде довольно труднодоступных мест и что добыча руды обойдется, вероятно, достаточно дорого. Во всяком случае, управление Кузбасстреста должно сохранить все материалы, которые были получены Копикузом при разведке Тельбесских месторождений и которые заключаются в массе отчетов о проходке канав, шурфов, шахт, штолен и буровых скважин о произведенных геологических исследованиях, о выполненных магнитометрических съемках, а также в ряде докладных записок, в частности, об экономических предпосылках развития кузнецкого металлургического дела. Все эти материалы имеют тем большую ценность, что железоделательная промышленность Западной Сибири может быть основана лишь на магнетитовых рудах Тельбесского района за отсутствием в области других месторождений, достаточно солидных для снабжения рудою более или менее крупных заводов».
Надо добавить, что П. П. Гудков с 1914 года и до своего отъезда из Томска в Омск (1919 г.) бессменно руководил всеми поисковыми и разведочными работами в Кузбассе и Горной Шории. В июле 1918 года он был назначен управляющим Министерством торговли и промышленности Сибирского Временного правительства Колчака, поэтому переехал в Омск. Используя свои возможности правительственного чиновника, он создает в 1918 году Сибирский геологический комитет и становится его первым директором. В состав Сибгеолкома вошли многие геологи Томска и других научных центров Сибири. Этой организации суждено было сыграть выдающуюся роль в изучении природных богатств Сибири. В конце 1919 года Гудков вошел в состав Дальневосточного геологического комитета, состоял профессором Владивостокского политехнического института. В 1921 году П. П. Гудков уехал в США и там остался. В 1926 году он открыл свою консультационную контору в Лос-Анджелесе и стал ведущим геологом-нефтяником в Калифорнии. В 1927 году принял гражданство США, являлся членом ряда американских и зарубежных научных обществ и академий.

4.
Итак, «Копикуз» свою работу сделал. И сделал качественно. П. П. Гудков проводил исследования до конца 1916 года. Но и после Февральской революции «Копикуз» не свернул работу в Кузнецком крае. 22 апреля 1917 года на собрании акционеров общество слилось с «Акционерным обществом Алтайского металлургического завода» в единое «Кузнецкое каменноугольное и металлургическое общество» (с прежним кратким названием «Копикуз») с капиталом в 24 млн руб. В том же году выросла добыча угля, продол¬жилось строительство коксовых батарей и химического завода в Кемерово, началось строительство металлургического завода в районе Кузнецка, для чего Временное правительство 21 мая 1917 г. приняло решение о предоставлении «Копикузу» беспроцентного аванса.
Увы, этим грандиозным планам не суждено было реализоваться. В октябре 1917 года партия большевиков свергла Временное правительство России и захватила власть. В городе Кузнецке и его уезде советская власть была провозглашена 11 марта 1918 года. Но сразу укрепиться здесь большевикам не удалось. Алтайско-шорский националист Сарысеп Конзычаков, ратовавший за образование на юге Сибири национальной автономной республики Ойрот, перебрался в село Осиновое (Осинники), где во время чехословацкого мятежа арестовал Совет рабочих депутатов Осиновского рудника. С этого времени, можно считать, гражданская война охватила и Кузнецкий уезд, в том числе Горную Шорию. Зачатки Совдепа устранялись повсюду, а вскоре власть в Сибири перешла к белому правительству адмирала Колчака.

В сложной обста¬новке гражданской войны строительная программа общества «Копикуз» все же не была брошена, но становилась все менее реальной. Обществу не удалось добиться заметных успехов в строительстве металлургического завода. Он строился с 1917 г. на Ашмаринской (Тушталепской или – искаженное – Шушталепской) площадке, поскольку испрашиваемую Горбуновскую площадку, где позже, в годы первой советской  пятилетки, был все же построен Кузнецкий металлургический комбинат (КМК), заполучить не удалось.
22 декабря 1919 г. Щегловск (Кемерово) был занят частями 35 дивизии 5-й Красной Армии. К приходу красных все шахты Кемеровского рудника были затоплены водой. 19 февраля 1920 г. Урало-Сибирская комиссия ВСНХ издала постановление, согласно которому все угольные предприятия Западной Сибири со всем имуществом и капиталами, где бы они ни находились и в чем бы они ни состояли, объявлялись собственностью государства и передавались в подчи¬нение Правления угольных копей Западной Сибири («Сибуголь»), имеющим местопребывание в г. Томске.
Естественно, в эти годы было не до геологических исследований. И лишь летом 1924 года, когда страна относительно успокоилась и советская власть устоялась, профессор Усов совершил научную исследовательскую экскурсию (его термин) по Кузбассу. Посетил он и Тельбесское месторождение магнетитового железняка. Тогда он и констатировал, о чем уже говорилось чуть выше, что «в общем и целом, данные, опубликованные Гудковым, отвечают действительности».
Годом ранее, в 1923 году, на территории Горного Алтая была создана Ойротская автономная область, а в Горной Шории выделены два района – Кондомский и Кузнецкий. В июле 1925 года Кондомский район стал Горно-Шорским районом с центром сначала в улусе Мыски, а затем – в Кузедеево.
Развитие горнодобывающей и металлургической отраслей в Западной Сибири, в частности, в Кузбассе, не снималось с повестки дня. Для реализации этого масштабного проекта необходимо было создать сильное научное ядро, которое занималось бы проектной и исследовательской работой, опираясь, в том числе, и на материалы «Копикуза». В 1926 году с этой целью в Томском технологическом институте было создано научно-исследовательское учреждение под названием «Тельбесбюро». Возглавил его ректор ТТИ Николай Владимирович Гутовский. Его заместителем по горно-геологической части стал профессор Михаил Антонович Усов.
Инженерно-технические кадры для своих работ «Тельбесбюро» на первых порах укомплектовало за счет профессорско-преподавательского состава, выпускников и студентов Томского технологического института.
Инженерно-технический состав геологоразведочных, геофизических, геодезических и других изыскательских партий во главе с М. А. Усовым выехал в город Кузнецк, а затем в Тельбес в июне 1926 года. Геолог Константин Филатов отправился со своим отрядом на Темиртауское месторождение. Профессор Усов с отрядом геолога В. И. Высоцкого остался в Тельбесе, но Усов посещал Темир-Тау, и не раз.
«Составление совершенно точной геологической карты выделенного района, которая явилась бы достаточным основанием для суждения о действительной рудоносности отдельных участков района, невозможно вследствие сильной задернованности местности, представляющей глухую рассеченную тайгу, – писал в отчете М. А. Усов. – Поэтому для отысканий новых месторождений железной руды необходимо обратиться к другим методам исследования, именно к магнитометрической съемке, так как железные руды района представлены магнетитом. Нужно отметить, что еще «Копикуз», проводя неполную и несовершенную магнитометрическую съемку района, обнаружил ряд новых магнетитовых месторождений, частью изученных, затем – детально.
Среди разведанных ранее месторождений Тельбесского района заслуживают внимания лишь два: Темир-Тау и собственно Тельбесское, которые и были предположены для эксплуатации «Копикузом», и на которых поставлены проверочные работы «Тельбесбюро».
Выделяя в качестве заслуживающих внимания месторождения Темир-Тау и Тельбеса, профессор Усов, между тем, поначалу не видел в них особой перспективы. Его пессимизм передавался геологам, которые работали в районе без энтузиазма. Тем не менее, работы шли, осенью того же 1926 года на месторождении Темир-Тау началось разведочное бурение.
Запасы руды по Темир-Тау были утверждены 27 марта 1930 года и составили 12 972,5 тыс. т. В 1932 году разведочные работы были прекращены и месторождение Темир-Тау передали в эксплуатацию Горному управлению КМК.
Тельбесское месторождение также начали разбуривать осенью 1926 года. Студент-геолог Высоцкий пробурил со своим отрядом 7 скважин, расчистил и опробовал старые поверхностные и подземные горные выработки. Запасы руды, подсчитанные П. П. Гудковым в количестве 6 475 тыс. т, уменьшились до 1 596 тыс. т. Профессор М. А. Усов пришел к выводу, что «нет необходимости ставить на месторождении глубокое алмазное бурение». Позже геолог В. И. Высоцкий сделал предположение, что рудная залежь переходит под рекой Тельбес на левый берег, поэтому имеются основания предполагать возможность нахождения глубокозалегающих рудных тел. Как бы то ни было, а в 1932 году, вместе с Темир-Тау, был пущен в эксплуатацию и Тельбесский рудник, имея подсчитанные запасы руды только в 1 596 тысяч тонн.
Тельбесское месторождение было полностью отработано в 1943 году, за 12 лет на нем было добыто 1 583 тысячи тонн руды. То есть геолог В. И. Высоцкий и его куратор профессор М. А. Усов не ошиблись, и подсчет запасов был до удивления точным. Правда, предположение Высоцкого о руде на левом берегу реки Тельбес так и осталось не раскрытым, к нему вернулись позже, но безуспешно.

5. Таштагол, Шерегеш, Шалым, Кочура
Как начинался Таштагол, подробно описано в очерке Вениамина Бородина «Воспоминания первооткрывателя Таштагольского месторождения», где он делит пальму первенства между местным охотником Скворцовым, своим рабочим магнитометристом Никанором Батовым и собой.
«…Приезд магнитосъемщика из геологической партии с Кондомы оказался неожиданным, – пишет в очерке Вениамин Бородин. – Начальник этой партии Татьяна Вениаминовна Пятницкая кратко сообщала в письме, что местный охотник из Усть-Шалыма Скворцов показал ей в устье ключа Таштагол на ее планшете много свалов магнетитовой руды. Просила приехать к ней в партию на Спасский прииск».
Здесь надо добавить, что партия Бородина занималась поисками марганца в долине реки Антроп (левый приток р. Кондомы) и была ближайшей к Таштаголу.
«Отремонтировав магнитометр, привезенный магнитосъемщиком Таниной партии, на следующий день мы выехали с Антропа на Спасский прииск, – продолжает Бородин. – Затем заехали на Усть-Шалым за Скворцовым и втроем отправились на ключ Таштагол.
Уже на устье ключика, впадающего слева в реку Кондому, мы встретили много магнетитового галечника. Забыв обо всем, мы шлёпали по воде и… свалам магнетита. Чувство громадного удовлетворения наполняло нас. Нам с Таней казалось, что дело уже сделано, а Скворцов был доволен, что тяжелые камни в ключике, которые он видел много раз, могут доставить столько радости.
Излазив ключик по камням, завалам и зарослям, мы вернулись к оставленным лошадям. Изрядно уставшие, мы сели у воды отдыхать и, немного успокоившись после пережитых волнений, задумались. Мы смотрели на свалы на берегу и в устье ключика, и это было всё, что мы, все трое, знали в тот момент о таштагольской руде.
Свалы изрядно окатаны, откуда они попали в ключик? Где месторождение и какое оно?
Что-то надо было делать. Только с магнитометром здесь, в глухой, закрытой тайге, можно быстро выйти к месторождению. Решили, что я пошлю в помощь ее магнитосъемщику своего с хорошим прибором, и они вдвоем начнут маршрутные поиски.
После некоторого раздумья я остановил свой выбор на Нике Батове. Он был очень расторопным и больше других подходил к жизни у костра. Если бы еще он был постарше! Но другого не было».
Некоторое время молодой магнитометрист Никанор (Ника) Батов работал на Таштаголе в паре с таким же мальчишкой из партии Пятницкой. У Бородина, как он пишет, с каждым днём нарастала тревога за ребят: как они там одни в дикой тайге?
«На Таштагол к ребятам мы приехали с Таней близко к полудню. Два «индейца» (геофизиками назвать их было бы, пожалуй, неточно), испачканные копотью от костра, вроде даже не умытые, жарили на костре рябчиков, как это было установлено дополнительными вопросами – только еще к завтраку. Под пихтой – примятый лапник, прикрытый сверху мохом. Спальных мешков мы тогда не имели, а палаток было ничтожное количество.
Близко к костру стояли, наевшиеся за ночь, две спутанные лошади, справедливо считавшие, что немного овса после малопитательной таежной травы было бы кстати. Я сразу почувствовал Нику, зная, что любой ценой, из любых неприкосновенных запасов у конюхов он достанет для своей лошади овса. Знали это и лошади.
Серьезный разговор был отложен – не принято было у нас во время таежной еды основательно говорить о делах. Да и ко всей обстановке их быта и работы нельзя было относиться без юмора. Все это походило на игру. Перед нами были еще мальчишки, а до открытия ими Таштагольского месторождения оставалось два дня. Всего только два дня!
Только сейчас, через многие годы, когда есть месторождение с запасами, приближающимися к полумиллиарду тонн, есть железная дорога к современному руднику-городу, только сейчас, когда мы вспоминаем, что в тяжелый военный 1941 год с месторождения ушли на завод первые эшелоны с рудой, хочется как-то иначе, по-особому, осмыслить эти два дня и этих двух мальчишек.
А тогда, после предложенного нам завтрака из жареных рябчиков, состоялось нечто вроде технического совещания.
Свое сообщение они начали с того, что работали с одним прибором, второй магнитометр магнитосъемщика Таниной партии окончательно вышел из строя. Маршруты делали вдоль ключика, боясь уходить далеко от свалов в русле, лучевых маршрутов на водоразделы еще не делали. Не было и аномалий, которые привлекали бы внимание.
Техническое совещание было закончено тем, что молодым геофизикам был устроен хороший разнос. Перед отъездом для них была составлена схема с маршрутами, привязанными к ключику, на которых они должны были работать.
А мы с Таней должны были вернуться в свои партии, где нас ждала работа и наши молодые, неопытные помощники.
Но большие события были уже на пороге…
Через два дня после нашего отъезда с Таштагола Ника наткнулся на горе на сильнейшую аномалию.
Всю ночь с этим известием ехал Ника на Антроп.
…В первый момент, плохо слушая друг друга, мы говорили одновременно. Ника: «На горе аномалия, стрелка крутится». Я: «Где аномалия – на левом или правом водоразделе, сколько до нее от ключа?»
Расстояние до аномалии он определил в полтора-два километра. В нескольких местах останавливался он с магнитометром. Магнитная стрелка, по его словам, крутилась как бешеная.
Немного успокоившись, мы сели за стол, и на бумаге появилось очень приблизительное положение ключика и их стоянки. Никаких карт по району Таштагола не было. Нарисованная схема была весьма условной. Да и трудно было изобразить на бумаге ключик, проехав по нему всего один раз от стоянки ребят до его впадения в Кондому. Вернее, даже не проехав, а продираясь через его чащобу с лошадью на поводу.
Где аномалия? Ника весьма легкомысленно ткнул куда-то пальцем в бумагу. Вспоминая тот давнишний разговор, даже сейчас я ощущаю какую-то неловкость: так «бестактно» было тыкать пальцем… в будущее Таштагольское месторождение.
Когда Ника показал результаты наблюдений магнитного поля, полученные на месте аномалии, не оставалось никаких сомнений, что он наткнулся на магнитную руду. Интенсивнейшая аномалия убедительно говорила, что она обязана своим существованием близко расположенным к поверхности магнетитовым рудам».
Так был открыт Таштагол. Далее за дело принялись геологи.
Об открытии Шерегеша Т. А. Никольская написала в своем очерке «Открытие Шерегеша, 1931 г.».
«…Подошел к нам мужчина, шорец,– пишет она. – Не помню, как велся разговор, я сидела несколько поодаль и, возможно, не слышала. Все же свелось к тому, что возымели действие наши беседы с населением о том, что мы ищем руду, выглядит она так-то… Нет ли среди вас видевших такие камни?
– Я знаю, где есть руда, – сказал пришедший.
Это был Шерегешев. На следующий день он повел геолога Георгия Павловича Болгова и студента-геолога Валентина на местонахождения руды. Да, это была руда. Магнетитовая руда с высоким содержанием железа.
После этого, на следующий день, Г. П. повел туда рабочих, чтобы произвести небольшие расчистки. Ходили, ходили, но места этого не нашли. Пришлось искать Шерегешева, просить, чтобы еще раз сводил нас туда.
Еще раз сводил он нас, задали расчистки, пробили одну, другую канавы. Везде руда!
Полетели телеграммы: «Есть месторождение!»
А вечером, сидя у костра, Г. П. задумчиво сказал:
– А как же мы месторождение назовем?
Не помню, были ли предложения, но почти тут же он добавил:
– Пожалуй, Шерегешевское. Да, Шерегешевское!
Вот и появился вскоре на крупномасштабных картах новый кругляшочек и надпись «Шерегешево».
А отряд наш был таков: Болгов Георгий Петрович – аспирант кафедры минералогии, Андрианов Валентин – студент 5 курса Томского индустриального института, Никольская Татьяна – студентка 1 курса того же института, Нюра – студентка геологоразведочного техникума, Ибрагим – магнитометрист, Андрей и Федор – рабочие, местные жители.
Мы еще были в поле, когда Шерегешеву выдали премию за находку месторождения. Не помню, сколько, но получил он приличную сумму деньгами и еще не то ружье, не то сапоги.
Видимо, эта премия произвела большое впечатление на шорцев, и через несколько дней к нашим палаткам снова пришел один из них.
– Идем, покажу. Знаю, где есть руда!
Пошли. Стоит кустик, под ним травка, примятая насыпанной рудой. Просчитался дяденька. И никак не мог понять, почему мы не признаем его руду. Так хотелось получить премию».
Что было дальше после открытия – можно прочесть в очерке Якова Тунина «Как изучали Горную Шорию». Он, в частности, сообщал:
«Появление многочисленных отрядов геологов почти на всей территории Горной Шории вызвало большой интерес среди местного населения, к геологам стали поступать различные сведения о находках рудных минералов. Так, местные жители А. Шерегешев, П. В. Скворцов указали места обильных свалов, по которым были открыты Таштагольское, Шерегешевское, Шалымское, а позднее и Кочуринское месторождения железных руд.
К сентябрю 1931 года на всех месторождениях Кондомской группы были организованы разведочные партии, стянутые с других, малоперспективных участков. Начальниками разведочных партий назначались опытные партийцы из рабочих, а техническими руководителями – геологи.
… Главный разворот геолого-поисковых и разведочных работ был в 1931-1932 годах. В остальное время, примерно до 1939 года, в Горной Шории появлялись лишь отдельные небольшие геологические партии по линии Западно-Сибирского геологического управления».

6. Каз и Таз
Выше говорилось, что в конце лета 1893 года геолог В. А. Буштедт, первооткрыватель Темир-Тау и Одра-Баша, предпринял поисковый маршрут по реке Тельбес и ее притокам. В районе речки Каз он обнаружил признаки железной руды, изучить которые тогда не успел.
Буштедт вернулся туда в 1895 году, затем в 1897-м, и подтвердил наличие железной руды. Таким образом, именно он является первооткрывателем еще и Казского месторождения железной руды.
Прошло много лет, Казом не интересовались. И только в 1930 году на речку Каз прибыла магнитометрическая партия И. И. Лапинского, которая обнаружила здесь активную магнитную аномалию. После этого началось геологическое изучение Казского месторождения. Тогда же, в 1930-1931 годах, были обнаружены все известные в настоящее время месторождения Казского рудного поля, за исключением Леспромхозного, открытого в 1955 году. Через десять лет, в 1965 году, открыто месторождение Центральные штоки.
Поверхностные разведочные работы на Казском месторождении велись в 1939-1943 годах. Небольшие размеры выявленных запасов магнетитовых руд и неясность вопроса о перспективах месторождений привели к прекращению работ на Казе в 1943 году.
Широкий размах геологоразведочные и специальные научно-исследовательские работы в Казском районе получили с 1950 года, когда была организована Казская геологоразведочная экспедиция. В 1952-1954 годах для всего Казского района геологом В. И. Синяковым была составлена геологическая карта в масштабе 1:10 000, неоднократно подвергавшаяся позднее уточнению и детализации. В 1955 г. в рудном поле было открыто Леспромхозное месторождение, которое детально изучалось В. И. Синяковым совместно с Н. М. Синяковой и М. Ф. Захарчук (1957-1962 гг.). В 1965 г. в непосредственной близости от месторождения Штоки было обнаружено новое оригинальное магнетитовое месторождение, получившее название Центральные штоки (Л. Г. Горбачев, А. Н. Цветкова). В 1958 году началось строительство Казского рудника. Его эксплуатация началась в 1961 году.
Тазское железорудное месторождение расположено в 27 километрах к востоку от Казского месторождения, в бассейне реки Малый Таз. Состоит из 6 рудных участков: Пыхтун, Мостокол, Новомостокол, Водораздельный, Жжем-Жес, Бараки. Наиболее крупным является Пыхтунский участок, в котором сосредоточено 80 процентов запасов всего Тазского месторождения.
Первые признаки железных руд в Тазском районе были установлены в 1931-1932 годах геологом А. Д. Скрипиным – начальником Южно-Тельбесской геолого-поисковой партии Западно-Сибирского геологоразведочного треста.

Глава 3. Горношорские рудники начинают трудовую жизнь

1. Тельбес
Сегодня мало кто знает, что Кузнецкий металлургический завод при проектировании  носил другое название – Тельбесский металлургический завод. Это связано с тем, что под этот завод рудной базой планировалась Тельбесская группа месторождений: Тельбес, Одра-Баш, Сухаринка, Учулен и Темир-Тау. Тогда еще не были открыты ни Каз, ни Таштагол, ни Шерегеш, ни другие месторождения, уповали лишь на Тельбесскую группу и на железные руды Урала. Когда под будущий Тельбесский металлургический завод выбрали Горбуновскую площадку на левом берегу Томи, напротив города Кузнецка, то в 1928 году был создан «Тельбесстрой», а в жилом поселке строителей завода Верхней колонии главной улицей была Тельбесская. Там же располагался сад Металлургов.
«Тельбесскую улицу строили с толком, – вспоминают жители. – По обе стороны молодой тополиной аллеи вытягивались одно и двухэтажные дома. С каждой стороны между двумя домами предусматривали большой сарай, а в оградах хватало места для огородов. В сараях жители Тельбесской держали кур, кроликов, свиней, овец, гусей и коз. Вся эта живность органично вписывалась в городской пейзаж.
В самом конце улицы жил начальник техотдела Кузнецкого ком-бината Г. Е. Казарновский.
Во времена Кузнецкстроя на Тельбесской улице была сосредо¬точена городская жизнь. Позднее центром стал проспект Энтузиас¬тов, затем проспект Металлургов и улица Кирова. За прошедшие десятилетия покосились и почернели деревянные дома на Тельбесской. Сад металлургов перекочевал в центр города, а там, где он был до войны, осталась та же самая березовая рощица».
Итак, всё начиналось с Тельбеса. Здесь речь и пойдет о Тельбесском железорудном месторождении и Тельбесском руднике.
Проект Тельбесского рудника был разработан в 1930 году «Тельбесбюро». Но еще раньше на территории Тельбесского рудника стали обосновываться геологи, о чем говорилось выше. Уже в 1929 году проектировщики приступили к выбору на местности площадки для рудообогатительной фабрики для всего Тельбесского района. Выбор свой они остановили на месте встречи трех рек: Кондомы, Мундыбаша и Тельбеса. Так зарождался поселок Мундыбаш.
Тогда же протрассировали будущую канатную подвесную рудовозную дорогу от Тельбеса в Мундыбаш. Проектировщики планировали отработать Тельбес открытым способом и очень быстро. Капитального строительства это не требовало, обходились возведением бараков, желающие могли строить себе дома. Вскоре на будущий рудник стали прибывать строители. Заключенные Горношорлага (Темир-Тау) ударными темпами прокладывали железную дорогу через Мундыбаш до станции Ахпун. Вековая тайга оживала на глазах.
Рабочих горных специальностей вербовали на угольных копях Кузбасса, в разнорабочие принимали ссыльных, которые начали прибывать в Тельбес. В основном это были раскулаченные, проживавшие в Европейской части СССР, но находились среди них и сибиряки.
«В списке ссыльных в Тельбес – фамилия моей мамы Фоменко Марии Михайловны (в замужестве она Белорусова), – поделилась воспоминаниями бывшая жительница пос. Тельбес Ольга Савельева. – Когда началась коллективизация, мамины родители жили в Алтайском крае, Вострихинского района село Вострово. Отец ее, Фоменко Михаил Яковлевич, уроженец Курской губернии, вместе с родителями переехал в Алтайский край, где было много земли, возделыванием которой они и занимались. В семье было три сына и родители, и все они жили вместе. Но когда родились дети, а их было немало, братья решили разделиться и жить каждый своей семьей. И это решение совпало с периодом коллективизации. В колхоз никто из них идти не хотел, поэтому их раскулачили и сослали: Аркадия с тремя детьми – в Междуреченск на сплав леса, Михаила – в Тельбес с тремя сыновьями: Степаном, которому было 19 лет, Василием, которому было 16 лет, и Кузьмой, которому было 13 лет. А еще в семье была пятилетняя дочка Маруся. Парни как раз сгодились для работы в шахте на только что открывающемся руднике. Старших и на фронт не взяли именно поэтому. А Кузьма воевал, был ранен в голову, из-за чего умер рано. Отца в 1938 году репрессировали, по справке НКВД он был расстрелян в Старокузнецкой тюрьме. А он ведь участник гражданской войны, ранение получил и в свои 44 года был инвалидом поэтому. В 1957 году Фоменко Михайло был реабилитирован, о чем мама узнала только в 1991 году. Она долгие годы пыталась узнать правду о своем отце, многое пережила, будучи репрессированной как дочь “врага народа”, т.к. вот этому больному человеку вменяли в вину “подготовку восстания против советской власти”! А потом ей прислали на ее запросы справку, где стояло: “Извините!” Почти через 60 лет решили извиниться! Мамы уже нет, но боль ее осталась с нами, ее детьми: каждый раз, когда я просматриваю архивные документы семьи, сердце мое сжимается от боли за то, что моим дедам и родителям пришлось пережить!»
А это другое свидетельство от Людмилы Соколовой:
«Мои дед и бабушка были сосланы на Таз из с. Кочки Новосибирской обл., а туда они приехали, как мама говорила, «из Расеи», то ли во время Столыпинской реформы, когда землю давали, то ли от большевиков бежали, как многие, в Сибирь. Откуда приехали, не знаю».
Надежда Ярошенко (Яланская) представила целый список сосланных в Тельбес:
«Ссыльные в Тельбесе: Кривенченко, Гринь, Щербань, Квитко, Улитенко, Криворучко, Ярошенко, Яновский, Онищенко, Твердохлеб, Пивень, Черная, Семиренко, Науменко, Фоменко, Вырвихвост, Клименко, Гуменных, Гладких, Шеховец (цов), Печенкин, Воропаев, Антонов». По фамилиям – это в основном украинцы.
В 1931 году рудник Тельбес был сдан в эксплуатацию, а в 1932 году его руда пошла по подвесной канатной дороге на Мундыбашскую аглофабрику.
Известно, что в 1936 году в Тельбесе проживало 1827 жителей, в 1939-м – уже 2988 человек.
«Тельбес в годы нашего детства – уютный, солнечный, действительно райский уголок, – вспоминает Галина Фоменко. – Река с большими камнями-голышами, на которых мы грелись, как маленькие ящерицы, родник у моста с вкусной-превкусной водой. А еще – бабушка Фоменко Марина Трофимовна, которую все величали «бабка Фоменчиха» и которая никогда не давала в обиду своих внуков, всегда подкараулит с крапивой обидчика. Она давала нам с двоюродным братом Толей Фоменко немного денег, которые надо было еще заработать у нее чем-нибудь, и мы бежали к вожделенному ларьку на горе, чтобы что-нибудь там купить – чаще всего это была халва. А потом мы вместе с бабушкой пили чай! Детство – это семья дяди Фоменко Степана Михайловича и дом, самый последний на горе, но зато самый приветливый с его хозяйкой Фоменко Татьяной Николаевной, нашей любимой и доброй тетей Таней. Добрее ее, казалось, не было человека на свете…»
Вспоминает Борис Онищенко:
«Я помню хлеб ржаной переувлажнённый с добавлением картофеля и отрубей. Продавали его по карточкам в магазине, находившемся в торцовой части тельбесской хлебопекарни. Продавцом был Асафьев. Пекарня (большой одноэтажный деревянный барак) стояла вблизи бани. Следующий магазин, около школы, состоял из двух отделов: промышленных и продовольственных товаров. По экономической целесообразности пекарню перенесли в Одра-Баш, хлеб в Тельбес доставляли оборудованными конскими повозками (телега, сани), в народе – возами. В периоды половодья через реку хлеб носили по мосту добровольцы (за право внеочередного получения хлеба). Из-за сложности преодоления водной преграды магазин перенесли на левый берег под скалу и позже около него построили второй мост в посёлке. Следующий (наверное, последний) магазин построили на площадке между дворами Шевцовых и Печёнкиных. На этой же площадке была качеля для взрослых, остановка грузовика, оборудованного для перевозки людей. Магазин геологоразведочной партии работал на тельбесской станции канатной дороги. Во время лесосплава работал магазин на барже. В нём бывали дефицитные продукты. Счастливое детство запомнилось ночными дежурствами (муку будут давать! идёт вагон с кирзовыми сапогами!), дневными стояниями в очередях и находчивостью подростков. Изобрели два способа быстро оказаться у весов: по головам и между ног очередников.
…Я родился в Тельбесе, окончил семь классов, недолго работал на подвесной воздушной канатной дороге. Мой отец – спецпереселенец 1933 года, работал на рудниках Тельбес и Одра-Баш.
Родился я в ноябре 1940 года, свидетельство о рождении в посёлке Тельбес Кузедеевского района Новосибирской области. Подписано зав. бюро ЗАГС Анохиной. Бланк свидетельства на шорском и русском языках, Гознак,1939».
Надежда Ярошенко (Яланская):
«А еще был мощный духовой оркестр, вечерами музыка гремела на весь поселок. Уставших после работы, домашних дел, наших родителей как магнитом тянуло в клуб. Был драматический кружок, ставили спектакли по Шевченко, юмористические. Руководил им Науменко Семен. Музыкальное оформление – Криворучко Иван (на баяне). Наши ссыльные родители умели организовать досуг. Я уж не говорю о песнях. Пели все и пели красиво!»
В 1932 году наклонная шахта «Ударник» и карьер выдали на-гора первую тельбесскую руду нового (советского) времени. Была выпущена листовка «Советская Сибирь», в которой сообщалось: «Бригада Шантыча свое задание выполнила на 128 процентов, бригада сколотила из себя работоспособный коллектив, который дерется за перевыполнение плана». 5 сентября 1932 года по подвесной дороге из Тельбеса в Мундыбаш пришла первая вагонетка с рудой.
Когда рудник Тельбес уже находился в стадии почти полной отработки, был составлен его паспорт, по которому можно судить, что собой представлял Тельбес вообще. Вот главные фрагменты паспорта:
«Рудник состоит из: 1. карьера; 2. канатной дороги; 3. вспомогательных устройств; 4. жилищно-бытового хозяйства.
Строительство рудника производил «Кузнецкстрой», канатной дороги – «Канаттрансстрой».
В состав рудоуправления входят:
1. Горно-капитальные выработки:
а) Шахта «Ударник». Оборудована деревянным копром высотой 17 м с клетьевым подъемом (одноэтажн.).
б) Главное рудное тело разрабатывается открытым способом при посредстве 2-х штолен длиной 118 м.
в) Шахта им. Кирова.
2. Жестко-подвижная на деревянных опорах – внутрирудничная канатная дорога, длиной 600 м, соединяющая бункера шахты им. Кирова.
3. Канатная дорога Тельбес – Мундыбаш протяжением 7050 м в основном на деревянных опорах, рассчитанная на перевозку 300 000 тонн руды в год. Состояние дороги – удовлетворительное.
4. Компрессорно-силовая станция, выстроенная в 1929 г.
…8. Рубленое одноэтажное здание рудоуправления, выстроенное в 1931 г.
9. Жилых домов имеется 31 шт.»
Жизнь рудника Тельбес была недолгой, в 1943 году рудные запасы с промышленным содержанием железа иссякли. Всего Тельбесский рудник дал 1, 583 млн тонн руды.
После закрытия Тельбесского рудника началась разработка железорудного месторождения Одра-Баш, где строился рабочий поселок, но основной рабочей силой для нового рудника служили опытные горняки Тельбеса. Они продолжали жить в своем поселке, так как до Одра-Баша было всего 3 километра (правда, в гору).
Еще в 1941 году, когда часть рудного тела Тельбесского месторождения была «отработана сис¬темой подэтажных штреков, а добыча переведена на нижележащий горизонт, возникло опасение, что мощная толща пород, перекрывающая выработан¬ные камеры, может внезапно самообрушиться, при¬чинить воздушной волной значительный ущерб и вызвать несчастные случаи. Во избежание этого было решено массовым взрывом обрушить потоло¬чину, чтобы заполнить выработанное пространство. Кроме того, предусматривалось предварительно разрушить оставшиеся междукамерные целики, а затем выпустить руду из-под налегаюших пород. Чтобы при этом уменьшить разубоживание отбитой руды, было решено взорвать ее на мелкие кус¬ки, а потолочную толщу – на крупные…»
Взрыв оправдал расчеты: потолочина обрушилась, на ее месте зиял огромный провал глубиной 30 и более метров. Со временем он заполнился водой, и теперь на его месте находится известное туристам и любителям экстрима Тельбесское озеро.
Бывший житель пос. Тельбес Борис Онищенко вспоминает:
«В моё время озеро связывали с фамилией ближайшего жителя – деда Перевалова. Говорили об озере «деда Перевалова» с большим уважением. Дед запускал мальков и подкармливал их (это аквариум, ведь борта каменные). Перевалов и два его сына занесли с реки Тельбес в рукотворное озеро лодку. Попытки запрета ловли рыбы в озере-шахте у деда Перевалова закончились поражением. Для рыбы это тоже был конец. Мы пацанами приходили на озеро за адреналином. Прыгнуть со скального борта высотой три метра, понимая, что под тобой тридцатиметровая толща воды, не просто. Это было самоутверждение. Семья деда Перевалова вела замкнутый образ жизни. У деда была на реке долблёнка-лодка из цельного ствола дерева. Один из его сыновей нанёс себе огнестрельное ранение из охотничьего ружья. На этой долблёнке семья сплавила раненого по большой воде реки в Мундыбаш и спасла ему жизнь».
Сегодня Тельбес – сугубо дачный поселок. Но живут здесь и старожилы. Им остается только вспоминать былые годы расцвета рудника.

2. Одра-Баш
К добычным работам на Одра-Баше приступили в конце 1942 года. Причем приступили поспешно, так как в Кузнецком металлургическом комбинате в условиях войны начались перебои с поставками магнитогорской руды. Её пришлось заменять более бедной местной рудой, но одного Темир-Тау для этого не хватало. Тельбесская руда иссякла, поэтому было принято решение спешно достраивать и вводить в эксплуатацию Таштагольский и Одра-Башский рудники.
На работу в Одра-Баш перевели основной инженерно-технический и рабочий персонал из Тельбеса. Они ходили пешком из своего поселка. Затем начали строить в Одра-Баше собственный поселок и привлекать специалистов извне. К 1944 году рудник Одра-Баш уже выдавал на-гора плановое количество руды, добываемой открытым способом.
Руды Одрабашского месторождения, бедные по содержанию железа (28-30 %) по канатке отгружались на Мундыбашскую обогатительную фабрику.
Сразу же после окончания войны встал вопрос о подземной разработке Одра-Башского месторождения, т. к. верхние горизонты в значительной мере были уже отработаны открытым способом. Нуждалась в реконструкции и Мундыбашская  обогатительно-агломерационная фабрика. Это потребовало увеличения численности рабочих. Но не хватало жилья для привлечения вольнонаемных кадров, в связи с чем решено было привлекать так называемый спецконтингент, труд которого активно использовался в экономике Кузбасского региона в предвоенные и военные годы. Одной из таких категорий спецконтингента в 1944–1945 гг. стали репатрианты, принудительный труд которых был широко востребован хозорганами, особенно угольной, металлургической и горнодобывающей промышленности.
Государственный комитет обороны принял Постановление № 9871/с о направлении для работы на предприятиях Кузбасса военнослужащих Красной Армии, освобожденных из плена, и репатриантов призывного возраста, пригодных к военной службе.
Все освобожденные и репатриированные военнослужащие, даже если на них не было никаких компрометирующих данных, сводились в батальоны еще в прифронтовых лагерях и направлялись для постоянной работы на промышленные предприятия и шахты.
Труд вновь поступающих рабочих предполагалось использовать исключительно на подземных работах, в первую очередь укомплектовав из них бригады забойщиков, навалоотбойщиков, проходчиков и крепильщиков. Из числа рабочих, имеющих электромеханические специальности, планировалось укомплектовать штаты машинистов, подземных электрослесарей и мотористов.
Весь контингент, содержащийся в проверочно-фильтрационных лагерях, весной 1945 г. разделялся на три учетные группы. Первую составляли бывшие военнопленные. Вторая была представлена бывшими старостами, полицейскими, пособниками врага и другими лицами. В третью входило гражданское население призывного возраста, угнанное на работу в Германию.
Особая роль отводилась репатриантам на строительстве горнорудных предприятий КМК. В соответствии с Приказом ГКО за № 216с от 21 августа 1945 г. «О направлении на работу в промышленность военнослужащих Красной Армии, освобожденных из плена, и репатриантов призывного возраста» на КМК направлялись 10 700 чел. в составе нескольких рабочих батальонов. В конце 1945 г. из проверочно-фильтрационных лагерей на КМК уже поступили 1 880 репатриантов. Значительная часть их была направлена на рудники.
По мере поступления 900 человек были направлены в трест «Сталинскпромстрой» и расселены в жилых помещениях, пригодных для проживания в зимних условиях на территории города Сталинска. 300 чел. были направлены на строительство агломерационной фабрики и размещены в утепленных палатках. 2 800 чел., прибывших в Таштагол, из-за отсутствия жилья разместили в утепленных палатках.
В 1946 году все репатрианты, прошедшие проверку, стали обычными вольнонаемными рабочими. По всем рудникам КМК с ними было заключено 1 348 договоров, в том числе: по Таштагольскому руднику – 348, по Темир-Тау – 239, по Мундыбашской аглофабрике – 123 договора. По договорам репатриантам было выплачено денежных ссуд на сумму 3 285 000 руб., в том числе: по Таштагольскому руднику – 900 000 руб., по Темир-Тау – 720 000 руб., по Мундыбашской аглофабрике – 395 000 руб., по Одра-Башскому руднику – 255 000 руб. Репатриантам, заключившим договора, было продано по ссудам 63 коровы и за наличный расчет 42 коровы. Все остальные обязательства были также выполнены.
На бывших репатриантов распространили все льготы, которыми пользуются работники черной металлургии. Создавались и определенные условия для профессионального роста: организованы курсы повышения квалификации, многим была предоставлена работа согласно имевшейся профессии.
К концу 1940-х годов Одра-Башское месторождение было наполовину выработано, поэтому нужен был дальнейший фронт работ. В этой связи в 1950 году была организована Тельбесская геологоразведочная экспедиция.
О той критической поре правдиво и красочно рассказано в художественной повести И. Махновского «Дни, когда нужна победа»:
«Одра-баш – старый, почти уже отработанный рудник, живущий последними жалкими крохами руды, судорожно агонизирующий от железного голода, идущий на любые ухищрения ради продления своей жизни. Двухэтажный деревянный дом, занесенный снегом. И две тропы, прорубленные в снегу, два входа: первый – в детские ясли, второй – в контору бурразведки, в прокуренное святилище поисково-съемочной партии. Еще темно, и снег совсем синий – какая-то прозрачная холодная мгла разлита вокруг; и крыши домов, и дорога, и там, вдали, сросшиеся с небом горы – все в ожидании рассвета.
Обшарпанный коридор, забитый ящиками с образцами и керном. Огромные комнаты, забитые столами, шкафами и стеллажами с полевыми дневниками, картами, схемами…
Светало. Нетронутый снег и чистое далекое небо были как бы двумя мирами. На небе алели рассветные брызги, а за окном на снегу и на горах лежали длинные ветвистые тени. Дощатые постройки, сараи, дальше – изрытая бульдозерами дорога вверх, в горы, и мощная грязно-белая стена карьера. И снег, снег.
— Кандома! Кандома! Я – Одра-баш! Одра-баш! Прием! – склонившись над рацией, прижав микрофон трубки вплотную ко рту, безумствовал Спейт. Полуцыган, полунемец, худой и тонкий, замначальника участка был голосист – что-то металлически-жесткое и тонкое прорезалось всегда в его захлебывающемся птичьем клекоте. – Ничего хорошего. Идем по пустой породе. Идем по пустой породе! Первая – двенадцать метров, авария… Третья скважина – триста двадцать семь. Дальше. Прошу оставить два водяных манометра для Одрабашского участка. Как понял? Прием! По пустой породе! Идем по пустой породе…»
В это время до горизонта 460 метров месторождение было отработано, началась отработка горизонта 460-408 м, по сути дела последнего промышленного горизонта, что при имевшихся оставшихся запасах 3,7 млн тонн и производительности рудника 300 тыс. тонн в год определяло работу его в 8-10 лет. С целью выявления дальнейшей перспективности Одра-Башского месторождения, в 1953 году Западно-Сибирским геологоразведочным трестом была организована Одрабашская геологоразведочная партия и был составлен проект геологоразведочных работ по дальнейшей доразведке Одра-Башского месторождения. Партия работала под руководством начальника Н. И. Ретинского и геолога Н. А. Ретинской.
О геологах Ретинских и жизни в Одра-Баше вспоминает Татьяна Ефименко, дочь Ретинских:
«Вспоминать наше детство помогают фото и люди. Я жила в Одра-Баше совсем немного, но фото много, папа любил фотографировать. Мы – Ретинские, папа и мама были геологами, две сестры – Галя и Таня, а еще с нами жила бабушка. У нас на крыльце зимой всегда висела рябина, а еще была бочка с калиной, я туда однажды улетела. А еще есть фото сада, я его даже немного помню, помню качели и тележку с газированной водой».
Рудник Одра-Баш работал до 1965 года и за время своего существования отгрузил на КМК 4,2 млн тонн руды. Основной причиной консервации рудника Одра-Баш явилась отработка промышленных запасов руды, ее высокая себестоимость и низкое качество.

3. Темир-Тау, Сухаринка, Кедровка, Учулен
Железорудное месторождение Темир-Тау состояло из нескольких участков: собственно Темир-Тау, Верхний Учулен, Большая Гора, Полгашты, Шор-Шолбан, магнитная аномалия Каш-Тау. Все они были сконцентрированы в основном в верховьях реки Учулен (бассейн р. Мундыбаш) и частично – Полгашты (Золотушки, бассейн р. Тельбес). Месторождение Темир-Тау ныне отработано.
Эксплуатационные работы на месторождении начались в 1932 году. Тогда на северном склоне горы Темир-Тау были заложены две штольни – Верхняя на горизонте 500 м и Капитальная длиной 440 м на горизонте 442 м.
Надо отметить, что с момента начала работы рудника Темир-Тау и до конца 1934 года более или менее систематической нормальной геологической документации не велось. Весь зарисованный материал, результаты химических анализов и кое-какие геологические построения находились в плохом состоянии и не могли являться официальными документами. Такое положение было обусловлено отсутствием грамотных геологов. Все геологические работы поручались малоопытным коллекторам, а иногда даже малограмотным рабочим.
Наконец, в октябре 1934 года в качестве рудничного геолога в Темир-Тау прибыл В. Ф. Протопопов, под руководством которого началась систематизация материалов, закончившаяся 1 апреля 1936 года в связи с отъездом Протопопова.
В 1937-1939 годах Горным управлением КМК было дополнительно пробурено 27 подземных скважин. В это время на месторождении выделялись три рудных тела: Западное, Северное и Восточное. Обособленно от них находилось четвертое – Малый Темир-Тау, находящееся на южном склоне Темиртауской горы, в 350 м к югу от Восточного рудного тела.
В 1941 году запасы руды по месторождению Темир-Тау были утверждены в количестве 18,610 млн тонн. Но сложность строения рудных тел и недостаточная их разведанность на глубину заставили продолжать разведочные работы и после утверждения запасов.
С 1940 по 1942 год бурение производилось Горным управлением КМК. В апреле 1942 года оно было передано организованной Комплексной геологоразведочной партии Главгеологии Наркомата черной металлургии, преобразованной в 1944 году в Западно-Сибирский геологоразведочный трест. До 1942 года геологическими работами вновь руководил инженер-геолог В. Ф. Протопопов, с 1942 по 1944 год – инженер-геолог В. Н. Шульгин, а с 1944 года – инженер-геолог К. Н. Щепенко.
В 1945 году геологоразведочные работы на месторождении Темир-Тау были закончены, и Темиртауская разведочная партия в 1946 году ликвидирована. Геологией месторождения теперь занимались исключительно рудничные геологи.

В 1951 году геологи взялись за Сухаринку. Сюда перевели Тельбесскую геологоразведочную экспедицию, которая базировалась в Тельбесе и Одра-Баше. Как вспоминал тогдашний главный инженер Тельбесской экспедиции В. А. Гарнец, «перемещать большой коллектив в тайгу, на пустое место, где даже ровной площадки под посёлок нет, чрезвычайно трудно».
Да, на пустое место не переедешь. Поэтому в первую очередь требовалось построить жилье для персонала экспедиции. Но, как это обычно и делалось в те годы, переехали все же в голое поле, если можно так назвать дикую тайгу. Продолжим цитировать В. А. Гарнеца:
«Никакой надежды не было на то, что экспедиция сумеет для всех построить жильё. Эта трудность усугублялась еще и тем, что в эту местность железная дорога не принимала поставки строительного леса, а здесь почти не было хвойных деревьев, росли только осина и береза.
[Нашего руководителя] И. Т. Заикина перевели в это время начальником Казской экспедиции. Затем в управлении появилась идея объединить Казскую и Тельбесскую экспедиции, сделав для них базу на руднике Темир-Тау. Но это не решало ни одну из проблем, кроме той, что в Казской появится главный инженер, а в Тельбесской – начальник. С нашими доводами согласились. Я предложил на должность начальника выдвинуть И. П. Дудяца. На второй день после разговора он уже вступил в эту должность.
Началось переселение [из Тельбеса]. Вся Сухаринская гора уставилась палатками, между которыми бегали детишки. Жил в палатке и я. Ко всем трудящимся обратились с призывом: «В нерабочее время каждому для себя строить типовой одноквартирный дом». Экспедиция в своей лесосеке разрешала рубить лес, помогала транспортом, распиловкой его на пилораме, а строительство оплачивала по существующим расценкам. Ни один выходной не обходился без воскресника по заготовке леса для строительства производственных зданий. За год заготавливалось до 3,5 тысячи кубометров».
В пределах рудного поля было выявлено и разведывалось 12 участков (с востока на запад): Северный Артыш-Таг, Южный Артыш-Таг, Правосухаринский, Левосухаринский, Кедровские II и III, Западный, Самарские II, III, IV, V, VI. Общая протяженность рудной зоны месторождения – 8 километров. Руды месторождения комплексные, содержат благородные и цветные металлы (золото, серебро, платину, цинк, свинец, медь).

В июле 1959 года на рудник Темир-Тау приехал выпускник Томского политехнического института молодой геолог Михаил Петченко. Но еще до этого, в 1956 году, он проходил здесь практику, ему понравилось, и он решил, что работать будет только в Темир-Тау.
«Сам я из Анадыря, – рассказывает о себе Михаил Серафимович Петченко. – Мой отец был каюром – погонщиком собак на нартах, позже о нём писали в газетах как о последнем каюре Чукотки. Горношорская природа привлекла возможностью охотиться, рыбачить – я с детства это умею и люблю. Поэтому защитил дипломный проект «Разведка глубоких горизонтов месторождения Темиртау» и вернулся сюда уже дипломированным специалистом. Все инженеры у нас на руднике в то время были «томичами» – выпускниками Томского политеха. Томская школа горняков славилась по Сибири».
Горношорский журналист Ольга Щукина, родившаяся и выросшая в Темир-Тау, в декабре 2017 года опубликовала в газете «Кузбасс» статью о М. С. Петченко. Вот выдержки из нее:
«Ветеран труда Михаил Петченко из 83-х лет жизни без малого 60 отдал работе на Темиртауском руднике, который в этом году отпраздновал 85-летие.
Он почётный гражданин Таштагольского района, отмечен многими наградами, но самые значимые для него – это знак «Шахтёрская слава» всех трёх степеней, знак «Отличник разведки недр» и медаль «За особый вклад в развитие Кузбасса».
Михаил Петченко знает практически всё о запасах полезных ископаемых в окрестностях Темиртау. В июле 1959 года его пригласили на рудник геологом, через год назначили старшим геологом шахты, а в 1961-м – главным геологом рудника. В этой должности он и оставался вплоть до выхода на пенсию 31 декабря 2015 года.
– Приступил к обязанностям 25-летним молодым человеком, а ушёл с предприятия в 81 год, отработав на руднике 57 с половиной лет», – говорит он.
И уточняет, что это вовсе не рекорд рудника по стажу работы.
«Был такой Григорий Прокопьевич Шабанов, возглавлял лабораторию по измерительным приборам. Очень порядочный человек, а главное – хороший специалист. Так вот он проработал на руднике 59 лет.
Михаил Серафимович – один из немногих ныне здравствующих старожилов рудника Темиртау. Жизнь предприятия в течение почти шести десятилетий протекала на его глазах и при его непосредственном участии. Самое интересное и значимое, с его точки зрения, Петченко заносил в специальную записную книжечку: фамилии, цифры, любопытные факты:
– В 1916 году по месторождению Темиртау были утверждены запасы 15 миллионов тонн. В 1928 году геолог Усов подтвердил 13 миллионов 696 тысяч тонн. Последний подсчёт делали геологоразведчики А.Д. Подончук и А.С. Субботин в 1956 году – в недрах всё ещё оставалось 17 миллионов 532,9 тысячи тонн. Если учесть, что к этому моменту уже добыто было 13 миллионов 911 тысяч тонн, то получается, что запасы в целом по Темиру составляли лишь 31 миллион 443,9 тысячи тонн руды. А мы за счёт эксплуатационной разведки добыли на 17 с половиной миллионов тонн больше, чем по подсчётам геологов оставалось в недрах. Ровно в два раза! И если приплюсовать сюда добытое открытым способом, то получается, что всего с 1932-го по 2007 год Темирским рудником было добыто 58 миллионов 431,7 тысячи тонн железной руды!
Рекордная годовая добыча, по словам Михаила Серафимовича, была зафиксирована на уровне 1 миллион 730 тысяч тонн.
Правда, констатирует ветеран, нынешний Темиртауский рудник уже довольно давно не железорудное предприятие и живёт сейчас за счёт доломита и строительного щебня. Старый геолог сокрушается, что найденные здесь известняки, как и чёрный мрамор, пока не востребованы. Хотя одно время Темир славился своим поделочным камнем:
– С конца 1970-х годов мы начали развивать камнерезное производство. Мною было разведано месторождение чёрного мрамора Пелагеев Лог, 1 миллион 150 тысяч тонн запасов. Построили камнерезный цех, приобрели шлифовальные машины. Потом вдруг смена экономического строя, реструктуризация рудника… Работа заглохла, нас лишили лицензии, теперь это собственность частного предприятия, – с сожалением замечает Михаил Серафимович. И добавляет: – А за Пелагеев Лог я, кстати, получил свидетельство первооткрывателя. На известковый карьер и по месторождению глины для цемзавода тоже отправлял документы в Москву на первооткрывательство, но ответ был: запасы мизерные, не стоит, мол, того. А мне и не надо никакого вознаграждения, дело престижа – что не зря тут сидел, не зря Шорию топтал.
Михаил Серафимович уверен: если бы был шанс начать всё сначала, он опять бы избрал судьбу геолога!
– Всю трудовую жизнь отдал Горной Шории и не жалею ни грамма. Это такой чудесный край! Тем более сейчас – вон как Таштагол благоустраивается! Приезжаешь каждый раз и не узнаёшь его. Я однажды даже заблудился, когда зашёл в новый микрорайон. Прекрасный город, надо отдать должное его руководству».

Источники к очерку А. Смышляева

1. Г. Столчнев, Ю. Малютин. История недропользования в России от эпохи Петра Первого до начала XIX века. Интернет-журнал «Маркшейдерское дело и геодезия», кафедра горно-нефтяного факультета МГОУ им. В.С.Черномырдина
2. Выписка из Барнаульского архива, сделанная И. Григорьевым в 1919 г. Месторождение Темир-Тау. КемФ ФГУ ТФГИ, инв. № 6468. Л. 1.
3. Староверов Л.Д., Селивёрстова М. И. и др. История изучения железорудных месторождений Западной Сибири. КемФ ФГУ ТФГИ, инв. № 19270. Л. 38.
4. Мукаева Л. Н. Изучение полезных ископаемых Алтайского горного округа в конце IX в. // Журнал «Мир Евразии», Горно-Алтайский государственный университет. – № 2 (5), 2009 г.
5. Усов М. Выписка из отчета о геологической экскурсии Усова по Кузбассу, 1924 г. КемФ ФГУ ТФГИ, инв. № 2559. Л. 2.
6. Рабинович Г.Х. Крупная буржуазия и монополистический капитал в экономике Сибири конца XIX – начала XX вв. Томск, 1975.С. 190-191; Карпенко З.Г. Развитие уголь¬ной промышленности и черной металлургии Сибири. Кемерово, 1985. С. 36.
7. ГАКО. Ф. Р-100. Оп. 1. Д. 3. Л. 3.
8. Староверов Л.Д., Селивёрстова М. И. и др. История изучения железорудных месторождений Западной Сибири. КемФ ФГУ ТФГИ, инв. № 19270. Л. 62.
9. КемФ ФГУ ТФГИ, инв. № 5140. Л. 1-2.
10. http://reforef.ru/outozuc/
11. Журнал «Промышленность Кузбасса», открытый доступ в Интернете.
12. Кондаков А. Н. Минеральные ресурсы недр Кемеровской области. Кн. 1. Металлические полезные ископаемые / А. Н. Кондаков, А. А. Ввозная. – Кемерово: КузГТУ; ООО «ИНТ», 2013.
13. В. И. Синяков. Структурные и генетические особенности магнетитовых месторождений Казского рудного поля (Горная Шория). Изд-во «Наука», Сибирское отделение, Новосибирск, 1974 г.

Опубликовано в Огни Кузбасса №3, 2019

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Смышляев Александр

Родился 16 мая 1952 года в Горной Шории (Кемеровская обл.). По образованию геолог и тележурналист. Работал в геологических экспедициях в Сибири и на Камчатке, с 1989 года – в журналистике. Работал собкором областной газеты «Камчатская правда», редактором газеты «Деловая Камчатка», собкором «Российской газеты на Дальнем Востоке», автор и режиссёр многих телепередач и нескольких видеофильмов. Учился телевизионной режиссуре в Токио. Автор трёх десятков книг, в том числе «К тайнам туманных Курил» (2005), лауреат Международной литературной премии «Полярная звезда», дипломант Международной академии телевидения и радиовещания за фильм «И встали кресты на Курилах». Участник нескольких Курильских историко-географических экспедиций. Награждён орденом РПЦ Святителя Иннокентия, митрополита Коломенского и Московского III степени, медалью Кемеровской области «За веру и добро», пограничными знаками «За дальний поход в Арктику» и «За дальний поход в Тихий океан». Член правления Союза писателей России. Живёт в Петропавловске-Камчатском.

Регистрация
Сбросить пароль