Александр Асманов. КНИГА ВОЗДУХА

*   *   *
Алёне Асмановой

Одной звезды я повторяю имя…
Иннокентий Анненский

Ну, наконец: окончен долгий путь
И перестал вертеться сальный глобус.
Я слишком долго шёл – куда-нибудь,
Не для прийти, а не вернуться чтобы.

Привычно говорил себе: «Иди!»
Когда казалось, можно оставаться,
И снова исчезали позади
Избыточные равенства и братства.

И снова, выметаясь со двора, –
Сор из избы и скатертью дорога, –
Я видел, как рисует вектора
Мелком судьбы влюблённость-недотрога…

Со всех обочин отряхнув росу,
На всех пролетках оборвав постромки,
Я чёрную проехал полосу
До режущей её последней кромки.

И лишь сегодня, оперев весло,
Что как маньяк тащил в глуши безводной,
Я вышел к морю. Просто повезло.
И кирпичами прожитые годы

Сложил в шалаш, пока ещё могу –
В преддверии не за горами – Рая.
И вот теперь на жёлтом берегу
Одной звезды я имя повторяю.

СЫНУ О СТРАННОСТЯХ НАУКИ

Путешествуя в Азии, ночуя в чужих домах…
И. Бродский

Через трещину – как бы она ни была узка –
Вытекает больше, чем может налить труба.
Заржавеет вентиль, иссякнет к чертям река,
Лишь прореха вечна, бессовестна, как судьба
Диссидента, как злой проститутки речь, –
Сквозь неё уйдёт всё то, что способно течь.

Нет ни капли истины в планах и чертежах,
Положась на них, выходя даже в ближний путь,
Знай, что дело тех, кто доверился карте, – швах,
И дай Бог им всё же добраться куда-нибудь
Или хоть назад к исходному «А» дойти,
Испытав неверность намеченного пути.

Опасайся смешивать – жидкости, что в стекле,
Безопасны порознь, вместе же нет, увы!
Может так бабахнуть, что и по всей земле
Отзовется знатно, и не сносить головы
Изобретателю. Девушек же, опричь,
От болтушек всяческих может и грех настичь.

Уходя, выключай. Приходя, не включай. Лишь так
Сбережёшь энергию, нервы, процессор и жесткий диск.
И для мира свет, и себе самому – пятак,
И когда однажды электрик предъявит иск
Населению, ты избежишь суда,
Сэкономив шконку, робу, паёк, а ещё – года.

Астрономы врут. Поверь, кривизна земли
Есть случайный фактор, зависящий только от
«Мы ещё идём?» или «Правда? Уже пришли?»
И назад при этом всегда видней, чем вперёд,
Даже если «вперёд» – это значит всё время «вниз».
Прежде чем бежать, чуть-чуть постой. Оглянись.

БЫЛЬ

Почти невидимое, но
Нежнейшее под шёлком ила,
В большом пруду таилось дно
И рыбу скользкую манило.

А рыба что? Глупа она,
И в том пруду – почти что в луже –
Шла косяком на голос дна,
Ища, конечно, где поглубже.

И только шустрая плотва
За маленьким комочком хлеба
Стремилась кверху, где едва
Над головой виднелось небо.

И был – рывок, и был полет,
Не ласковый, но злой и грубый,
Крючок, что больно впился в рот,
И им израненные губы.

А после был еще садок,
И ожиданье сна слепого,
Но, к счастью человечий бог,
Обижен скудостью улова,

Её швырнул, сказав: «Плыви!»
Она плеснула – вниз к дремоте…
Но в рыбьей медленной крови
Осталась память о полёте.

КЛОУН

Скандинавский «клóнне», деревенщина,
На шута-задиру не похож,
Клоун – это глупость, что увенчана
Правом быть нелепее вельмож.

И дурак в партере улыбается:
Дескать, я-то не глупей того,
Кто на ровном месте спотыкается!
Я-то буду половчей его!

Клоуну смеётся каждый увалень,
Всяк лишённый Божьего огня:
Дескать, вы, поди-ка, и не думали,
Ну, а клоун гонит мысли вздорные,
Хоть и знает, что за годом год
Все труднее быть ему – ковёрному –
Бóльшим идиотом, чем народ.

И однажды поздним зимним вечером,
Глядя на морозные цветы,
Он решит: «Ну ладно, делать нечего…»
И подастся в умные шуты.

НЕВЕЛЬ

Евгению Минину

Мне приснилась нынче небыль,
Ясно, хоть сходи с ума, –
Довоенный старый Невель,
Двухэтажные дома.

И вода плескала звонко
В стенки светлого ведра,
И стояли у колонки
Мы с девчонкой со двора.

И покуда не убиты,
Не искромсаны войной,
Тётя Рива с тётей Ритой
Потешались надо мной.

Я сердился, я смущался,
Убегал – звала река.
И тянулся, не кончался
День простого городка…

После были и вокзалы,
И работа, и бои,
Все друг друга растеряли,
Дети прежние твои.

Но, как вырвавшийся стебель
Не погибший от огня,
Ты мне снишься, старый Невель –
Жаль, что нынче без меня.

Оберег всего живого,
Сам – живое существо,
Пусть ты мне приснишься снова –
Город детства моего.

Опубликовано в Литературный Иерусалим №31