***
Сосед мой недавно
Ангажировал мне Марь Ванну,
Чтобы жизнь не казалась ковидом изгаженной –
Пару косячков в день и – быт налаженный.
Плюс собака, прогулки туда-сюда,
Глядишь, все срастется. Да вот беда –
Я не курю уже лет шестнадцать.
И раз сто бросал до того, готов поклясться.
Поскольку курение вредно для моего тела.
Накатить – это совершенно другое дело.
Он нес картонку с горячм кофе, едва светало
Все как обычно, и Динка бурно его встречала.
Крутила хвостом, об ноги терлась
Потом лежала, пока мы терли.
Мы разошлись,
друг о друге подумавши: «Вот мудило!»
И нашего английского нам хватило.
ДОН РЫЦАРЬ
Быть мужчиной стало неприятно –
Слово грязное как «ниггер» или «жид».
Если белым, то тем более запятнан,
Лучше даже не родиться и не жить.
Мне не вымарать графу, суть напряженья –
Небом предопределенного отца.
Я безумно обожаю женщин,
Но не как безполого лица.
Это повод – у барьера, ставши в стойку,
Разобраться в этом месте и сейчас.
Если женщине к лицу быть амазонкой,
Ей мужчина – верный рыцарь в самый раз.
И плантации из роз, и гул сражений,
Города, стихи, привязанность по гроб.
Все придумано мужчинами для женщин –
И шалаш и самый-самый небоскреб.
Гонор рыцарский – не майка чемпиона.
Жизнь очертит круг возможностей сполна,
Чтобы даже под удавкой, убежденно
Прохрипеть, что все же вертится она.
Быть мужчиной – это надо потрудиться.
Не с железом по утрам и вечерам.
Рыцарь – он и в Африке Дон Рыцарь,
Будь он Дон Кихот иль Дональд Трамп.
***
Есть еще безхозные места
Без компьютера, без электричества.
Мне бы подгадать в такой гектар,
Затаиться, как в коробке спичечной.
Наколоть, сложить в поленницу дрова –
Звонкие, душистые, сосновые,
Завалиться с книгой на диван,
Отрешившись от всего хренового.
А потом заснуть мертвецким сном,
Безмятежным, как бывало в детстве.
Пусть бушует вьюга за окном
И спешит с подарками Сильвестр.
И тебе найдется место здесь –
С пяльцами, с семилинейной лампой.
Сладко пахнет дрожжевой замес,
И собака чешет ухо лапой.
Красный угол с чистым полотном –
Рядом с Библией здесь Пастернак и Ницше.
Надо б выбрать что-нибудь одно.
(Попытался – ничего не вышло).
Двор обветренный на стыке двух эпох.
Я не пьяный, я немного выпимши.
Год как год, он был не так уж плох.
Только в череде других как будто лишний.
***
Ты – чародейка из касты волшебной.
Сколько посулов, надежд, обещаний.
Голуби, кролики в шляпке модельной.
Скажет: «Там пусто!» – свидетель случайный.
Тихо, касаткой скользнет на поверхность
«Шерше ля фам» – катехизис божественный.
Даже седая (ну кто там – о перхоти?)
Вся ты – одна безграничная женственность.
Даже твоя нарочитая слабость –
Плащ для факира, в нем жало булата.
Слезы и кровь геральдически рядом
В тонком хрустальном флаконе пузатом.
***
Мне этот мир – любить и не любить,
соткав ковер судьбы за нитью нить.
Есть сто причин его возненавидеть.
И лишь одна, где «быть или не быть»
без колебаний «если да кабы»,
Склонится к «быть» хотя бы в трезвом виде.
С пустой котомкой на привоз
осенних луж, весенних гроз –
Улисс, сошедший с корабля Арго на сушу.
Коснется струн – на это спрос –
копна растрепанных волос
И ворох свежих, солнечных веснушек.
На дальний берег занесло
Не силой ветра, не веслом –
Маяк всех страждущих – где глубже и где лучше.
Где океанское тепло,
И где тогда белым бело,
Когда в цветеньи яблони и груши.
Где б вмиг от слякоти промок
Отчизны хромовый сапог.
Где шепоток одно с другим сцепляет звенья.
Где все сойдется, дайте срок,
И где б и дня прожить не смог
Без жара рук и дрожи со-прикосновенья.
***
Я еще живее всех живых.
Но, бывает, прилетит дурная весть.
Я не верю, Господи – прости!,
Это ведь не окрик твой, не месть.
Невесомый – день за днем – приплод.
Как бы высоко я ни взлетал,
Я все тот же, Господи, все тот –
К деду Меиру – “Хоть корочку!” – пристал,
Подтирая вечно мокрый нос,
Швабру превративши в скакуна.
(Я, конечно, в высоту подрос,
Чтобы дальше твердь была видна).
Но мне снится каждый раз одно:
Будто я над пропастью повис.
Птица-ворон за моим окном.
Он – взлетит, а мне – сорваться вниз.
Я еще живее всех живых,
Свежий воздух наполняет грудь.
Боже, как я к этому привык!
Дело дрянь, когда – не продохнуть.
Подзабыл, как защемляют шланг –
Равно – на земле и в небесах.
Я дышу, не замечая – как,
Пропускаю общие места.
ВЕЧЕР В МИХАЙЛОВСКОМ
Есть в хаосе округ своя печаль и строгость,
И образующий размер – зачаток новых форм.
Коленопреклонись – как их пробилось много.
Подправишь тут и там, и все, готов узор.
С гнездом осиным над входною дверью,
С нагроможденьем серых облаков,
С пройдохой старостой, в которого поверил,
С разбитой колеей и с нищими в Покров.
Как будто до тебя здесь кто-то развернулся,
Неясных образов клочки в ладонь собрал
И бросил под ноги, а ты о них споткнулся
И обраненное пособирал, поднял.
Пытаясь разгадать намеренья пасьянса,
Не зря, совсем не зря попавшего к тебе.
Часы пробили семь. Еще немного глянца –
И вечер отойдет без видимых потерь.
Прусак прошелестел, вот и сверчок запечный
Надолго затянул супружескую трель.
Несносный говорун, ему не давят плечи
Ни карточный должок, ни бабья канитель.
Еще на посошок шампанского, и точка.
От свечки на столе подрагивает тень.
Малашка подойдет, с ней скоротаем ночку.
А завтра поутру к соседям на весь день.
***
Мой самый добрый, самый нежный друг,
Одна печаль меня средь ночи будит:
От огорчений тягостных и мук
Тебе не убежать, когда меня не будет.
Куриный хрящ – твой рацион дневной.
Ты ярый хищник – как тут сомневаться.
Природа надругалась над тобой,
Одев тебя в смирительное платье.
Но тем дороже твой добрейший взгляд,
Что тяготишься ты своей звериной силой.
Так в ножнах прячется стремительный булат –
Отточенный, сверкающий, красивый.
Опубликовано в Витражи 2021
