Глава из книги «Предчувствие весны. Воспоминания и размышления поэта о времени и судьбе» (Москва: «Беловодье», 2017).
Самые глубокие впечатления в кемеровском периоде жизни остались у меня от Евгения Буравлева. Мы с ним встречались лично только раз, ранней весной 1955 года, для интервью.
Провели целый день у него дома, в небольшом шахтерском поселке Мыски, хотя все биографы поэта почему-то утверждают, что он жил в Междуреченске. Евгений Сергеевич читал мне свои очень нетипичные военные стихи, но для публикации в газете «Комсомолец Кузбасса», где я тогда работал, вручил другие. О себе почти ничего не рассказывал. С судьбой поэта я познакомился более чем полвека спустя в Википедии.
Всю войну, с первого до последнего дня, Евгений Буравлев находился в Действующей армии: сначала служил в военно-воздушных силах офицером, потом за буйный нрав попал в штрафной батальон.
На войне ему пришлось служить авиамехаником, авиастрелком; был сбит, горел в самолете. Ближе к концу войны стал сапером и взрывником, то есть ходил в самом тесном соседстве с караулившей его смертью. Трижды был ранен, награжден орденом Красной Звезды.
Ранение и награда давали право, по фронтовому уставу, на перевод из штрафников в обычные войска, а также на возвращение офицерского звания лейтенанта. Что в конце концов и произошло. Но обостренное чувство справедливости и непримиримость со злом не давали спокойно жить военному штрафнику и после войны. Однажды в ресторане он увидел, как за соседним столиком подвыпивший майор ударил женщину. Буравлев не выдержал, заломил офицеру руки и с шумом спустил по лестнице. Майор оказался адъютантом какого-то высокого чина – в результате «зачинщика драки» отправили этапом в северные края на строительство дороги Салехард – Игарка. Дорогу эту строили ссыльные, она так и не была достроена. Освобождение пришло в 1950 году, учли четырехлетний фронтовой стаж ссыльного поселенца. На Севере в газете «Строитель» Евгений Сергеевич начал печатать свои первые стихи. Продолжил это занятие, перебравшись на юг Кузбасса, где строил железную дорогу Новокузнецк – Абакан.
Дальнейшая жизнь складывалась благоприятнее. На творчество поэта обратили внимание, его приняли в Союз писателей, избрали главой Кемеровского отделения СП. Е. С. издал целый ряд поэтических сборников в Кузбассе и Москве. Военные же стихи Евгения Буравлева были напечатаны только после его смерти, в 1974 году.
Я запомнил эти стихи в том варианте, в каком он читал их мне в 1955 году:
Не по своей вине
Я не пишу о войне.
А уж кому, как не мне,
Надо сказать о ней?
Летчику и стрелку,
Саперу и штрафнику,
Взводному в энском полку…
Но вспоминать все трудней…
Поэтически мы вспоминаем войну прежде всего по трагическому «Я убит подо Ржевом» Твардовского, по его лихому «Василию Теркину», по «Землянке» Суркова, поэзии Симонова, Гудзенко, Друниной. Военные испытания, пережитые Буравлевым, оказались, возможно, слишком тяжелыми, чтобы своевременно откликнуться на них равными стихами. Но он сумел в мирное время отозваться сильной исповедью.
Цитирую ее тоже по памяти:
Никогда не скупись
На улыбку, на доброе слово.
Не стесняйся быть щедрым
Ни в дружбе, ни в верной любви.
Ошибется твой друг –
Не спеши обойтись с ним сурово.
Сам повздорил с любимой –
Прости, не суди, позови…
Не скрывай доброты
Даже к тем оступившимся людям,
Кто страдает, быть может,
Сильнее и дольше, чем ты.
От того, что глаза
Чьи-то станут теплее, тебя не убудет.
Миру больше всего
Не хватает твоей доброты.
Врезалась в память при нашей единственной встрече и внешность Евгения Сергеевича, чеканная, с крупными чертами, с твердым, хотя и печальным взглядом. А многие годы спустя, вчитываясь в стихи поэта, вглядываясь в интернетовские его фотографии разных лет, я подумал: на кого же он так сильно похож? Вспомнил – на Александра Васильевича Колчака. По внешности практически двойник, как будто один и тот же человек. Обратил также внимание на некоторые жизненные совпадения. Один появился на свет под Москвой, другой – в столице дореволюционной. Оба часть жизни провели на Азиатском Севере, в приполярной части России и закончили дни свои в Сибири. <…> Не собираюсь на основании данной житейской переклички настаивать на каких-то мистических выводах, просто обращаю внимание на эти совпадения: жизнь многогранней, неожиданней, а главное, мудрей человеческих рассуждений. И богаче на воздаяние.
Союз писателей Кемерова, основателем которого был тот самый Евгений Буравлев, о котором я говорил выше, – это, насколько я знаю, сильная, реально работающая организация. На сайте Союза писателей указано, что за один 2006 год члены областной писательской организации провели свыше 400 (!) встреч с читательскими коллективами предприятий, организаций и образовательных учреждений. По-моему, это своеобразный рекорд, который, конечно же, ни при какой погоде не попадет в Книгу рекордов Гиннесса.
Что сказать еще о жизни в Кемерове?
Экономически для нас с Лилей это был трудный период: моя зарплата, на которую жили, пока жена доучивалась и не работала, была небольшая; жили скудно. Лиля не завершила образование в университете, и на работу ей было невозможно устроиться.
Жили мы с женой в крохотной комнатенке размером в пять квадратных метров, на набережной Томи, в престижном месте. Здание было неким провинциальным аналогом столичного «Дома на набережной», предназначенным для больших чинов. В огромной четырехкомнатной квартире одну комнату занимал директор областной филармонии, другую – профессор вуза, третью – еще кто-то. В четвертой, где помещалась только кровать и стол, должна была проживать прислуга, но ее занимали мы.
Теснота страшная, но мы воспринимали ее спокойно: благодаря соседству директора филармонии мы всегда получали билеты на концерты приезжих певцов и знаменитостей. Помню, смотрели даже спектакль с участием известного артиста Кторова. Но Лиля ждала ребенка, и я вынужден был проситься собкором «Комсомольца Кузбасса» в Ленинск-Кузнецкий, где жили родители.
Подготовил С. Донбай
Опубликовано в Огни Кузбасса №4, 2021