День шахтёра в Кемерове
Хворостовский пел на стадионе.
Высоко на Западной трибуне
Слушали его под облаками –
Разный люд в соседстве с горняками.
Сразу после чудного романса
Как он белозубо улыбался!
Не щадя ладоней отвечали,
Хлопая певцу кемеровчане.
Меломан в соседстве с горняками
Вытирали радость кулаками.
По причине той же у плеча
Жёны тушь пускали в два ручья.
В небе над ареною спортивной
Притихал летевший реактивный,
Чтоб унёс домой в душе сосед
Голоса инверсионный след.
С головой в искусство окунувшись,
Стадион сидел не шелохнувшись.
По причёскам, юбкам, как повеса,
Ветерок гулял среди оркестра.
И с пюпитров ноты улетали,
Словно музыкантов проверяли…
Солнце то скрывалось, то сияло –
Знать, поёт в Сибири – не в «Ла Скала»!
Русскую народную над крышами
Голос поднимал, как будто крыльями.
А над ними, золотя свой взор,
Слушал песню Знаменский собор.
Дождь то припускал, то унимался…
Хворостовский пел и улыбался.
***
Лишь печаль – никак…
Родной язык в нас снова растревожит
И русскую тоску, и нашу прыть.
От первых потаённых чувств: «Быть
может…»
И до надежды страстной: «Может быть!»
Родной язык. Мы все уйдём и сгинем.
Но строчка будет жить, ей хватит сил:
«Скажи поклоны князю и княгине», –
Так Бунин в прошлом веке попросил.
А в детстве кто из нас, как небожитель,
Не отхлебнул из русского ковша?
Родной язык – и ангел наш хранитель,
И песня, словно общая душа,
Которую всё реже дарит радио,
Но верещит всё громче на износ.
Родной язык: «Не в силе Бог, а в
правде», –
В тысячелетье прошлом произнёс.
Народа нет и не было немого.
И гордость, и смиренье на лице
Он выразит: «В начале было Слово…»,
«Пусть… будет пухом…» – он вздохнёт
в конце.
Он узелок на память нам и – затесь,
Он оберег наш и – сторожевой,
Он был и есть, как Бог, без доказательств.
Родной язык – наш промысел живой.
***
Мама стряпает вареники,
Лист присыпала мукой,
Я еще совсем манененький,
Да почти что никакой.
А она так ловко лепит их –
Сами пальчики летят.
На листе, как гуси-лебеди,
Тихо крылышки лежат.
Призадумалась, болезная,
Кем я буду, Боже мой?
Перед ней, как будто тесто я,
Перепачканный мукой.
Во сне снегов
Чудо-сон и чудо-слово,
Звякнув льдинкою засова,
Дверь откроет в Новый год:
– Заходите, кто вперёд!..
В воздухе снежинки топчутся,
Каждую погладить хочется,
Даром, что рука горячая…
Нежность ведь она незрячая.
Чудо-жизнь и чудо-чадо –
Каждого погладить надо.
Это времечко за полночь
Крепко-накрепко запомнить.
Отзвуком на чудный зов,
Кем ты был во сне снегов?
Ни с того и ни с сего –
Кука-реку! Иго-го!
В отпуске
Целый день жую травинку,
К вечеру – зеваю.
Стала жизнь опять вновинку,
Просто прозябаю.
Утром нежиться в постели
Полюбил забаву.
Тороплюсь я еле-еле.
Просто прозябаю.
Соловей заводит соло,
Сев на ветку с краю.
Потрясён искусством,
Словно
Зяблик прозябаю.
Если есть у вас сомнения
В слове прозябаю,
То звонить для выяснения
Далю и Донбаю.
***
У лета в средине высокие травы,
Натянуты к звездам стволы.
Весёлые люди поют над кострами
Красивые песни свои.
А женщина бродит одна по квартире,
Крест на крест укутавшись в шаль.
И знаете, как в этот час в этом мире
Себя этой женщине жаль.
Ей всё надоело: и книга, и кухня,
И гладить рукой телефон…
И женщина словно забытая кукла
Из детских хороших времён.
Но ярко распишет осенние виды
Рябиновой кистью – балкон.
И грустный этюдик наш станет забытым,
Из летних хороших времен.
А то, что приснится нам в зимней
берлоге,
Медведь нам расскажет потом,
Как женщина плавно кружится в прологе
Из времени вальса-бостон.
Опубликовано в Кольчугинская осень 2022
