* * *
кибуц как мария селеста
где вышли всего на минуту
игрушки и чашки на месте
готовится пища покуда
родители дети гуляют
по травам беспечно зелёным
и пепел со стен опадает
кибуц тишиной опаленный
уже превращается в слепок
с мгновений утраченной веры
в спасение веры нелепой
что есть для отчаянья мера
что можно проснуться и снова
что можно проснуться и снова
что можно проснуться
и снова
БИО
Земля обетованная – земля,
куда мой прадед вез поклон
отца – поверив в бога, ибо выжил.
Тем, кто по заунывным песням ближе,
он завещал тугих сомнений звон.
А скрипку завещал своей жене.
Моя прабабка не взяла подарок.
Но скрипки скрип в кромешной тишине
и в путанице крови был недаром.
Мой сын похож на всех и разных пра,
как я: на украинских, польских – всяких.
Мне дарит нюх беременной собаки
кровей родни текучая игра:
я чую боль в любом краю, где жил
далёкий предок. Кости, мышцы ноют,
когда земля сочится перегноем,
политым кровью из пробитых жил.
И потому
в поломанной стране,
гражданка мира,
я живу в войне.
* * *
Башни падают кто-то кричит
Кто-то тихо рисует слово
кто-то учит – пора – иврит
Кто-то лечит кого-то другого
Башни падают звон стекла
заглушает людские звуки
кто-то тянет к кому-то руки
Кто-то будет огонь зола
Кто-то пулями в ствол врастет
Кто-то птицей мелькнёт и выше
Башни падают бой идёт
Кто-то слышит?
Все близко. Почти под кожей.
Все дальше спокойный ход
времён, где в тумане лошадь
на ясный огонь бредёт,
где шелест звучит как шелест,
где дети кричат – в игре,
где взрослые к ночи спелись
и спорят как брать барре
где было легко проснуться
где было легко заснуть
И больше не прикоснуться
И больно соприкоснуть
СОН НА СУББОТУ
Под небом голубым есть город золотой…
Анри Волохонский
Приснился град – как сад с огромными корнями.
Град в новые места все полз.
Тянулся след за горний горизонт. Корней седое пламя
вгрызалось в плоть камней, лизало синий цвет
в небесной вышине, где раньше были стены,
и где во сне текли вдоль ветра облака.
У самых облаков сплетаясь, корни-вены
бугрились белизной, скрывая мышцы скал.
И тени стен, людей, коней, телег, кувшинов,
и отзвук суеты, крикливой, шебутной,
впитались в корневищ сплетенную махину.
А град сиял вдали.
Немыслимый.
Родной.
* * *
Именами насыпано.
И в сознание сонное
Мне откуда-то выпало –
«Воркута Соломоновна».
(По цепочке от прадедов –
Неизвестно еврейское –
Так, немного казацкого,
Польско-малороссейского,
Так, немного немецкого,
Так, немного ненецкого).
Есть немного убившихся,
Есть немного пропавших.
Есть немного свалившихся
В яму оспы и пашню,
В голод тихих двадцатых,
В тихий шелест репрессий.
Перешедших, где дальше,
Безопаснее. Вместе
Оказаться случайно,
Нагрести на детишек,
И тепла, и отчаяния,
И стремиться все выше
По фамильному древу,
Помня корни и кольца.
Правда рода – без гнева.
Что откуда берётся.
По ветрам пересеяны,
Перекатаны полюшком.
Где искать – по Рассее, но
Мало слов, много горюшка.
Из местечка под Киевом,
Городишка уральского
Веком выдуло, вынуло –
Пятернею неласковой.
Собирали нажитое,
Оставляли прибитое.
И брели, неубитые,
К жизни прочно пришитые,
И места удалённые
Обживали уверенно.
Нет в семье Соломоновны –
Есть Чита Дорофеевна.
* * *
Я из нации гонимых ветка ветка где твой отблеск
я свои не знаю корни знаю только путь изгнаний
знаю только шелест нивы пыль дорог печальный
запах затхлый старого домишка где-то там откуда родом
Знаю только шелест моря пыль песка печальный
запах чешуи и слизи рыбьей где-то там откуда память
Знаю только тяжесть камня знаю только точность неба
знаю только горечь леса я из нации бегущих
в те места где можно помнить можно строить можно верить
Я из нации гонимых
Я из рода безземельных
* * *
В разговор врывается сирена.
У подруги за спиной война.
Все потом. Я изучаю: стену.
Потолок. Простенок до окна.
Все окей, так, где-то громыхнуло.
…Мы уже почти допили чай.
Я сижу устало и сутуло.
Хочется: реветь, бежать, кричать.
В разговор врывается сирена.
Где-то гул камней, огонь и дым.
Да не дрогнут наших дальних стены.
…Чай допьем. Съедим עוגת שמרים
* * *
Жужечка жучка прозрачные ручки
Ножки как спички в глазах седина
В горсточке мир, навсегда недоучка.
Где-то вдали громыхает война.
Из девяностых да в сороковые
Корни ветвятся и ветки гудят
Жужечка жучка медовая выя
Облачком кудри вождя октябрят
Выдали после забрали вернули
Как чемоданчик с газетой внутри
Жужечка жучка кругом обманули
Как ни высчитывай как ни смотри
Сестры как звёздочки в мамином сердце
Старшая раной ненужной болит
Жужечке жучке куда б только деться
Замуж, на стройку, в дешёвый гамбит
Столько предательств – как вёдер в колодце,
Столько ударов – как в сутках минут.
Жужечка жучка от всех отобьется.
Дочку и сына не отберут.
Опубликовано в Литературный Иерусалим №39