***
Встаёт внезапный день, и распрямляет спину,
И ты, вчерашний червь, сегодня просто бог,
“Земную жизнь пройдя почти наполовину”,
Готовишься собрать в щепотку – соль, итог.
Ты озираешь хлам вчерашнего – обломки:
каркасы кораблей и остовы мостов,
И отрясаешь – там, на пепелища кромке,
Весь прах и всю пыльцу. Ты к странствию готов.
Тебя не испугать. Тебя не обездвижить.
Не погасить запал, не обломать крыло.
Ты помнишь, как ты жил, и помнишь, чем ты выжил.
Тебе не повезло. А может, повезло.
И ты готов шагнуть, да что там – прыгнуть в небо,
И список городов – как список новых жён.
” Любимый, не забудь купить вина и хлеба “.
Ты снова не успел.
Сдавайся. Окружён.
***
Если я тебе дорог,
то собирайся – и час на сборы.
Впереди вся жизнь и немного смерти.
Если так история руки вертит,
Все равно остается сквозь морок –
Если я тебе дорог –
И дорога рогатиной под гортань
Встань,
собери то, с чем будешь жить
Вон оно, на полке тихо лежит.
Не буди,
Но прихвати.
***
Небоснежность. Каемка реки
Каменится и пенится. Томно.
Два подростка бредут. Рыбаки
Ловят рыбную ртуть, и бездомно
Утки спят на плаву, и шаги
Растворяются в шепоте улиц.
Мы так рано сегодня проснулись,
Что за день превратились в других.
И теперь привыкаем опять
Быть собой, и себе сознаваться,
Что любая возможность расстаться –
Это шанс не врастать, а летать.
***
Рассудок в это время суток роскошь,
Росу собрать бы, да запить бытье.
Свечу бы, да накапать в чашку воска,
Да погадать бы на твое-мое –
Куда уносит и куда заносит,
О чем молчит и как давно не спит,
Вот только – скрип уключин, всплески весел,
Вот только – лодка над водой парит,
Мерцает дно монетками ракушек,
Мерцает гладь монетками зеркал,
Рассудок дремлет, а рука послушно
Рисует бред, туман и абрис скал.
***
Бессонница, как безоконница.
Все цокает звонкая конница,
Все капает старенький кран,
Все ярче настенный экран
С показом – то ближнего-дальнего,
То нового-старого-давнего.
Все тише бредет караван –
Бряцают поводья забытые,
И сны тихо спят, как убитые,
И строки, шальные, немытые,
скользят по-над городом. Днесь
Не даждь ми… а впрочем – кому ещё?
Все спят. Многоглавое тулище
Стозевно и лаяй волнующей
Бессонницы кромку небес
Кровавит, но нежность предутренне
Разгладит и внешне и внутренне,
укроет раскол перламутрами,
И мысли (умой, приодень)
Уложатся флагами пленными,
Укроются светом, как стенами,
И станут простыми, смиренными.
Бессонница прячется в день.
***
Если ты мастер, твой мир однобок и узок,
Он приколочен шкурой к твоей напасти.
Все, что ты видишь, срастается плотной друзой
В той точке сборки, где ты несомненно мастер.
Ты этот мир читаешь в одной манере,
Слышишь в одном регистре, и монокраской
Кроешь, ведешь сквозь время к единой вере –
Ты не способен выбрать, пока ты мастер.
Недействительность
invalidность
Полвека век, полвека – вечность. Тает
Остаток века. Дергается веко,
угрюмый разум циферки считает,
калека.
Полжизни жизнь, полжизни вялый прочерк
до даты икс, порыв, хлопок – шутиха,
и чем-то белым вымаран подстрочник.
И тихо.
Полсна – не сон, болезнь. Вполглаза дрему
калека-сердце топчет ночью гулко.
Вся жизнь – как из гостей до дома
прогулка.
Из окна автобуса
Глыбится старое нежное здание:
Стены облезло сияют зелёным
Сквозь голубое. Вся улица – фоном.
Главное – это – что зелень окраины
Тополя рядом – врастает в зеленку
Краски, кирпич прикрывавшей когда-то.
Щеки фасада немного помяты,
Корни фундамента – в масляной плёнке.
Гнезда балконов подперты руками
Древних кронштейнов. Крошатся пилястры.
Крыша угрюма, массивна, брыляста.
Город – как море, и небо как камень.
Опубликовано в Образ №1, 2018
