Рассказ
Утром 12 марта 1985 года в московской квартире писателя Юлиана Семёнова зазвонил телефон.
— Позовите, пожалуйста, Наташу. — У голоса в трубке был мягкий, но ощутимый зарубежный акцент.
— Извините, товарищ, вы ошиблись номером, — ответил писатель, повесил трубку и, вздохнув, стал собираться.
Через сорок пять минут он уже входил под полутёмные своды шашлычной на Ленинградке — той, что напротив гостиницы «Советская». Двадцатипятилетний корреспондент «Нью-Йорк Таймс» Джек Вайнтрауб, месяц назад переведённый в Москву из сонного Баден-Бадена, сидел на своем обычном месте возле окна и внимательно рассматривал на просвет ломтик любительской колбасы.
— Жека, дружище, тебе ещё не надоела эта конспирация? — Писатель подсел рядом и сделал знак официанту. — Ты же не шпион какой-нибудь, ты официально аккредитован в столице СССР, оплоте мира во всём мире.
Ну давай в следующий раз сходим в ЦДЛ. Там солянка — пальчики оближешь. Я твоему папе обещал, что свожу тебя в лучшие рестораны Москвы, а мы с тобой уже в третий раз встречаемся в этой забегаловке. Спрашивается, какого чёрта?
Папа Джека, знаменитый фотокор агентства ЮПИ Сол Вайнтрауб, бывший одессит, ставший чемпионом Миннесоты по боксу в полутяжёлом весе, был старинным приятелем Семёнова. Солу не раз приходилось пускать в ход кулаки, уберегая пытливого русского писателя от объектов его писательского любопытства. Так что когда Джек получил новое назначение, Вайнтрауб-старший дозвонился до Москвы и взял с Семёнова клятву: пусть, мол, он теперь побудет его мальчику — хотя бы на первых порах — гидом, советчиком и большой ходячей советской энцикло педией.
— В вашем ЦДЛ все столики прослушиваются КГБ, — ответил Джек.
По-русски он говорил неплохо, но акцент был неискореним. — Вы же, Юлиан Семенович, мне сами об этом рассказывали.
— Но-но! — Семёнов погрозил ему пальцем. — Только не надо вот этих ваших буржуазных преувеличений. Не все столики, а всего пять, самых лучших. Хотя ты, пожалуй, прав: выбирать худшие я не привык… Ну ладно, давай уже выкладывай, что у тебя случилось? Ты ведь меня оторвал от пишущей машинки не просто так.
Официант принёс две порции шашлыка и был тотчас же отправлен обратно — за соусом, зеленью, острыми ножами и зубочистками, без которых здешняя баранина из еды превращалась в пытку.
— У меня — случилось? — медленно переспросил Джек. — Да вы что, Юлиан Семёнович! Это ведь не у меня, это у вас случилось. Я до сих пор… как это по-русски?.. охреневаю. Я вообще не понимаю, как мне реагировать и как обо всём этом писать.
— Подумаешь, теорема Пифагора, — хмыкнул Семёнов. — Смотри на вещи проще. Вам же всем наверняка раздали пресс-релизы. Как все собкоры пи шут, так и ты пиши, не промахнёшься. Если хочешь, могу надиктовать: в Мос кве состоялся внеочередной Пленум ЦК КПСС. Партия простилась с её вер ным сыном, Генеральным секретарем ЦК, членом Политбюро, трижды Ге ро ем Социалис ти чес кого Труда Константином Устиновичем Черненко.
Затем был избран новый Ге не ральный секретарь. Вот и всё. Что конкретно тебя уди вляет?
— Имя, фамилия и отчество вашего нового Генерального секретаря! — выдохнул Джек. — Простите, но это ведь уму непостижимо!
— Вполне нормальные имя, фамилия и отчество, — пожал плечами писатель. — Юрий Владимирович Андропов. Я, кстати, неплохо его знаю.
Вполне контактный дядька, даже немного поэт. В ближайшие пару месяцев я тебе, конечно, ничего не обещаю, но потом можно будет попробовать организовать интервью. Напомни в конце апреля, мы заранее обмозгуем вопросы… Женя, да что с тобой такое? Погоди, ты здесь что-то уже съел?
Что-то несвежее? Паштет?
— Но послушайте, ведь Андропов же был… он же был… он же… — Джека заело, как пластинку, и он не мог закончить фразу.
— …он же был Председателем КГБ СССР? — пришёл ему на помощь Семёнов. — Ты это имеешь в виду? Господи, как же у вас в Штатах падки на ярлыки! Не надо демонизировать КГБ, мы же не в Голливуде. Конечно, там был когда-то Берия, но сейчас другие времена. И я тебя уверяю, наш Юрий Андропов никому иголки лично под ногти не загонял. Как раз наоборот, он…
— …он же был мёртвым! — наконец, закончил свою фразу Джек.
Семёнов поморщился, как дирижёр, расслышавший неверную ноту.
— Вот только не надо распускать эти бабьи сплетни, — кисло произнес он. — Пусть «Сан», пусть «Бильд», но вы-то? «Нью-Йорк Таймс» — солидная фирма. Вам ли плестись за таблоидами? Уж тебе, Жека, как журналисту, должно быть известно: не всё, что напечатано в жёлтой прессе, соответствует, так сказать…
Вайтрауб-младший, не дослушав, нагнулся за своим портфелем, щёлкнул замочком, извлёк газетный номер и выложил на стол. Вся первая полоса газеты была обведена жирной траурной рамкой.
— Это ваша «Правда», — коротко сказал он. — За 10 февраля 1984 года, даже ещё не успела пожелтеть. Смотрите, передовая статья: «Ушёл из жизни верный сын партии и всего советского народа Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов…»
Две долгие минуты Семёнов молчал, вдумчиво изучая некролог. За это время официант принёс зелень, ножи и зубочистки, а вместо соуса — горчицу и перец. Наконец писатель объявил Джеку:
— Что ж, признаю, у советских медиков тоже порой случаются накладки. Весь наш народ, и «правдисты» в том числе, были введены в заблуждение, стали жертвой досадной врачебной оплошности. Думали, что он умер, а он, оказывается, не умер. Наверняка главврач Центральной клинической больницы получил строгий выговор по партийной линии. И уж, конечно, никому там не дали никаких премий за весь первый квартал…
Джек опять полез за портфелем и достал ещё один номер «Правды».
— А вот тут фотография его похорон, — сказал он. — Видите? Хотите мне сказать, что в кремлёвскую стену замуровали не его?
— Жекочка, ты зануда, — огорчился Семёнов и принялся строгать свою порцию шашлыка. — Господи, ну почему… ну почему такой молодой человек может быть таким занудливым? Мы с твоим отцом, когда были в твоём нежном возрасте… Хорошо. Допустим, его даже похоронили, и что? С чего ты взял, будто это навсегда? Мы живём в эпоху перемен. Сегодня похоронили, завтра опять откопали, привели в божеский вид. Это нормальный динамичный процесс…
Джек молча пододвинул Семёнову одну из «Правд» и ногтем отчеркнул дату выхода.
— Ладно, — вздохнул Семёнов, — пускай не завтра, пускай только через год, какая разница? За частностью надо видеть целое. У вас, американцев, история маленькая, вы цените каждый год. Но для тысячелетней истории Руси какой-то год — пустяк, исчезающе малая величина. Наш народ, увлечённый строительством светлого будущего, даже и не заметил этой мелкой, этой ничтожной паузы… Что, я по-прежнему тебя не убедил?
— Вообще-то нет, — признался Джек. — Абсолютно. Вы очень хороший писатель и очень здорово говорите, и если бы вы жили у нас, наверняка стали бы конгрессменом или сенатором… Но я всё равно не понимаю, как ваш бывший Генеральный секретарь, который целый год был покойником, потом стал живым. Я, конечно, не атеист, но и ваш Юрий Андропов не похож на евангельского Лазаря.
— Конечно, не похож, — на удивление быстро согласился с ним Семёнов. — С чего ему быть похожим на Лазаря? Разговорчики о том, что у него будто бы еврейские корни — полный бред. Вот его прежний зам по КГБ Семен Цвигун — это другое дело, даром что Кузьмич. Могу, если хочешь, рассказать про Цвигуна подробно.
Джек Вайнтрауб был вежливым юношей и уважал отцовского друга. Но он не мог сейчас позволить писателю сменить тему.
— Если можно, давайте про Цвигуна в другой раз, — попросил он, — мне сейчас главное — в генсеках разобраться… Я, конечно, американец, да ещё газетчик, но, честное слово, мне не нужно государственных тайн. Мне надо хоть что-нибудь разумное, для зацепки. Просто так, без объяснений, у меня материал не пройдёт… Я согласен на любую непроверенную информацию, хоть версию, хоть слух, и даже без ссылки на источник.
— Версию? — оживился Семёнов. — Чего-чего, а этого добра у меня навалом. Думаешь, если я автор Штирлица, они мне всю правду открывают?
Ха, не надейся! Врут мне, как и всем. Потом я вру за ними, а потом они сами мне верят и уже, как от печки, пляшут от моего вранья… такая вот игра недетская в испорченный телефончик АТС-1… Ну хорошо, Жека, вот тебе непроверенная версия от анонимного источника. За что купил, за то и продаю, мне навара с этого не надо… Слышал ли ты что-нибудь про «кремлёвскую таблетку»? Вроде как бы недавно разработали такой сильный стимулятор, что мёртвого на ноги поднимет. Ну и…
— …и что?
— Ну и поднял. Сам понимаешь кого. Ильича-то уже поздно, а этого ещё успели, сохранность была хорошая. Я его, кстати, видел на вчерашнем Пленуме: снова как огурчик, посвежел, даже поправился. Первое испытание — и сразу такая неслыханная удача.
— Что значит «первое»? — удивился Джек. — А я думал, что сначала положено испытывать на лабораторных животных…
— В принципе да, — согласился Семёнов. — В идеале. Сперва на крысах, потом на шимпанзе, потом на добровольцах, а уж только потом на пациенте. Но, видишь ли, ингредиенты такие дорогие и редкие, что первые три стадии пришлось сократить и сразу перейти к четвёртой. Всех ресурсов нашей медицины будто бы хватает пока только на одну таблетку — то есть всего на одного пациента.
— Выходит, Черненко умер окончательно?
— Да нет, я бы так не сказал… — Семёнов задумчиво поглядел в свою тарелку, уже свободную от шашлыка. — Советский Союз не в том положении, чтобы вот так запросто разбрасываться Генеральными секретарями.
Это элита номенклатуры, золотой управленческий фонд. Даже если воскрешение Черненко нам пока не по силам, закапывать его тоже никак нельзя: у таблетки, я слышал, весьма ограниченный срок действия — года четыре, максимум шесть. А потом наступает временный анабиоз, на такой же срок.
Ну это как с почвой: чтобы она снова стало плодородной, надо некоторое время держать её «под паром». С генсеками примерно такая же петрушка.
Баланс, круговорот веществ и всё такое.
— Значит, к тому времени, когда Андропов снова отключится, уже можно будет вернуть обратно Черненко?
— Что-то в этом роде, — кивнул писатель. — А потом мы опять попрощаемся с Константином Устиновичем и опять поприветствуем Юрия Владимировича. И так в режиме нон-стоп. Туда-сюда. Качели… Если вдуматься, это даже очень выгодно для страны. Вот вас, американцев, например, каждые четыре года трясёт: кого изберут — республиканца или демократа? А у нас в стране никаких потрясений, предсказуемое стабильное будущее и твёрдая уверенность в нём каждого советского человека…
— И когда, по-вашему, в Советском Союзе кончится этот круговорот? — сам того не замечая, Джек почему-то перешёл на шёпот, как будто где-то неподалёку лежал покойник.
— Скоро, — пообещал ему Семёнов. — Как только коммунизм одержит победу в отдельно взятой стране, и СССР перейдёт к бесклассовому обществу… — Насладившись вытянутым лицом корреспондента, писатель улыбнулся и добавил: — Да шучу я, Жека, шучу. На самом деле это у нас теперь не кончится никогда.
Опубликовано в Лёд и пламень №1, 2013