* * *
в холодный день тела лежат как доски,
но всё путём, и мир такой же плоский.
та пустота, где мы цветов нарвали, –
следы тепла на мятом покрывале.
приятно быть несбыточным и грешным,
колоть об стол стеклянные орешки,
пока по снегу ходит Иисус
и тёплый ветер пробует на вкус.
* * *
как переливаются огни,
ты меня из снега подними –
полутьма закончилась узором,
но сегодня не умрёт никто.
старики играют в спортлото,
хочешь быть убийцей или вором?
эта жизнь закончилась вчера,
чернокожий дарит флаера –
чайханадоминосдодопицца.
очень просто заказать такси,
ты вези, ильхан, меня вези,
где тут можно до смерти упиться?
я когда-то так любил ликёр
и опять найду удобный двор,
перейдя от русского на идиш.
просто забываются слова,
и земля на вкус, как пахлава,
в тех местах, где Ты меня не видишь.
* * *
лениво собирая черепки
доиндоевропейского субстрата,
я наблюдал, как пляшут мотыльки
и прячутся в безвременье куда-то.
от первозданных древних языков
остались только реки и озёра,
во тьме веков они нашли покров,
когда наш брат устал и стал осёдлым.
по каждой из бесчисленных дорог
когда-то шли совсем другие люди.
я их не знал и видеть их не мог,
но вязну в слепках каменных орудий.
поэт сидит на глине вековой,
из букв самозабвенно что-то лепит,
как ни крути, какой мотив ни пой –
выходит только тихий детский лепет.
* * *
слово родилось от парадокса,
ниточка в браслете – от любви,
и бычки затопали по доскам,
совершив очередной кульбит.
на знакомой хрупкой остановке
мёрзлый ветер мне в лицо подул,
горизонт подвинулся неловко
и сказал: «сейчас я упаду».
* * *
из какого рассказа вышла
ты, надежда моя, отрада?
отдыхаешь под спелой вишней,
спишь на веточке винограда.
опустился безмолвным грузом
робкий молот на грудь атланта.
облака не имеют вкуса,
и дышать под водой не надо.
не упало сегодня небо,
завтра дождь на луга прольётся,
и покой мне теперь неведом,
если утром восходит солнце.
«не печалься, – сказал Всевышний, –
и в процессе полураспада
сможешь ты отдыхать под вишней,
спать на веточке винограда».
ТРИПТИХ
I
проглоченный во сне паучок
совершает межпространственный скачок,
застревает в нервах, мышцах, нейронах
и паутину плетёт неровно.
дядя доктор достаёт его через ухо,
вытирает салфеткой лоб, говорит: «спокуха,
сейчас всё починим, вернём на свои места,
ты только закрой глаза и досчитай до ста».
II
в моей истории болезни
между страниц бабочка высохла,
разбросала пыльцу по ветрянке,
орви, диатезу и гриппу.
в поликлинике свет падает
на кафельный пол
и растворяется,
чтобы его невозможно было переступить,
значит, он ещё вырастет.
меня мама поставила в очередь
и ушла по делам,
а когда вернулась,
не было уже меня,
зато дядя большой стоял
и ловил сачком бабочек.
III
по кафельному полу бежит маленький паучок,
дверь в реанимацию подпирает сачок.
мальчик выходит из очереди, я хватаю его за руку, говорю: «стой!»
он открывает глаза и отвечает: «сто».
* * *
выходят братья Брахмы на поклон,
святи́тся ночь – домашняя, родная.
дорога от нирваны и до рая
прервётся из-за первых похорон.
отвар тепла в керамике любви –
крути, крути, брахман, свои колёса.
под куполом прозрачным и белёсым
мы больше не останемся одни.
нет ничего, что было бы светлей
моей души и газовой горелки.
я отличаю нежность от подделки
и больше не злорадствую над ней.
Опубликовано в Бельские просторы №12, 2021