* * *
Я раздвоенная: по небу лечу и плетусь бродом,
Обрушиваюсь, утопаю и возвышаюсь – вдруг, внезапно.
Одна нога моя в сапоге-скороходе.
Другая – в домашнем тапке.
Рассеченье своё я принимаю мирно, молча,
Так, что можно услышать, как в пустоте тихой
Тревожно сигналит беспомощный колокольчик
На колпаке отчаявшейся шутихи.
* * *
Он так боялся сознаться, что я ему нравлюсь.
Он сомневался,
он надеялся найти улучшенный вариант меня:
поновее и с перламутровыми пуговицами.
А я боялась
и совершенно оправданно стыдилась
убеждать его, что он напрасно тратит наше время.
Что я бесподобная. И что он вырвал моё сердце
и таскает в отвороте своих модных узких брюк.
И всякий раз,
когда он шагает по земле,
оно бултыхается и бьётся о запылённую кожу его кроссовок.
* * *
Моя карета превратилась в тыкву,
Сошла сияющая пелена.
И кто-то злой с кривой улыбкой тыкнул
В моё сожжённое, меня – в меня.
Золой умылась, стала только чище,
Обезоружена, пуста, поражена.
И кто-то добрый мается и ищет,
Как будто только я ему нужна.
Такая бесполезная уже.
* * *
Мы сидели за столиком и говорили о Фрейде.
Он ломал шоколад и пива мне подливал.
Я сказала: «Послушайте! Лучше меня убейте,
Только не обрывайте сверкающий мой карнавал».
Он ответил задумчиво: «Я слишком верю в Исуса,
Ничего не получится, детка, у нас с тобой.
Я чуждаюсь всего, что красиво, легко и вкусно,
Чёрным хлебом питаюсь и запиваю водой».
Я смотрела и плакала: боже, какая нелепость!
Он же язву желудка скоро себе наест.
…Значит, хлебом – всю жизнь неизменным хлебом,
Ни на час не снимая с сутулых лопаток крест.
* * *
Как он жесток и как он чертовски прав!
Чтоб дольше любилось, он – не любил, и это не странно.
Он так заворачивал рубашки своей рукав,
Как длинный сюжет для возвышенного романа.
* * *
Ну, пошутили – и хватит!
Вы размотали мне сердца клубок
В красную нитку бегущих строк.
Острою стекловатой,
Колкостью комика защищены,
Мною – возвышены и прощены!
Вами осмеянная многократно!
Мне непонятна – ваша броня.
Есть чувство юмора и у меня.
С лёгкой руки я прощаю братьев.
Тайны храню…
Пошутили – и хватит?
* * *
Я знаю, любовь – это волны воображенья.
Сладкий десерт после пустой ушицы.
Это не поселят вместе, и не поженят,
Это как готовиться к прыжку и не решиться.
Или перепрыгнуть и удержать планку,
Быть невесомой и быть как струнка.
Тайная тяга, гипноз, приманка,
Красный цветок в височной лунке.
* * *
Эй, время,
Поворачивай обратно!
Когда б ты знало, как избранник мой прекрасен,
Ты б точно позавидовало мне.
Твоя бесполая, бесчувственная сущность,
Твоя привычная работа разрушенья
Вмиг устыдилась бы незрячести своей!
Пока его влюблённые ладони
Всю охватили талию мою
И путаются в многослойных юбках,
Твой меч да обратится в гладиолус…
Эй, время! Повернись, любуйся нами,
Останься в сладком возрасте любви!
Ну, хочешь, я отдам тебе всю старость?
Не так уж много до неё осталось!
Отлей мне золота весеннего огня,
Пока он любит – сбереги меня!
* * *
Мы идём по земле голой, по широкому долу,
Молодые и крепкие, словно кремний.
Мы вдвоём в горизонт – к золотому престолу,
Неся в глазах наше будущее время.
Ещё холодно, влажной весны зародыш
Прорастает меж нами – там, где ладонь в ладони.
Ещё не о чем плакать: прошлого не воротишь…
И начало весны, как небо, кажется нам бездонным.
Барнаул
Опубликовано в Складчина №47