***
Я шепчу вникуда: «немогузаберизабери».
Этот мир мне велик – чей-то щедрый подарок на вырост,
Только давит в плечах сонный дом, душит ворот двери,
Но запаса тепла не хватает. Туманная сырость
Скользко вьется, как шарф. Все страшнее в толпе одному,
Неуютнее строем шагать на дневную повинность
Через пыль дождевую, дорог равнодушную муть
И рекламу ненужных вещей и отравы-на-вынос.
Паутинки мороза асфальт подо мной серебрят –
И серебряной лапой тревога скребет в миокарде.
Это возраст, усталость, минутная боль октября
Или страшный симптом нездоровья душевного в карте?
***
Слышали новость? В четверг с утра небо держало большой
совет,
И председатель сказал: «Пора что-то менять. Среди всех
планет —
Только у нас за войной война, только у нас без вины —
на крест,
Каждой ошибке — своя цена: в петлю, в монахи и под
арест.
В вихре крестин-похорон-женитьб люди забыли о нас
совсем.
Хватит их раем уже дразнить, адом пугать, как
детей, зачем?
Пусть их — живут и живут себе, новых рожают, спешат
стареть.
Если свободу вручил толпе, нет больше смысла брать
в руки плеть.
Хочешь им счастья — так сразу дай ключик к мечте,
покажи маршрут.
Разве им будет твой нужен рай? Слушай, оставь их, пускай
живут».
Только в ответ усмехнулся Бог: «Воля дана, чтобы встать
с колен,
Выбрать свою среди ста дорог. Если кто верует — тот
блажен.
Как-то я, знаешь, устал от слуг — скучен церковный парад-
алле.
Люди вернутся ко мне, мой друг, — пусть поблуждают
пока во мгле».
«Что в протокол записать, Господь? Мне документ
отправлять в Синод,
Сразу бы копию подколоть». Ангел склонился, строчит
в блокнот:
«Жизнь испытает огнём и льдом,
Звёзды мерцают в конце пути.
Там тебя ждет настоящий дом.
Верь. И ты сможешь его найти”
***
Смерть меняет лица и пароли – в тюрьмах, блиндажах и на
вокзалах,
В сорок первом в поселковой школе накануне выпускного
бала,
Накануне майского парада – йодным жаром в городе
Полыни,
Обернется раскаленным адом Курской битвы и на дне
застынет
В корпусе стальной подводной лодки, прячется в
последнем жадном вдохе,
В фронтовых ста граммах чистой водки, в толкотне
ходынской суматохи,
Дышит в шею, гладит по затылку с первых материнских
слабых схваток
И катает тающим обмылком между пальцев дней сухой
остаток,
А зацепит безучастным взглядом – продерёт ознобом до
мурашек.
Ходит следом, ходит где-то рядом, а когда к тебе придет –
не скажет.
***
Тёмное эго, мой Хайд, мой дарк-сайд
Скоро родится, щекочет под рёбрами –
Только лови-обмывай-пеленай,
Грифель наточен, а пластыри содраны.
В боли/слезах/алкогольном бреду,
Из перегноя ошибок и промахов
Бабочкой строки расправил, кольнул
Острыми буквами, вылетел с шорохом.
Кожа с изнанки стихами кровит
И расцветает саднящими ранами.
Если ты пишешь о бесах своих,
Ты причащаешься тайному знанию.
***
город спит под покрывалом из июньских обещаний,
из надежд на перемены
(прошлым летом не сбылись),
я свое забыла имя – нет поэта безымянней,
напеваю сонных улиц заоконный вокализ.
нижней нотой – пьяный шепот припозднившихся
прохожих,
верхней нотой – смех соседки
(курит, глядя в темный двор,
в телефон бормочет сладко: «спи-до-завтра-мой-хороший»,
улыбается, закончив нежный глупый разговор)
фоном рядом, из сто пятой, гневно плачет телевизор
льет безадресно, в пространство, в никуда речитатив,
домовой из сорок первой дребезжит в шкафу сервизом,
он обижен на хозяйку – снова в гости, не спросив,
из соседнего подъезда привела подругу-дуру
(прогрессивно заявляет: в этом мире мы одни)
стонет поезд-полуночник, ветер впишет в партитуру
новый голос, засмотревшись на сигнальные огни.
загулявший кот на крыше завывает в темень неба,
трется спинкой об антенны, проклиная прошлый март,
городская ночь – как сказка, справа – явь, а слева – небыль,
в ней о прошлом ностальгия, предвкушения азарт,
искры ласк, до боли жгучих, отголоски снов и песен.
электричество желаний зажигает фонари,
манит сумрак прогуляться, он безбрежен и чудесен.
кто не спит – того кусает ночь под кожей изнутри.
Металл
в огненных тисках землю сжал пятой злой стихией металл,
соль её – ружейная сталь, рваных ран в нечистых бинтах –
сотни, мир – осколочный ад, сколько их, чужих неживых?
блеск патронов, гроздья гранат из-под чьей-то грязной
полы,
прибыль – смерть на деньги менять. взламывают грунт
изнутри
сплавы из живого огня, тащит в бесконечный бэд трип
крови медный вкус на губах, хрома скрип под шагом сапог,
«сжалься!» крик – уже не мольба, а надежды жгучий
глоток.
дрожью от вольфрамовых ласк не насытить жадную тьму.
ржавый успокоится лязг, визг станков в сернистом дыму
воем свёрл и скрипом цепей не нарушит жуть тишины.
и нельзя того, кто отпет, со скамьи вернуть запасных.
мир агонизирует наш, в гниль и пыль рассыпан людьми.
Боже, если новых создашь, то давай-ка их вразуми.
Опубликовано в Образ №1, 2018
