***
Елене Жамбаловой
в победу сходят собственною тьмой
как в яблоневый бой
в цветущий чат
что злато – разобраться бы с собой
какие червоточины стучат
ребёнком по нему наперебой
за всех его смеющихся волчат
в победу сходят
обрывая нить
что за туда вела в сердечный лес
стоишь себе пришедшая привить
к бурятской розе – щит наперевес
к бесптичью – благодарное тювить
и собственное просто разлюбить
за весь его раскаянья замес
за мглистый свет за неказистый дар
яблонепад бормочущих теней
где горизонт задвинула звезда
познавшая – он временно при ней
за всех окаменевших без труда
а ты не каменей
не каменей
Вологда, 09.06.18
***
… любой предать тебя готов
за жизнь и кошелёк
Денис Новиков
подступает ли брат на крутом вираже,
в недоступный ли ум наряжается крах,
или свет на болоте, не данный уже,
замерцает в татарских бровях, –
ты пред ним – полутьма, ашенбах без пяти,
свой предел тридцати, мелюзга;
что не речь языка – всё расслышать иди,
что молчаньем нашёптано – слышать иди;
говори – всё, что речь языка;
чтобы внутренний розанов тише прилёг,
в гутенберговы целясь слова;
василёк предаёт за крутой кошелёк,
и с шумливою той, чей провал недалёк,
допоёт полилог трын-трава;
чтобы – на самокрутке, обрывке, листке
(не покинь драгоценных границ, монолог!)
…вот он, скачущий в будущность шар бильбоке,
неофитства взведённый курок,
в не-сюда залетевшие ум и талант, –
пред твоим суесловьем поник,
принимая дарённый тобой фолиант
за бессмертья желанный дневник.
14.03.18, Череповец
***
Александре Герасимовой
I.
Говорит молодая лакуна без берегов
перед тем, как заполниться музыкой в раз последний:
скоро – в сплетню, домой, в земное, и – был таков,
а была – чуть дрожащим двоеньем, поющим слепком;
быть и быть бы в Твоём зрачке полновесной тьмой,
никогда не на свет, под фонарный и прямолицый;
не фейсбуком расти – а твореньем на день седьмой,
не стареть – а в себя принимать колоски землицей;
задержи меня, Господи, я не хочу домой.
Перед тем, как прорежется берег – молочный зуб, –
дай в застенок, в беззубый покой Твоего подвала;
отчего Ты на пахоту щедр, а на время скуп,
под Твоим бы присмотром я пела и воровала;
шла бы смело на слово чужое, на звук чужой,
по-сорочьи в гнездо тянула, пускала в дело;
сам же дал этот дар междустрочный, бессрочный бой,
а вернусь – и другим запрещу, что себе велела;
запечатай мне волю, быть не хочу собой.
Отвечает земное – молочные берега:
ты – зерно, мелюзга, задержись в колыбельной яви,
и, покуда кивающ твой взгляд пред лицом врага,
речь юна и подробна пред выделкой дурака, –
не освоено «здесь» – и туда уходить не вправе;
потому-то нещедрая вечность к тебе строга.
И покуда к тебе откровений чужих прилив –
беззащитным ларцом ли, пожаром, змеящим чатом –
донесётся – спеши навстречу, себя закрыв
для чудес, прорывных всегда и всегда прощальных;
и за это – не за другое – твой лучший сон
станет правдою, своевольной и неприглядной;
отпускаю тебя – поброди между двух времён,
прошлым будь, настоящим стань – а потом обратно;
там и здесь – не ко времени и не в тон…
II.
не бойся что падает ешь с земли
зерно уже хлеб а слова – слова
как были – в другого не проросли
взлетели – чтоб падать и остывать
подуй – и не бойся что горяча
всё жар – что не речь языка вовне
я сердце фонарное в три луча
сюда увезу догорать во мне
умрёт возродится ещё разбей
спаслось и спасётся ещё спасёт
лишь страшен помимо ночной твоей
воли проговоривший всё
***
выплыть в себя из умерших музык двух
словно в трамвае сна проливном и белом
то ли был воздух узок и к пенью глух
то ли взглянув на свет уступила делу
санкам везущим новый дедлайн дневной
плотно прижатым крыльям чужого слова
видишь не умер свет без твоей одной
вспыхнут дела как после дождя грибного
в каждом по маслу аннушка чуть видна
абрисом черт скандальных дневных неточных
сын заискрится резок в просвете дна
и не поймёт по ком омертвела почва
лишь децибел прорежет причину вслух
той что убила дабы цвело и тлело
видишь погасло близко – не рухнул дух
видишь погасли обе – и нет предела
Вологда, 14.06.18
***
I.
так любая полемика – образ бессмертья в тебе
прорастанье в чужое – взеркалившись цепко и много
спит шаламов с блесной в неотрывной софийской губе
увлекаемый в сторону бога
спит кремлёвская вологда с чёртом на страже дорог
ад некрупный щелчковый легко претворяемый в слово
и немолчная рыба берёт в проржавевший молчок
предпочтённое вместо земного
прёт обратно в себя
в отмороженный слом
в толщу босховских слов потерявших значение речи
меж неверьем в потомка и ненарушаемым сном
сорванца что качаем некрепко в тепле навесном
что-то перерастанья покрепче
(как бы немзер сказал: «модернистский гори кабинет»)
переломан канон прорастанья в большое при свете
только виден сквозь линзу реки
убеляемый свет
и у ада сыновнего
выбора нет
за семь нот до неравных бессмертий
Вологда, 16.06.18
II.
Лакинску
там остался дух мой веять в притихшей ясности
уже не чёрно-белом но и не разноцветном хаосе
мира слетевшего с катушек
я приехал туда но остаться не дали
и когда заскрипело такси то какая-то книзу скрижаль
полетела со звоном в скандале поутихшем
безвозвратно
там осталось моё незабытое слово лежать
восставая в побрякушечной тьме
когда выключается свет
и виден только отсвет от фонаря
тогда начинает бродить по комнате
поэзия дикая и невещественная
пропитывать моим веяньем нерушимые стены
играть с оставленной тенью
я стою где меня больше нет
и гляжу без слёз большими и просветлёнными
на внезапно закрывшееся прошлое
на предназначенный портал в будущее
душа гробанувшись из новой иллюзии
ко всему привыкает быстро
человек ограбленный на всё кроме самообмана
ко всему привыкает быстро
и нет предела