Старообрядческая династия Морозовых обосновалась в Москве на Патриарших прудах ещё в 16 веке: и едва ли кто прославился из неё так, как Савва…
Мощно низвергался он в реальность, меняя её струи, обращая определённые потоки в свою выгоду, и, окружённый знаменитыми художниками (в широком смысле слова), меценатствовал, ворочал делами, вкладывался в революцию…
Тут контраст: неужели такой хваткий, цепкий, хитрый человек не осознавал, что будет она гибельна для него?
Вероятно, мир, в котором он… почти царствовал, слишком не устраивал купца-умницу-мецената…
Об этом свидетельствует и финал – самоубийство в Каннах, в одном из красивейших мест мира, в роскошном отеле: словно ненависть к реальности уже зашкаливала.
Паскаль утверждал, что даже кончает с собой человек из стремления к счастью – не найденному на земле.
…Потомственный почётный гражданин, детство будущий Савва Тимофеевич провёл в особняке, в Трёхсвятительском переулке, и по окончании гимназии поступил на физико-математический факультет университета; в студенческие годы пишет значительную работу по химии, исследуя природу красителей, общается с Менделеевым.
Напор мысли присущ был Морозову; напор мысли – и энергетика необычайная: словно всё в жизни надлежит брать штурмом.
Он изучает химию в Кембридже, знакомится с организацией текстильного дела на английских фабриках.
Фабрики его в России гудели густо; работал он неистово и, оспаривая Декарта, утверждал: «Я работаю – значит, я существую…»
Мышление, процесс достаточно замкнутый в себе, сложно поддаётся определению, и Морозов, предпочтя поставить на его место работу, был в чём-то прав.
…Отец Саввы – Тимофей Саввич – получил в наследство «Товарищество Никольской мануфактуры Саввы Морозова сын и К°» – мануфактурный комбинат, собранный по частям его дедом; и сам включился в работу активно, начиная с 40-х годов девятнадцатого столетия.
Он был религиозен: и некая истовая аскеза сказывалась и в работе; моленные содержались и в конторе, и в московском и крымском особняках.
Неистовость служения чему?
Тут философский вопрос: в старообрядческом купечестве было чтото от напора кальвинизма: когда угодность и близость к Богу рассматривалась через объёмы богатства, которое нельзя было попусту растрачивать: острые и яркие, пёстрые удовольствия исключались…
Управление Никольской мануфактурой – фактически текстильным комбинатом – отец, чьё здоровье подорвала морозовская стачка, передаёт Савве.
Тот работал неистово, украшал повседневность фабрик нововведениями, оказывал большую помощь Московскому художественному театру, дружил с Горьким, был близко знаком с Красиным, держал лучших рысаков, выигрывавших все бега, жил по-царски…
Он работал неистово – как молятся старообрядцы, сжигая себя пламенем веры, взмывающим вверх, пока земное должно делаться своим чередом.
Не думается, что Савва Морозов был слишком религиозен: нечто, въевшееся в сознание от поколений старообрядцев, стоявших за ним, конечно, прорисовывалось и в его образе…
Он расширял… как сейчас бы сказали – бизнес; ему принадлежали хлопковые поля в Туркестане.
Он ввёл оплату по беременности женщинам-работницам.
У него были стипендиаты в технических вузах страны, а некоторые – наиболее перспективные – обучались и за границей.
Купленный Морозовым в 1893 году у купца Аксакова дом на Спиридоновке был снесён, и по проекту одного из интереснейших архитекторов своего времени Шехтеля возведён на его месте роскошный особняк…
…Он и сейчас смотрится необыкновенно колоритно, своеобразно вписываясь в роскошные московские каменные дебри.
Морозова выдвигали на пост московского городского головы: но поставленное условие: принять православие – было для него неприемлемо.
Верность корням… она много о чём может свидетельствовать: о крепости натуры, например…
Жизнь Саввы Морозова сверкала – трудами, мелькавшими лентами лет, испещрёнными письменами; роскошью – какая, казалось, была ему и не слишком-то нужна…
Или?..
Вопрос остаётся без ответа – большие деньги подразумевают некоторые излишества, мягко говоря.
Но в образе Саввы Морозова концентрировалась русская мощь – нечто бурлацкое, коренное было и в физической оснастке его: сколько можно судить по фотографиям и портретам.
Чрезвычайный сгусток энергии – иначе не определишь его; и – словно символ купечества, умного, просвещённого – таковым видится легендарный Савва Морозов спустя 160 лет после своего рождения…
* * *
…Смерть пишет последнюю страницу – не считая бессмертия: которое открывается людям незаурядным, таким, как Морозов; но обстоятельства смерти его загадали ряд загадок…
Очевидно, определённая религиозность была присуща ему: с точки зрения старообрядчества (как и любой ветви христианства) самоубийство является тягчайшим грехом; и как-то мало вяжется образ неустанного, жизнелюбивого Саввы Морозова с человеком, стреляющим себе в сердце.
Официальной версией смерти был всё же признан суицид, но задолго до трагедии Морозов говорил Максиму Горькому (судя по его воспоминаниям), что в гибели его заинтересованы черносотенцы, неоднократно присылавшие письма с угрозами из-за участия фабриканта в революции.
Морозов был настолько популярен, что после смерти среди рабочих его фабрик пошла легенда: мол, фабрикант не помер, вместо него похоронили другого, а он тайно ходит по фабрикам своим, поучая рабочих уму-разуму…
Такой вариант святости: богатство осознаётся прахом, остаются опыт и мудрость.
Официальные российские власти проявили уважение и почтение к трагическому событию; генерал-губернатор Москвы ходатайствовал о выдаче удостоверения об отсутствии со стороны администрации препятствий преданию земле по христианскому обряду.
Он и был похоронен по старообрядческому обряду; речи не произносились, гроб с телом не вскрывался.
Жизнь дальше – в памяти и в архивах Клио – продолжилась; в частности, образ Морозова был убедительно представлен в нескольких киновоплощениях: в фильме «Николай Бауман» фабриканта играл Ефим Копелян: внешне несколько похожий на своего героя.
Он играл размашисто и весомо, вместе – сдержано и трагично: сила дарования позволяла ему использовать разные краски, умело совмещая и комбинируя их.
Донатас Банионис воплотил Морозова в фильме «Красный дипломат. Страницы жизни Леонида Красина».
Его Морозов, разумеется, другой – хотя ничуть не менее убедительный.
И уже в двадцать первом веке были сняты документальные фильмы о ярчайшем представителе сильных характеров русского пантеона.
Александр Львович Балтин,
Москва
Опубликовано в Бийский вестник №3, 2022
