Жизнь – это вечно повторяющийся фальстарт. До вожделенного старта не доживает никто.
Любую цепь можно разорвать, кроме цепи непредсказуемых случайностей.
Правда – это смесь верного и неимоверного.
Когда два картежника играют в шахматы – они все равно играют в карты.
Человек стоит столько, сколько килограммов золота он может за ненадобностью выкинуть из своего ума.
Если ты идешь по следам карлика, не надейся стать великаном, но, если ты пойдешь по следам великана – ты утонешь в его следах и станешь карликом. И мелкая и великая твоя цель – самообман.
Чтобы не прогадать – надо не гадать.
Если камень мнит себя горой – он непереносим.
Пока еще в твоей душе не совсем пустло и безсветло, успей умереть – станешь в ночи светлячком, переполным и пересветлым.
Где много веревок, там неувязки.
Когда умирает роза, смерть начинает благоухать.
Крайне важное доводит до крайностей.
Не улучшай хорошее, ибо хорошее для хорошего, а улучшай лучшее, ибо ему нет границ.
Нет разницы какими руками, грязными или чистыми, ты возьмешься за ум – всё равно замараешь их собственным мозгом.
Против течения можно плыть – но против течения бесполезно голосовать.
Живи в каждой секунде, чтобы минутная грусть тебя не поглотила.
Хочешь познать человека – познай его шаблоны, хочешь понять человека – найди в нём нешаблонное.
Каждый имеет право, и право имеет каждого.
Жизнь – это закономерности, которых воля случая превращает в лотерею. И там истину найти нельзя, и она висит в безвоздушном и безжизненном пространстве между закономерностью и случайностью, и никогда с ними не совпадёт.
Если ты потерял совесть – может, это и к лучшему – кто-нибудь найдет твою совесть и станет порядочнее.
Жизнь – это вечное совращение.
Вожделение – вождь человека.
Если ты попал в точку там, где точки нет – там скоро появится многоточие, а ты окажешься совершенно обесточенным.
Жизнь бренна, потому что вечна, и только смертность ее фрагментов придает ей ценность…
Наша цивилизация – это спектакль, в котором обезьяна играет роль человека, но эта роль для неё оказалась слишком сложна, поэтому она наплевала на сюжет и всё стало неуправляемо как в настоящей жизни.
Обезьяна – это метафора жизни, а человек – это её гримаса.
Я сижу в игре или игра сидит во мне?
На Руси грабли существуют для того, чтобы никогда не ослабевала и вечно усиливалась загадка таинственной русской души.
Если твой паровоз сошёл с рельсов – окрыляй его и лети…
Если брызнуть чернилами в пустоту – появится слово.
Умный ищет в сути соль, дурак – в соли – суть…
Подать кушано…
Клещи рождаются в клише…
И жили они коротко и несчастно – лилипутики-садо-коммунисты…
На всё есть квоты, ибо идиоты погрузили мир в количественный формат.
Материальность мыслей не означает того, что все они воплотимы, но воплощенная в грубой материи мысль со времнем распадется на атомы, а не воплощенная – останется вечно материальной…
Однажды Бог постриг обезьяну и назвал ее человеком, но волосы имеют свойство отрастать…
Грабли – самая непредвиденная вещь на Руси….
Когда ты на коне – ты на кону.
Кто измеряет свое достоинство – тот недомерок.
В каждой нужности есть доля ненужного.
Бесконечность параллельных зеркал не что иное, как мысль, мыслящая самоё себя.
Если утопишь зеркало в воде, то тогда поймешь, что вода появилась из зеркал.
Нас едят руками, потому что мы не умеем летать – говорила курица.
Человек – это звучит горько… – говорил Максим Гордый…
Убивая в себе раба, я убил человека, а раб остался.
Я тебе как динозавр динозавру говорю: мы не вымерли!
Жизнь бессмысленна, а смысл безжизненный…
Держись подальше от вещей, чтоб не увязнуть в вящем…
– Нет, друг, у тебя не получается водить пером по бумаге, води лучше бумагой по перу…
Когда ты входишь в образ, образ входит в тебя… и получается как в стихотворении Бродского, где рыба перепутала чешую и остов.
– Мы разные. Я – мясо на костях, а ты – кости в мясе.
Жратит хвать!
Как солнце не переставляй – всегда что-то остается в тени.
Худой субъективизм лучше толстой объективности.
Любому сущему присуще неприсущее.
Не впрягайся туда, куда впрягается твой лирический герой, потому что ты никогда не угонишься за своим вымыслом.
Грехи Гугла выискивает Яндекс.
Здравый смысл лишь крохотный фрагмент абсурда, который ещё – поди отыщи!
Жизнь сложно не усложнять, но упрощать сложнее.
Все отложенное становится ложью.
Не устраивай курице разбор полетов.
Упертому тупик необходим.
Все перемелится, но не из всего мука будет.
Пустота была создана, вечно была только полнота.
Зри в корешки – презри вершки!
Мы никогда не будем звеньями одной цепи! – сказало золотое кольцо железному.
Тем, кто на печке – не страшны подсечки.
Не делай злобу ночи злобой дня.
Дурак без каски – это фиаско…
Если камень мнит себя горой – он непереносим.
Не улучшай хорошее, ибо хорошее для хорошего, а улучшай лучшее, ибо ему нет границ.
Если совесть упала в лужу – лучше остаться без совести, чем поднимать замаранную.
Время творений прошло, а творцы то продолжают мнить себя богами творчества, не понимая, что тем самым уже давно разрушают и даже сотворенное прежде.
Дарвинское общество создавалось не Дарвиным, а хихиканьем обезьяны, которое будет разноситься эхом по вселенной, неведая, что от земли оно не оставило даже пепла…
В человеческом сообществе могут жить только обезьяны и Дарвины.
Кто завсегдатый – тот никогдатый.
Дарвин сам отбирал, какие обезьяны станут человеком, а какие не станут. И те, кого он не отобрал – попрятались в лесах, боясь, что вдруг кто-нибудь другой отберет.
Когда два картежника играют в шахматы – они все равно играют в карты.
Человек стоит столько, сколько килограммов золота он может за ненадобностью выкинуть из своего ума.
Если ты задумал идеальное убийство, но попал в дешевый детектив, значит ты витаешь в облаках и не понимаешь, что идеала на земле нет. Но не отчаивайся, внеси в убийство философскую подоплеку, как это, например, сделал Достоевский, это будет не хуже, а даже лучше любого идеала. Но, в отличие от Достоевского, ты должен взять сам в руки топор, а не впихивать его своим несчастным персонажам и руби всех подряд: ты на Земле, а не где-нибудь.
Дарвин вынуждает нас не замечать и не помнить о значительной части животного мира: ведь, чтобы быть человеком, теперь мы должны ничего не знать про обезьян!.
Вознамерился что-то утверждать? Но подумай: совпадет ли это с консинстенцией бытия? Если она мягка, то к чему утверждения? А если тверда – твердее ты ее все равно не сделаешь. Так что сосредоточься на размягчении себя за ненадобностью.
Куриная кость – собаке, собачья кость медведю, золотая кость – Рокфеллеру – все животные костееды.
Человеку не мысли приходят, чтобы стать стихами, а стихи приходят, чтобы стать мыслями.
Человек был создан из игорной фишки, но игра приобрела неожиданный поворот – обезьяны заявили, что тоже хотят играть.
Уходящий поезд, на который все-таки успели запрыгнуть несколько обезьян, чтобы стать людьми, на самом-то деле ехал в тупик, в конце которого стоял стрелочник тупика Дарвин.
Человек – это обезьяна в художественном смысле, однако реальность на столько упрощена, что в натуре мы от обезьян отличаемся только хвостом.
Если у тебя нет голоса, то ищи рыбу на уроках пения – она научит тебя молчать.
Если ты не признанный гений – не огорчайся. Возможно за тобой давно следят инопланетяне, которые тебя признали.
Жизнь – это Кафкианско-Дарвинский парадокс. По Кафке Человек мертв, а обезьяны живы, по Дарвину обезьяны мертвы, а человек – жив.
Идеал живет и в тексте, и в тебе, но доводя текст до идеала, ты неизбежно расстаешься с ним, чтобы видеть его со стороны.
Жизнь – это конфликт человека с обезьянами, но где обезьяны, а где люди – никогда не станет известно ни тем ни другим.
Кофе с молоком убежало. Сегодня догнал кофе, завтра догоню молоко.
Люди давно вышли из нор и не живут в них, но норы вошли в нас. Они как червячные дыры связывают нас с прошлым и не дают выйти на свет.
Импровизация – вечное русло, логика – вечный тупик.
Наш век закрывает маска, которая давно уже проникла в человека, став его смыслом и условием выживания.
Не ищи совесть в картах – она давно сбежала в шахматы.
Жизнь – это бесконечная борьба за материализацию бесконечного желания, и если б их не роднила бесконечность, все бы распалось и погибло из-за невозможности желаемое воплотить..
Не лови смысл жизни сочком, если ты бабочка – себя поймаешь, не хватай смысл жизни клешнями, если ты краб – себя перекусишь, не грызи смысл жизни зубами, если ты волк – себя сожрешь, вдохни его, как запах цветка, который растет в твоем воображении.
Клади бабло в булку – и изюм появится.
Все лысые планеты Земля хуже одного обросшего – индейцы не стриглись вообще: волосы-антенны вплетали их в параллельные миры и они жили в слоях многих измерений.
Дарвин крутил любовные романы с обезьянками, но человек у них на практике так и не получился, зато в теории – прокатило.
Наше всё – это не Пушкин, это обезьяна.
Скульптор, не обрабатывающий камень, сам становится камнем.
Только вернувшись в состояние обезьяны человек может стать счастливым, но обезьяны не хотят обратно принимать в свои ряды людей.
Каждый камень мечтает стать планетой, не понимая, что поле для великой деятельности есть только пока он мал.
Камень, вставший на путь страданий – превращается в слезу, а потом – в бриллиант.
У Дарвина был хвост, и свои идеи он вынашивал в хвосте, но когда они осуществились, хвост у него отсох и отвалился и поэтому теперь так и не понятно, откуда ж они взялись.
Жизнь – это вечно повторяющийся фальстарт. До вожделенного старта не доживает никто.
Любую цепь можно разорвать, кроме цепи непредсказуемых случайностей.
А всевышний-то создал ни персон, а персонажей, вот нам и приходится не жить, а играть в жизнь. Но играя, мы настоящую жизнь не затираем, она затирает нас.
В рай попадут недоверчивые и подозревающие хищники, ибо доверчивые овечки сразу же попадутся и окажутся в аду и это начало начал. Наша драма на Земле лишь проекция.
Истины нет, потому что нет истинных желаний, либо она есть, а наши желания все против нее.
Человек произошел от дурковатой обезьяны – умная бы осталась сама собой.
Дурак всё делает правильно, но потом не может ничего исправить, а умный косячит и исправляет косяки.
Правда – это смесь верного и неимоверного.
У верблюда в большом оазисе пропадает верблюжья основа и он неизбежно становится обычным ослом.
Человека из обезьяны сделала глупость Дарвина, которая, впрочем, имела творческое начало: выбор её свободен и произволен – ведь могла бы сфокусироваться и на клопе.
Обезьяна – это минимум, человек – это недостижимый максимум, все мы где-то посередине на уровне недоумка Дарвина.
Никогда не проверяй на моральную прочность Человека – он наверняка окажется обезьяной и Дарвин здесь уже не виноват.
Человек – он бедный родственник обезьяны, а царь природы-то как раз она, потому что ни от кого не происходила.
Дарвин научно форматировал обезьяну под человека, и у него не получалось, и когда он уже совсем было отчаялся, увидел, что люди уже давно сами себя подформатировали под обезьяну, но он это никому не сказал, ведь в такую теорию уже никто не уверует.
У Дарвина был особый вид дальтонизма – он не отличал людей от обезьян и лучше бы он посвятил свои научные труды именно этому своему недугу, а не тому, как в нем мир преломился.
Совпадения бывают у тех, кто подпитывает своей глупостью генератор случайных чисел.
Высокие теории строят только карлики, и напрасно, потому что высота и без них существует.
Мир – это антисистема, возникшая на системных ошибках какой-то системы, которая бесконечно давно и бесконечно глубоко втартарарылась.