Юрий Поздняков. СКОРЫЙ ПОЕЗД В НИКУДА

Повесть

Дама в перстнях и шляпе

В плацкартном вагоне скорого поезда Москва – Челябинск его попутчицей по отсеку оказалась импозантная дама в шляпе в возрасте под пятьдесят. Золотая оправа очков, поблескивающие перстни на пухлых холеных пальцах, манера вальяжно держаться – все указывало на особу явно статусную и вызывало недоумение, почему она едет не в купе. Еще два попутчика – лысеющий блондин и курчавый брюнет – где-то подолгу пропадали, вероятно, засиживались в ресторане, озабоченные поиском «подруги на час», или дулись где-нибудь в карты.
«Однако пора перекусить», – подумал Веня и разложил на столике нехитрую снедь, предложив Нонне Витольдовне (так она представилась) разделить с ним трапезу. «Спасибо, но мне надо худеть», – тактично отказалась она. В непринужденной дорожной беседе «обо всем и ни о чем» выяснилось, что Нонна Витольдовна задержалась в столице по неотложным служебным делам, очень торопится домой, а на ближайший рейс выбор билетов был невелик, вот и оказалась в плацкартном.
За окошком стемнело, пора и на боковую. Сеня, согласно билету, растянулся на нижней полке и задремал. Сквозь сонное забытье услышал какие-то шорохи и кряхтение. Разлепил веки, повращал «гляделками»: завзятых ловеласов все еще нет, Нонна Витольдовна, сопя и болезненно морщась, пытается взгромоздиться на второй ярус. Сене стало неловко за свою дремучую недогадливость, и он тихонько позвал:
— Нонна Витольдовна…
— Что?
— Ложитесь сюда.
— Что?.. – глаза женщины удивленно округлились.
— Ну, в смысле, давайте поменяемся местами.
— А-а, хорошо, спасибо.
Сеня легко забросил свое послушное тело наверх.
Ранним утром на одной из остановок к ним пытались подсадить «левых» пассажиров. Сеня видел, как проводница сунула в карман своего форменного кителя взятые с них деньги. Подобные случаи неправедной наживы всегда его возмущали и вызывали чувство брезгливости. И тут он тоже не стерпел: «С какой стати мы должны ехать в тесноте?» Проводница, опасаясь лишнего шума, увела подсаженных куда-то подальше. Там вроде никто не «возникал». Колеса продолжали отстукивать свои бесконечные километры.
Когда подъезжали к Уфе, Нонна Витольдовна вырвала из блокнота листок, черкнула адрес и протянула Сене со словами:
— У меня есть племянница, Снежана, ей восемнадцать, живем рядом, хочу вас познакомить. Может, попереписываетесь, а там видно будет; если узелок завяжется, встречу организую. Ну, счастливо!
Поблагодарив за содержательное общение и попрощавшись, парень спрыгнул с подножки вагона на перрон. Его нос сразу учуял, что неподалеку продают горячие беляши. О, больше нигде это кулинарное изделие не источает такой вкусный аромат, как на Уфимском вокзале! Теперь несостоявшийся студент окончательно поверил, что он снова у себя на родине, и все, в конце концов, не так уж плохо.
Сеня Пастухов вырос в деревне, в крестьянской семье. Отец его, Селифан Афанасьевич, большую часть жизни конюшил и пас колхозных буренок, мать, Степанида Федуловна, была пограмотнее и работала то в полеводстве землемером, то на ферме учетчиком. Детство Сени, проходившее среди разнообразной природы, было нелегким и вовсе не беззаботным: гонял лошадей в ночное, бродил по окрестностям с ружьишком, ловил удачу на пруду и на речке допотопными рыбацкими снастями. Все это, конечно, не освобождало его от повседневной обязанности помогать родителям по хозяйству, заготавливать дрова и сено, возделывать огород, тем более что он был первенцем, а за ним строились по ранжиру еще семь «я», то есть семеро братьев и сестер.
В школе Сеня учился неплохо, до пятого класса даже ходил в отличниках. Потом стали проскакивать оценки поскромнее. Но в нем никогда не гасло желание учиться, выбрать профессию по душе, получить высшее образование. После педучилища, двух лет армейской службы и трех лет работы в сельской школе подал документы в Кировский сельхозинститут на факультет «биология и охотоведение». Аналогичный вуз такого профиля был только в Красноярске, имевший, правда, «пушной уклон». Сеня мечтал в качестве ученого- зверовода побывать во многих необычных уголках необъятного Советского Союза, а если подфартит, то и где-нибудь в Австралии или, скажем, на Филиппинах. По крайней мере, захватывающие рассказы таких успешных и популярных путешественников-натуралистов, как Николай Дроздов и Василий Песков, его вдохновляли. И вторая причина, по которой он выбрал Киров, та, что Вятский край являлся родиной его матери, оказавшейся на башкирской земле еще девчонкой, в начале тридцатых годов прошлого столетия, когда совершался массовый исход населения из северных лесов на более благополучные просторы Предуралья.
Областной город на Вятке произвел на юношу благоприятное впечатление.
По сравнению с Уфой он показался довольно спокойным, несуетным, по-кержацки основательным, хотя уступал по зеленым насаждениям и цветникам. Сеня, как человек любознательный, интересовался местными достопримечательностями, посещал выставки, театры, музеи, в пригородном сосновом бору подолгу наблюдал, как в питомнике, обнесенном высокой сеткой, выгуливают и дрессируют чистопородных охотничьих и служебных собак. Два раза съездил в переполненных автобусах на ипподром, восторгался выездкой грациозных лошадей, а на бегах даже пробовал делать ставки, но хорошо, что вовремя одумался, поняв, что постороннему неопытному человеку тут ничего не светит. Чтобы побывать на родине матери, в сельце Починок, где в старые времена хозяйствовал его дед – знатный пасечник Федул, времени уже не оставалось: на носу вступительные экзамены.
Надежда на русское «авось» подвела, конкурс (восемь человек на место) Сеня не выдержал. Только за сочинение на свободную тему, которое он озаглавил «Лошади в истории русского народа», ему поставили «пятерку», а вот профильный предмет – химию – сдал на «трояк». Для зачисления не помогли ни его сельское происхождение, ни служба в армии, ни трехлетний учительский стаж, ни положительная характеристика от директора школы и райкома комсомола. Пришлось возвращаться в свой Белореченск не солоно хлебавши.

Знакомство

На ту пору возраст Сени приближался к двадцати восьми годкам, но ни с одной девушкой отношения не сложились: то он не нравился, то его что-то не устраивало, а хотелось любви взаимной. Да и работе он отдавался весь без остатка, на разные амурные посиделки или танцульки времени не оставалось.
В студенчестве ему безумно нравилась черноглазая татарочка Флюра, и она его вроде бы не отвергала, но вскоре после выпускного вечера исчезла из поля зрения.
Дошел слух, что она вышла замуж за ведущего инженера большого завода. Скорее всего, брак по расчету. И то сказать, зачем ей «шкраб» с нищенской зарплатой?
Когда он жил в деревне, то симпатии вызывала медичка Алена, приехавшая в ФАП после училища. Сенина мама, работавшая у нее санитаркой, решила помочь своему скромнику сыну в установлении контакта с девушкой. «Нет, теть Тонь, пусть не обижается, но… он какой-то несовременный», – с извинительной улыбкой молвила Алена.
Но случалось и наоборот. Одно время его внимания и расположения упорно добивалась сослуживица Жанна – полногрудая перезревающая деваха. Зная его вкусы и увлечения, она приносила ему горячие пирожки с капустой собственной выпечки, зазывала летом поиграть в бадмингтон или волейбол, а зимой – покататься на коньках, хотя по мячу не попадала, а на льду без поддержки не могла сделать и шагу. Сеня с удовольствием уплетал пирожки, не отказывался составить компанию в спортиграх, но от развития событий увиливал, ибо не мог себе представить, как можно вступать в интимную близость с женщиной, не испытывая к ней влечения.
Еще к нему неровно дышала дочка хозяйки Ирка, работавшая в Уфе, но регулярно приезжавшая к матери на выходные. Однажды она пригласила Сеню в поход с ночевкой вверх по реке Белой. Чтобы соблюсти внешнее приличие, она «прихватила» свою приятельницу Таю. На стоянке разбили палатку, сварили «уху» из консервов. Сене вдруг встряло в голову переплыть реку в самом широком месте. Когда плыл обратно, вечерние сумерки сгустились в ночь, силы иссякали, чернильно- свинцовая клокочущая вода стала вызывать какой-то утробный страх.
В полном изнеможении Сеня поднимался по крутому откосу, ловя себя на мысли, что это геройство он совершил вовсе не для Ирки, а для Таи, с которой раньше даже не был знаком.
Ночевать в двухместной палатке легли втроем; вначале Сеня лежал сбоку от Ирки, но под утро почему-то оказался с другого края, рядом с Таей. Легкие нечаянные прикосновения то к плечу, то к бедру горячего, как печь, тела девушки буквально пронзали его электрическим током, сделалось жарко, присутствие «третьей лишней» вызывало досаду и раздражение.
Ирка все поняла. Когда забрезжил рассвет, она собрала в рюкзак свои вещи и, не вымолвив ни слова, пошла обратно, в сторону дома. Тая подхватилась ее догонять. До слуха Сени донеслись ее торопливые оправдания: «Ирк! Постой! Я-то чо, я же ничо…» В итоге турпоход закончился с чувством неудовлетворения для всех его участников.
Однажды на творческом вечере он проявил неподдельный интерес к стихам гостьи из другого города, работавшей на кафедре филфака. Это была женщина бальзаковского возраста с восточным разрезом глаз. По ритмике и манере письма ее лирика напоминала вирши вновь ставшей популярной Сильвы Капутикян: «Ты станешь дымом папиросным, ты станешь звездами в окне…», «Любовь большую мы несем, Но я – к тебе, а ты – к другой…», «Да, я сказала “уходи”, Но почему ты не остался?..». Уже под занавес смуглолицая дама взяла из рук Сени его заветную тетрадь со словами: «Я внесу сюда свою лепту. Вечером заберете в гостинице».
И назвала номер комнаты.
Сеня пришел в девятом часу, дверь оказалась не заперта, и перед его взором возникла неожиданная картинка: откинувшись на подушках, как томная Неяда, поэтесса выводила в тетради строки стихов. Сеня склонился над изголовьем и прочел: «Ты впитался в жизнь мою, как в сухую землю дождь…». Ее раскосые миндалевидные глаза на мгновенье озорно блеснули, узенькая бретелька ночной сорочки как бы ненароком сползла с покатого плеча, очевидно, означая прозрачный намек на возможность приключения. Но… Сеня так и не решился тогда «пошалить», оставив соблазнительницу в досадном недоумении, и еще пять лет ходил непорочным мальчиком.
Итак, Колоскову хотелось верить, что на сей раз «Его Величество Случай» предоставил ему, быть может, последний шанс встретить свою единственную и неповторимую половинку. Спустя какое-то время он напомнил о себе Нонне Витольдовне. В ответном послании она сообщила, что Снежана не против того, чтобы познакомиться и приложила фото. С карточки смотрело прелестное создание: локоны пышных волос до плеч, серо-зеленые глаза с глубокой поволокой, свежие, слегка припухшие губки, точеный носик… Сеня жадно всматривался в завораживающий облик, который так и светился победительной молодостью, и не мог оторваться. Девичья красота, помноженная на таинство неизведанного, – страшная сила, способная превратить мужчину в раба-воздыхателя.
Время шло, переписка набирала обороты и длилась более полугода. Строки Сениных писем дышали возвышенным красноречием, она же отвечала сдержанно и односложно, что Сеню еще больше забирало. Он узнал, что родители нечаянно возникшей в его жизни девушки, Ирина Андреевна и Петр Семенович, люди не из простых, оба какие-то «шишки», но ему было абсолютно все равно. В голове роились самые разные мысли, кроме меркантильных.
Сеня просил Снежану приехать в Белореченск к Новому году, чтобы вместе встретить праздник и с недельку пообщаться, ближе узнать друг друга. Она пообещала, условились о точной дате. Сеня, никогда не пользовавшийся никаким блатом, на этот раз, переступив через принципы, «достал» целую авоську апельсинов и мандаринов и зашагал с нею к остановке междугороднего автобуса – встречать свою Снегурочку. Проторчал на морозе не один час, с волнением бросаясь к открывающимся дверцам очередного автобуса. Вот уже и последний рейс, а ее нет.
Не приехала!.. Продрогший до самой селезенки и несказанно огорченный, Сеня на одеревеневших ногах доковылял до дома, бросил в угол замороженные цитрусы и, не раздеваясь, в изнеможении упал на свою жесткую лежанку-«рахметовку».
Надвигающийся момент наступления Нового, 1977 года его уже совершенно не интересовал.

Мечта стала явью

В один из июльских дней к бревенчатому дому, где Сеня квартировал, мягко подкатила белая «Лада». Сначала из машины медленно высвободилась дородная дама в темных очках. Она подняла их на лоб и всмотрелась в табличку с номером под стрехой. Из окна Сеня сразу узнал Нонну Витольдовну. Поняв, что это не сон, вышел встречать гостей. За рулем сидел плотный мужчина в бейсболке, ворот импортной тенниски облегал мощную шею. «Роберт», – коротко назвался он, отвечая на рукопожатие, и Сеня предположил, что это, скорее всего, бойфренд Нонны Витольдовны.
«Ну вот и мы, принимай свое сокровище», – театрально провозгласила она.
На заднем сиденье, вжавшись в угол, охорашивалась перед зеркальцем изящная шатенка в платье из полупрозрачной ткани цвета спелой вишни. «Да это же Снежана!»… Сеня распахнул дверцу и с трепетным волнением помог девушке показаться на свет.
Хозяйка дома, добродушная старушка, в прошлом учительница начальных классов, все поняла с полуслова и предоставила кухню в полное распоряжение квартиранта. Недолго думая, Сеня сварганил большую кастрюлю грибного супа, благо накануне набрал ведерко луговых опят.
Все ели с аппетитом, даже просили добавки, особенно восторгалась кулинарным талантом парня Нона Витольдовна. Однако молодая особа восторгов тетушки не разделяла. Она предпочла привезенные с собой копченую колбаску и какао-порошок в пакетиках. Попозже Сеня заварил душистый чай – зверобой с кипреем.
«Фу, сено какое-то!..» – сморщилась девушка. Все рассмеялись, умилившись такой непосредственностью.
На другой день тетушка со своим телохранителем укатили восвояси, оставив племянницу на попечение «надежного друга».
С приходом ночи легли спать на «рахметовке». За дощатой перегородкой налаживала себе постель бабка. Молодые лежали, боясь ворохнуться, так как рассохшийся топчан скрипел от малейшего шевеления.
— Вот тетеря, кажись, я воротца запереть забыла, – проворчала бабка, – заодно уж Маньке еще сенца задам…
Когда она вышла во двор, Сене вспомнился анекдот, как в такой же ситуации ОН спрашивает: «Успеем?», а ОНА: «Успеем!» – и, открыв холодильник, достала кусок хозяйкиного пирога… Пока размышлял да сомневался, в сенцах загремел засов, и стало понятно: не успели…
Июль стоял жаркий, и Сеня предложил ночевать на сеновале сарайчика, в котором обитала коза. После легкого шока Снежана согласилась, но с условием, чтобы положить там матрац: «А то исколемся…»
В первую ночь заснуть они и не пытались. Сеню от возбуждения трясло как в лихорадке. Он быстро и бестолково перегорел, потом спрыгнул на землю и ходил туда-сюда под луной, стараясь успокоиться. При следующей попытке, несмотря на свою неискушенность, он допер, что девочка уже до близости с ним успела лишиться невинности; мужское эго было уязвлено, «редкостный бриллиант» сразу будто потускнел.
И все же Сеня заставил себя не опускаться до банальных упреков по поводу утраты целомудрия, и в последующие ночи плотское любострастие взяло свое, вновь и вновь накрывала его сладкая волна опьяняющего безумия. Правда, Сеня почему-то не чувствовал ответного порыва, Снежана лишь позволяла себя любить, в постельном интиме с ее стороны недоставало какой-то перчинки.
По утрам он окатывался водой из колодца, совал в карманы несколько опавших в саду яблок и, сочно хрумкая на ходу, спешил на службу.
В местной «районке» он работал литсотрудником сельхозотдела, часто колесил по проселочным дорогам на стареньком пропыленном газике. Теперь же, как мог, уворачивался от командировок, потому что ближе к полудню в его отдельную комнатушку приходила отоспавшаяся Снежана. Они делали вид, что вместе разбирают какие-то бумаги, а сами то и дело сливались в поцелуе. Редактор, по натуре человек придирчивый и занудный, просунув в дверь свой гоголевский нос, тут же его прятал: ему не хватало духу сделать замечание разомлевшему в амурной неге сотруднику. Шеф ценил Колоскова за старательность и творческие способности, поэтому прощал ему некоторую вольность. К тому же чисто по-человечески он должен был дать парню хотя бы два-три дня отгула, но «зажал», теперь совесть не на месте.
Обедал Сеня обычно в ближайшей заурядной забегаловке, а когда позволяло время и хотелось поразмяться, то наведывался в столовую Бельского пароходства.
Со Снежаной он шел в единственный в городе ресторан, где заказывал блюда, не заботясь о быстро худеющем кошельке. В одно из вечерних посещений заведения Сеня заметил, что на его спутницу вожделенно пялится мужчина в возрасте под «полтинник». Одет прилично: костюм, светлая рубашка, галстук, но явно перебрал свою норму. Очевидно, из командировочных, из тех, о ком говорят: седина – в бороду, бес – в ребро. Незнакомец между тем поднялся и, небрежно отодвигая стулья, приблизился к их столику, встал на колено, театрально приложил руки к груди и вместе с водочным перегаром выдохнул: «Королевна! Твои губы созданы для поцелуя. Потанцуем? Я закажу музыку, какую пожелаешь». На Сеню он не обращал никакого внимания, вероятно, полагая, что сидящий рядом «ботаник» ему не помеха. Эта беспардонная сцена привела Снежану в оторопь. Сеня нервно сдернул очки с запотевшего носа, подался навстречу и вперил в наглеца такой испепеляющий взгляд, что тот сразу все понял и ретировался.
Субботним вечером Сеня повел свою гостью в городской парк на дискотеку.
Всегда предпочитавший носить скромную одежду, он вдруг изменил привычке, надел ждавшую своего часа малиновую атласную рубашку, брюки «клеш» цвета маренго, некогда пошитые в ателье на заказ, затянул торс широким кожаным ремнем с массивной пряжкой – и почувствовал себя мушкетером, смелым и бесшабашным. Редко бывавший на молодежных тусовках, обычно скованный и нерешительный Сеня чудесным образом преобразился в самоуверенного мажора.
При первых же аккордах выводил Снежану в центр площадки и сразу целиком отдавался угару бешеных танцевальных ритмов. Никого вокруг для него словно не существовало: только ладная фигурка Снежаны, только фейерверк ее искрометных глаз!..
В жаркий день, приходя на пляж, пара, наоборот, искала тишины и покоя.
Обычно располагались в сторонке от основной массы отдыхающих. Лежа на спине и уставившись в бездонную небесную синь, Сеня будто парил в космической выси и испытывал то удивительное состояние полузабытья, когда стираются грани времени и пространства. Сквозь полуприкрытые ресницы он различал у береговой кромки свою грациозную Афродиту, будто по волшебству возникшую из водных глубин. Набегающие волны ласково плескались у ее упругих матовых ножек. Совсем близко – только руку протяни – маленькие ступни с перламутром на пальчиках, а как приманчивы трогательные подколенные ямочки!.. В такие моменты Сене чудилось, что с небес льется благозвучная, ангельски чистая симфония, блаженно разливающаяся по всему разнеженному телу.

Жениться – вот напасть!..

Так в полуяви- полузабытьи промелькнули десять дней. На одиннадцатый подали заявление в ЗАГС, и Снежана уехала домой готовиться к свадьбе.
К назначенному сроку прибыл кортеж из трех легковых машин, украшенных лентами и шарами. Снежана в роскошном гипюровом платье с блестками напоминала принцессу, шагнувшую из сказки. Мать и отчим невесты подошли к своему без пяти минут зятю и наконец могли познакомиться лично. Она оказалась живой, пухленькой и гладкой, а он, напротив, степенным и сухопарым.
— Ну, здравствуй, жених, – пророкотал Петр Семенович, – чего съежился, держи хвост пистолетом.
— Да уж, чуть совсем не высох, вас дожидаючись, – в тон ему ответил Сеня.
Ирина Андреевна, по этикету, первая протянула руку, но приобнять почему-то не решилась или не захотела. Сеня вспомнил, что теща старше него лишь на восемь лет и вряд ли он сможет называть ее мамой. Впрочем, не пьет и не курит – уже хорошо, а за цветами дело не постоит.
Командование «парадом» взяла на себя Нонна Витольдовна. Процессия, благоухающая дорогим парфюмом, направилась к парадному входу.
Когда ритуал бракосочетания закончился, жених предложил «засветиться» у него на работе. Коллеги поздравили молодоженов, подарили им чугунного Салавата Юлаева, парящего верхом на коне. Неся к машине увесистую статуэтку, Сеня, стараясь блеснуть историческими познаниями, без умолку рассказывал о подвигах и трагической судьбе народного героя Башкирии. Снежана слушала рассеянно, то натянуто улыбаясь, то театрально хмурясь.
С утра отправились в деревню, на родину Сени. Но – что бы это значило? – день не задался с самого начала. На выезде из города, на автозаправке, произошла первая неприятность: наспех вставленный «пистолет» под давлением выскользнул из горловины бака, и возле машины образовалась бензиновая лужа. Отъезжали под возмущенные возгласы и взгляды персонала бензоколонки.
На полпути, перед подъемом на холм, попали под сильнейший ливень. Мужчины, и жених в том числе, толкали машины по раскисшей глине и, пока добрались до деревни, заляпались грязью с ног до макушки.
И – опять двадцать пять! – отца Сени дома не оказалось!..
— Он на поскотине, теленка ищет, отстал от стада, паразит, – пояснила Степанида.
Поехали «ловить» хозяина. Наткнулись на него на опушке леса. Он топтался растерянный, с прутом в руке.
— Ладно, на утренней зорьке найдется, волков тут нету, – сам себя успокаивал Селифан, залезая в легковушку. Маленько пораздумавши, предложил: – Раз такое дело, давайте заглянем к свояку на пасеку.
Заглянули, угостились медовухой. Пасечник на прощание вынес из кладовки банку еще теплого, только что откачанного меда.
— Вот это да, башкирский бренд! – воскликнул Роберт, любуясь янтарными переливами драгоценного продукта. Сеня наклонился к банке и тоже с удовольствием втянул носом цветочный аромат.
Сумерки сгущались, нужно поторапливаться. Роберт наддал газку, в какой-то выбоине машину тряхнуло, банка упала, крышка соскочила, и липкая золотистая масса растеклась по коврикам. Хотя Сеня был не суеверен, его все равно передернуло: не слишком ли много злоключений для одного дня?
Прослышав про свадьбу, к дому Колосковых потянулись селяне со всей округи.
Больше, конечно, из любопытства – «взглянуть на кралю, что подцепила нашенского парнишу». Подарки их были простые, зато от души: кто-то вручил ведерко с медом, кто-то – крупную рдяную клубнику в корзинке собственного плетения
(«Пусть жизнь ваша будет сладкой»), кто-то преподнес невесте выделанные и перевязанные бечевкой кроличьи шкурки («Шубку себе сошьешь, будет легкая и теплая»…). Новобрачные терпеливо выслушивали их добрые пожелания и прямо с крыльца угощали каждого ядреным первачом под малосольные огурчики.
Постепенно свадьба превратилась в обычную пирушку – с сивушным перегаром, с дробью каблуков на шатких половицах, с разухабистыми частушками.
В звездное небо ввинчивался женский голосок:
— Эх, я летчика любила,
Он решился на таран.
Защититься позабыла –
Родила аэроплан!
Ей вторил хрипловатый мужской бас:
— Создадим свою ракету
И запустим на Луну.
Я хочу в ракету эту
Посадить свою жену.
Роберт вовсю потешался над молодыми: то, поплевав, пришлепнет с табуретки купюру к потолку и заставляет жениха за ней прыгать, то швырнет горсть мелочи на пол, и невеста, чуть не плача, выметает монетки из всех щелей. От деревенских раздались голоса принести бревно и пилу: «Пусть парно поработают…» Поняв, что в покое их не оставят, новобрачные, улучив момент, сбежали из этого кипежа и остаток ночи провели в хатенке глухонемой соседки.
Ну а свадьба перекинулась во двор, где, вопреки магомаевскому шлягеру, неба и земли хватало всем!
Поутру челябинцы потянулись опохмеляться к багажнику машины, где стоял ящик с баночным пивом. Местные же страдальцы обступили на кухне бочонок с недобродившей кислушкой. Иные с отрешенным видом, бледные и помятые, сидели на корточках вдоль плетня и молча дымили сигаретами. Дружеского единения среди отгулявшей публики не наблюдалось.
Вернувшись из деревни, Сеня свозил Снежану в Уфу, где жили две родные тети, – на смотрины, как бы сказали раньше, потом нанесли «визиты вежливости» преподавателям музыки педучилища, у которых Сеня когда-то постигал азы нотной грамоты. Распечатывалась принесенная гостями бутылка приличного вина, затем в честь молодоженов мэтры исполняли подходящую к случаю партию на рояле, аккордеоне или скрипке.
Снежана училась на последнем курсе архитектурного техникума. Настал день, когда ей нужно было уезжать для подготовки дипломной работы. Отчим и мама приехали за ней на «Волге». Сеня проводил любимую до окраины Уфы, до восточного выезда. Молодые вышли из машины, она отъехала и встала на почтительном расстоянии с выключенным мотором. С пойменных просторов задувал свежий ветерок. Сеня накинул на головку Снежаны капюшон:
— Не простудись, экзамены скоро, нельзя болеть.
— Ох уж эти врачи!.. – со вздохом вырвалось у нее, и бледное лицо вдруг зарделось.
Наступила минута прощания. Сеня долго не мог оторваться от упоительных губ, особенно свежих на утренней прохладе. Сеня страдал, что с ней поехать не мог, поскольку ее «почтовый ящик» был закрытым режимным городом, требовался спецпропуск.
Еще в начале 50-х там был запущен в работу крупный комбинат активного радионуклидного топлива, принадлежащий «Атомпрому», который шифровался под Министерство среднего машиностроения. «Социалка» там, безусловно, процветала, в 70-е годы уже был создан, образно выражаясь, свой отдельно взятый коммунизм. Магазины ломились от изобилия продуктов и товаров. В продаже не было, пожалуй, только птичьего молока, и то если не принимать во внимание конфеты с таким названием.
Во времена тотального дефицита в стране попасть туда на жительство было заманчиво и престижно, но очень не просто. Комитет госбезопасности фильтровал претендентов через сито полезности и благонадежности. Специалистов набирали строго по квоте. Только через полгода, благодаря помощи влиятельной Нонны Витольдовны, Сеня получил разрешение на въезд с перспективой устроиться на головное предприятие.
— Не по колодцам же тебе лазить, – вещала она своим поставленным голосом, – на всякий случай прихвати свои газетные публикации, по крайней мере, возьмут на местное радио. Насчет жилья не волнуйся, на первых порах однокомнатную обеспечим.
Уволиться из редакции оказалось не так-то легко. Редактор уперся, мол, пусть жена едет к мужу, а не наоборот. Пришлось предстать пред ясны очи сперва секретаря райкома по идеологии, а затем и «самогО». Стоя на мягкой ковровой дорожке, Сеня старался не отводить взгляд в сторону.
— Я поступаю учиться в Челябинский институт культуры и хочу жить ближе к месту учебы, – мотивировал Сеня свое решение.
— Ну что ж, коли так – не возражаю и желаю успеха, – изрек партийный босс.
И вот Сеня Колосков – снова пассажир скорого поезда Москва – Челябинск. Как головой в омут, устремился он навстречу новой, доселе не известной ему жизни.
По мере удаления от родных мест природа из вагонного окна выглядела все более мрачной и однообразной: хвой ные массивы перемежались обширными заболоченными пространствами. Но вот впереди блеснула водная гладь, и вскоре взору отрылась целая цепь озер. Сеня оживился:
— Эх, вот где рыбакам раздолье!..
— Пустое, – меланхолично возразил сидевший напротив пожилой мужчина. – Эти водоемы погублены радиацией, нельзя ни купаться, ни на лодке поплавать, а уж рыбачить и не заикайся.
Разочарованный, Сеня уткнулся носом в оконное стекло и больше не заговаривал с соседом, будто тот был в чем-то виноват.
Ближе к вечеру Сеня прибыл на вокзал и позвонил из телефонной будки, чтобы его встретили. Дом, в котором жила Снежана с родителями и сводной младшей сестрой Инной, был со всеми удобствами, о четырех больших комнатах. Встретили новоиспеченного родственника довольно сдержанно, молодая жена неуклюже чмокнула где-то пониже уха.
Накрыли стол. Среди изящных ваз с фруктами возвышалось «Шампанское», коньяк отсвечивал звездочками в бочкообразной бутылке. Вдобавок к пицце теща вынесла из кухни огромный подрумяненный курник. Выпили по первой, через промежуток небольшой – по второй. Скованность отпустила, помаленьку завязывался разговор.
— Зятек, да мы с тобой… ух столько дел провернем! – все больше возбуждаясь, говорил тесть, не забывая пополнять хрустальные рюмки. – Ты партийный, кончишь заочное, такие перспективы откроются! А насчет жилья не сомневайся, обеспечим, не пройдет и года. Вы только не мешкайте, наследника нам подарите.
Снежана, слушая разглагольствования «папани», вяло выковыривала из выпечки кусочки мяса и смиренно молчала.
Некоторые продукты и напитки Сеня только здесь увидел впервые. Когда все приступили к десерту, он решил попробовать растворимый кофе. Зачерпнул и размешал в чашке полную ложечку порошка, чем вызвал затаенные улыбки сидящих за столом. Напиток получился черный, как деготь, и горчил так, что при первом же глотке свело челюсти, однако он мужественно допил содержимое. Сердце затрепыхалось, а голову будто тисками сжали.
— Дурашка, – потешался тесть, – это ведь суперконцентрат, его кладут лишь на кончике ножа, по чуть-чуть…
Через пару дней на шумной домашней вечеринке, устроенной по поводу «долгожданного воссоединения» молодых, Снежане стало дурно, и Веня увел ее в спальню, уложил на кровать. Ее вырвало, она лежала бледная, лоб покрылся бисером холодного пота. Сеня, расстроенный и подавленный, сидел рядом и неловко пытался прибрать липкие, свалявшиеся пряди ее волос.
— Она тебя ждать устала, – всхлипывая и прикладывая к носу душистый платочек, сокрушенно шептала теща, – вечерами, бывало, разложит твои письма по всему столу и сидит над ними, сидит…
С тестем отношения складывались вроде нормально. В его выходной вместе поехали на подледный лов. Петр Семеныч рулил служебным вездеходом с надписью на борту «Уралэнергоснаб». На озере стали наудалую искать клевое место. По уверению старожила, снулая рыба толпится сейчас в донных ямах, и Сене в слепых поисках таких ям пришлось пробурить более десяти лунок. Он старался вовсю, ему хотелось показать, что он не лодырь и не хиляк. Потом, весь в испарине, быстро продрог и в итоге не получил от рыбалки никакого удовольствия.
В субботу, тоже вместе, пошли в городскую баню; после парилки, обмотавшись махровыми полотенцами, разомлевшие и умиротворенные, расположились в удобных креслах. Служитель подал прохладное пиво в пузатых граненых кружках. Смачно отхлебывая пенный напиток, обсуждали новый выезд на рыбалку (оказывается, есть еще не отравленные озера!). Потом «папаня» повернул разговор в другое русло:
— Да-а, зятек, мы тогда сильно рисковали, оставляя девчонку в этом вашем… как его… Белореченске. Ну, если бы обманул, я бы тебя из-под земли достал!..
Ладно, проехали, все хорошо, что хорошо кончается. Не волнуйся, здесь будешь в шоколаде. Слушай, тачку хочешь? Как раз появилась возможность новый «Москвич» ухватить. Надежный аппарат, на природу – самое то. После обсудим…
Давай еще заходец!
Он прихватил березовый веник и нырнул в клубы пара: «Ух-хо!.. Благодать!»
– донеслось с горячих полок.
На самом деле хорошо еще ничего не кончалось. С трудоустройством вышла изрядная заминка. Единственная работа, на которую в городе брали без проволочек, – слесарь- сантехник и обходчик канализационных коммуникаций.
— Еще чего не хватало – лазать по вонючим колодцам, – брезгливо ворчала Нонна Витольдовна.
Наконец дали направление на медкомиссию для оформления на главный комбинат. Медицина оказалась на высоте, все осмотры и анализы Сеня прошел быстро и без помех. Главврач, солидная, уверенная женщина, визируя справку, сфокусировала на Колоскове внимательный взгляд:
— Значит, из Башкирии?
— Да.
— Благодатная земля, и природа замечательная, и люди простодушные. А как вам здесь?
— Вроде, ничего… Я еще толком не огляделся.
— Ну-ну…

На штормовых волнах

Минуло две недели, а вызова из отдела кадров все нет. От вынужденного безделья Сеня не знал, куда себя деть. Снежана, подрабатывая курьером в горсуде, часто задерживалась допоздна. Сеня вызвался ей помогать в доставке повесток по адресам. Снежана, как ни странно, отнеслась к благому порыву супруга без восторга. Колосков с удивлением узнал, что судебные дела касались большей частью домашних дебошей, расторжений брака, взыскания алиментов, лишения родительских прав… Не мог понять, почему в таком презентабельном, богатом городе так много семейных неурядиц и драм. Выходит, материальное благосостояние не гарантирует семейного счастья?
В один из дней Сене показалось, что высокий чернявый парень в джинсах и пуховике с капюшоном часто попадает ему на глаза. Вспомнил, что кто-то очень похожий не однажды мелькал перед окнами их дома. Охваченный неприятной догадкой, он в тот же вечер устроил жене жесткий допрос. Но Снежана наглухо замкнулась и не произнесла в оправдание ни слова.
Ночью в постели Сеня решил лаской растопить сердце жены, осторожно коснулся плеча, но та резко дернулась и протестующее отвернулась к стене, от ее свернувшегося в клубок тела дохнуло холодом отчуждения. В нем заговорил инстинкт собственника, и он грубо подмял ее под себя, она сумела вывернуться, оставив его в жалком состоянии неудовлетворенной плоти. После такого унижения все его существо пылало обидой и гневом. Он в ярости расшвырял подушки, сбросил одеяло. Сознание помутилось, он что-то бессвязно кричал, рычал, рыдал, бился в горячечном исступлении.
Прибежали из своей спальни перепуганные родители, вызвали скорую. Доктор безуспешно пытался что-то для себя уяснить, затем вколол парню повышенную дозу успокоительного. Сеня слышал его голос будто издалека, перед глазами все поплыло, и он провалился в вязкий сон.
Утром тесть и теща уехали на работу. От ночного нервного срыва Сеня чувствовал себя разбитым, через силу поднялся, шатаясь, словно пьяный, подошел к письменному столу, стал поочередно выдвигать ящики и вытряхивать из них все содержимое.
Из какой-то тетради выпала фотография. Поднял ее, всмотрелся: бравый красавец морпех в форменке, тельняшке и голубом берете. Черные брови вразлет, во взгляде – торжество разудалой молодости. На обратной стороне надпись: «Снежок, помни наши встречи. ДМБ-77». Сеню опять затрясло. Тыча карточкой в лицо жены, он стащил ее с кровати и надавил на плечи так, точно хотел вплющить в пол. Его охватил темный морок, возникло острое желание стиснуть пальцы на пульсирующих жилках пылавшей багрянцем нежной шеи: «Так не доставайся же ты никому!..»
90 Проза Удар по спине чем-то твердым заставил его отпрянуть. Перед ним с увесистой гимнастической палкой наизготовку стояла Инка – рослая четырнадцатилетняя акселератка. Она фанатично занималась танцами в клубе «Модерн», ежедневно дома подвергала себя изнурительным тренажам, и эта палка часто бывала у нее в руках.
Юная бестия уже не раз доводила Сеню до белого каления, шпыняла его за любую мелочь. Сейчас она ощетинилась, как кошка, в глазах сверкали гневные искры.
— Эй, ты, Отелло гребаный, с катушек, что ли, съехал?! – зашипела юная фурия.
— Сгинь! Я те щас уши надеру…
— Ну, давай, попробуй!
— Тьфу, не стОит…
— А, может, не стоИт?!
Сеня решил не связываться, а то еще, чего доброго, в «дурку» запихнут. Еле сдерживаясь, чтобы не наломать дров, скидал свои вещички в чемодан, задержал прощальный взгляд на вздыбленном чугунном всаднике, стоящем на шкафу, и вышел в февральскую вьюгу – в никуда… «Так тебе и надо, болван, соблазнился на сладенькое, теперь огребай по полной», – зло бормотал он, стараясь ужалить себя побольней.
Сам не понял, как оказался на окраине парка. Городок опоясывал высокий забор с «ежами» колючей проволоки, маячили сторожевые вышки с прожекторами.
От такой картины на душе стало совсем муторно. Как будто не на своих ногах он зашагал по снежной целине, высматривая сосну или березу с подходящим суком.
Внутренне он уже подготовил себя к роковому поступку, но в последний момент обнаружил, что в шлевках брюк не оказалось поясного ремня, и петлю сделать не из чего. Что ж, значит, повеситься не суждено.
С пустотой в голове он инстинктивно побрел на звуки музыки и уткнулся в резные двери офицерского клуба. В актовом зале играл духовой оркестр, кружились в вальсе нарядные пары, у большинства мужчин на военных мундирах позванивали медали. Тут до Сени дошло: сегодня же 23 февраля! Значит, празднуют День Советской армии. Напряжение потихоньку спадало, и голова начала кое-что соображать. Скромно встал в уголке, ощущая себя чужим в случайно вспыхнувшем перед глазами фейерверке жизни.
Но вот отзвучали последние аккорды, и люди стали расходиться. Сеня вышел одним из последних. Куда податься, где заночевать? Вспомнил адрес отца Снежаны (она называла его «биологическим») и решился побеспокоить своего несостоявшегося тестя, с которым познакомился на второй день после приезда.
Анатолий (так его звали) тогда настоял прокатиться вместе до города Кыштыма (известного первыми железоделательными заводами Петровской Руси) и показаться его матери – бабушке Фиме, как называла Снежанка, будучи маленькой.
Жила уральская вековуха на отшибе в стареньком домишке. Молодоженам она несказанно обрадовалась и тут же начала гоношить немудрящий обед. Парочка прогулялась до местного пруда. Сеня сел у самого края мостков, обхватив руками колени, и предался созерцанию природы. Жена подошла сзади, царственно поставила свою изящную ножку ему на плечо и… столкнула мужа в глубокий омут.
Сеня вынырнул, захлебываясь от смеха пополам с водой, любая выходка «ослепительной хулиганки» казалась ему милым дамским капризом.
Находясь под впечатлением «крещения по-кыштымски», Сеня после минутного колебания нажал на двери кнопку звонка.
Анатолий производил впечатление мягкого, покладистого человека. Обретался он на жилплощади своей сожительницы Раисы, а его комната, полученная в деревянном бараке еще в пору зарождения здесь комбината, пустовала.
Выслушав Сеню, он, заговорщически подмигнув, протянул ключ:
— Вот, держи, перекантуешься пока, а там время покажет…
Нонна Витольдовна, узнав о нешуточном разладе своих подопечных, встревожилась так, что привычная тройная настойка из мяты, пустырника и валерьянки уже не помогала. Попыталась выступить в роли миротворца, но, увы, ее дипломатические усилия оказались тщетны: ни одна из конфликтующих сторон не шла с повинной.
Для Сени настали дни томительного одиночества. С детства увлеченный лыжник, он даже лыжи напрокат не мог взять, поскольку паспорт и другие документы находились в отделе кадров предприятия.
Однажды, вернувшись к бараку после бесцельного шатания по городу, обнаружил возле крыльца на грязном снегу все свои вещи вплоть до зубной щетки.
«Вот лярва!» – выдохнул Сеня, сразу поняв, что это дело рук Раисы. Видно, ушлая женщина решила, что если квартиранта не шугануть, то он покусится со временем на занимаемую комнату.
Собрав шмотки, Сеня направился к уличному автомату и набрал номер Нонны Витольдовны.
— Пляши, Колосков! – раздалось в трубке. – Сегодня тебе оформили вызов.
Начнешь стажером оператора, а там…
— Когда можно забрать? – прервал Сеня словесную шелуху своей покровительницы.
— Да хоть сейчас. Приезжай.
Бракоразводный процесс в ЗАГСе занял не больше четверти часа, да и чего тянуть: детей нет, общего имущества нет, других претензий нет… Ну, не сошлись характерами, так это рутина. Прощания, как такового, не было. Выйдя из учреждения уже совсем чужими, сразу разошлись в противоположные стороны: она – домой, он – к офису отдела кадров.
За столом сидел плотный седовласый мужчина в погонах полковника.
— Тут такое дело… – выдавил Сеня, изо всех сил стараясь преодолеть робость, – в общем, я передумал и хочу забрать документы.
— Что-о? – Сразу построжел кадровик. – Что за детский сад? Мы здесь не в бирюльки играем, молодой человек!
— Да, но дело в том, что…
Глаза полковника сделались оловянными:
— Разговор окончен. Завтра к восьми ноль-ноль.
Промобъект оборонного значения находился в двадцати километрах от города. Утром Сеня вместе с другими работниками сел в вахтовый автобус. Перед железнодорожным переездом шлагбаум был опущен, слышалось приближение поезда. Автобус остановился, Сеня и еще несколько мужчин выскочили к киоску «за куревом». Колосков незаметно шмыгнул за угол и выждал, пока автобус тронется. Отсутствие новичка в набитом людьми салоне никто не заметил.
Сеня зашагал по шпалам в сторону вокзала. На последние деньги взял билет до Уфы. Сидя в вагоне, чувствовал, что тело пробирает нервная дрожь, всем существом овладело странное возбуждение. Наверное, примерно то же бывает у зеков при побеге из тюрьмы. Подосадовал, что забыл в квартире свою тетрадь в коленкоровой обложке, заполненную стихами любимых поэтов. Сейчас почитал бы и отвлекся.

Навстречу ветреной фортуне

Родственник Сени, дядя Федя Рычков, работал станочником на заводе. Его, как передовика производства, наградили бесплатной путевкой в дом отдыха. По натуре своей дядя Федя был человек общительный, знал много анекдотов и умел их рассказывать, но при этом четко осознавал, какая степень фривольности допустима в той или иной компании. Несмотря на свой «сороковник», он все еще нравился молодым женщинам и даже девушкам. Впрочем, дальше безобидного «распушения хвоста» обычно дело не шло, поскольку Федор был женат, имел двух детей и вообще дорожил репутацией добропорядочного семьянина. Жену его звали Клава, она была удивительно домовита и работяща, а главное – боготворила своего мужа, надежную опору и благодушного шутника.
С отдыха дядя Федя приехал какой-то сам не свой – задумчивый и смурной, чаще обычного курил, ни с того ни с сего мог вспылить на жену, хотя раньше за ним подобного не водилось.
Жили Рычковы в частном доме с баней, построенной на приусадебном участке.
Сеня время от времени наведывался к ним попариться. Вот и на этот раз вечерком, прилежно похлестав друг друга березовыми вениками, уселись они в предбаннике на лавочку, оба красные, как раки; раскупорили бутылочку портвейна, и потекла беседа о том о сем.
— Слушай, племяш, – вдруг круто повернул разговор дядя Федя, – я вот о чем хочу с тобой потолковать. Ты же знаешь, я недавно из дома отдыха. Ну, скажу тебе, такую деваху там встретил – закачаешься! Сам бы «ам», да черпак пополам. Мое время ушло, крепко стреножен.
Чуть помедлив, он нашарил в висящем на перегородке пиджаке портсигар и извлек оттуда фотокарточку: из озера на берег выходит Федор в плавках, держа на руках аппетитную пышечку в купальнике. Лица у обоих веселые, озорные.
— О-о! Какую гладенькую русалочку ты выловил! – восторженно воскликнул Сеня.
— Ага, русалочку, только плавать не умеет. Кричит: «Тону, тону!..» – я и сгреб ее, вынес на сушу. Такая вся пружинистая, дрыгается, выскользает… Представляешь, из воды ее вынул, а она – горячая!.. Растревожила она мое ретивое. Но ты не подумай, ничего лишнего мы себе не позволяли.
— Пусть даже и позволяли, мне-то что?
— Да я тут кумекаю: а не съездить ли нам к ней? Тебе ведь уже под тридцать, а ей аккурат двадцать пять – самое то!
— Ты к чему ведешь?
— Хочу вас познакомить. Не пропадать же добру! Она девка с образованием, как-никак контролер в центральной сберкассе.
— Куда ехать-то?
— В Уфу. Дом и квартиру я знаю, помогал ей вещи донести Сеня, всего полгода назад побывавший в шкуре жертвы сводничества, согласился скрепя сердце: не дай бог опять наступить на те же грабли. Но дядька настаивал, и Сеня решил рискнуть.
Поехали втроем, Федор ради благопристойности задуманного мероприятия и во избежание кривотолков попросил свою жену присоединиться и составить компанию.
Лариса со своей мамой Полиной Осиповной жили в маленькой квартирке на восточной окраине города. Отыскали нужную многоэтажку, поднялись на лифте, постучали в дверь…
После того, как все перезнакомились, возникли хлопоты по размещению гостей.
Сидя за раздвинутым столом, женщины обсуждали разные бытовые проблемы, новоявленный жених никак не мог справиться со смущением, не знал, куда руки девать, то и дело протирал платочком запотевающие очки. Федя с Ларисой оживленно болтали о каких-то случаях, известных только им, вспоминали золотые денечки, проведенные в доме отдыха, заразительно смеялись, перебивая друг друга. Смех Лары звенел и переливался, как серебряный колокольчик. Наяву эта девушка выглядела даже более прелестной, чем на фото. Задорный взгляд, ворох каштановых кудрей, ямочки на розовых щечках. «В ней столько шарма, – подумал Сеня, – немудрено, что она дядьку так впечатлила, не хочется ему такую лапоньку из поля зрения упускать».
После застолья молодые вышли прогуляться. В ближнем сквере, где вдоль тротуара выстроились в ряд большие щиты под заголовком «Лучшие люди комбината – победители соцсоревнования», Вера с нескрываемой гордостью показала на портрет своей мамы. Когда вернулись во двор, Сеня увлек свою пассию под крону раскидистой липы, чтобы сорвать поцелуй, но она ловко вывернулась:
— Не будем задерживаться, пойдем, а то у нас тут лихие ребята, пришлых не жалуют.
Как-то незаметно наступил поздний час, и гостей оставили ночевать. Сеня в зыбком полусне всю ночь проворочался на тесном диване, на который их с Федей уложили «валетом».
На другой день, провожая до остановки, Лара как бы между прочим сказала:
— Наверное, не скоро увидимся. Мне предстоят командировки по сберкассам с ревизорской проверкой.
— Какой райцентр будет первым?
— Караидель.
— Я появлюсь. Там природа замечательная, погуляем. Не возражаешь?
— Как хочешь. Только я буду не одна, с подругой по работе.
— Надеюсь, нам она не помешает.
— А чему она может помешать?
Маме парень показался положительным: скромен, выдержан, не курит, со спиртным меру знает. Худоват, правда, но это поправимо. В субботу с утра они вместе поехали в аэропорт, выстояли очередь за билетом, накупили гостинцев.
— Сень, – ты там будь с ней посмелей, поуверенней, – напутствовала в дорогу мамуля. Перед ним стояла уставшая, рано увядшая женщина, страстно желающая счастья своей единственной дочери, которую она вырастила без отца.
И вот он летит на тряском «кукурузнике» в горно- лесной уголок Башкирии – на свидание! Опять навстречу неизвестности, только на этот раз не под стук вагонных колес, а под вибрационный гул винтокрылой машины.
В Караидели, выбравшись из жаркого «брюха» воздушного извозчика, Сеня направился к центру поселка, с удовольствием выпил у киоска кружку пива. На углу возле водоколонки спросил у попавшейся на глаза юной девчоночки в легком ситцевом платье:
— Подскажите, пожалуйста, как пройти к сберкассе?
— Пойдемте, мне тоже в ту сторону.
Девчушка оказалась бойкой и словоохотливой, шла рядом и охотно отвечала на вопросы своего спутника, увлеченно жестикулируя легкими, как лебяжьи перышки, руками. Сеня самозабвенно внимал, идя с повернутой к ней головой, запинаясь на неровной дорожке. Его умиляла и забавляла такая непосредственность и почти детская наивность. И надо ж такому случиться – как раз в эти минуты Лариса стояла на высоком крыльце сберкассы и с интересом наблюдала за вербальными упражнениями приближающейся парочки. Эта полукомичная картинка задела ее самолюбие, что-то в ней перемкнуло, и она встретила гостя без восторга, ее карие глаза брызнули колючими искрами. Сеня будто обо что-то обжегся на пороге, но решил не придавать этому особого значения.
Девушки устроились в одной из комнат учреждения, в котором они выполняли свои должностные обязанности. Подружка Люся оказалась этакой невзрачной серой мышкой, абсолютной противоположностью своей яркой и заводной коллеге.
Сеня достал из дорожной сумки высокую бутылку белого полусладкого «Ливадия» и пакеты со снедью, снаряженные заботливой Полиной Осиповной. Только тут Сеня понял, что в предотъездной круговерти совсем забыл про цветы, а без них его приезд выглядит буднично, и ему стало стыдно, но, к сожалению, исправить ничего уже было нельзя. Лара держалась холодно и подчеркнуто вежливо, но после бокала вина вроде смягчилась и потихоньку разговорилась.
Пообедав, отправились покорять живописные окрестности Караидели, поднялись на холмы, обступившие водохранилище реки Уфа. Лара похвасталась, что школьницей имела разряд по спортивному ориентированию и показала, как правильно подниматься на крутой склон. Сеня снизу неотрывно глазел на ее мелькающие под сарафаном ослепительные бедра. На обратном пути Лариса завела какую-то грустно- тягучую песню, подружка ей вполголоса подмурлыкивала. Сеня шел молча, всякие слова почему-то казались ему лишними.
В сумерках двора встретились с «ночным директором» сберкассы.
— Дядь Миш, это ко мне жених прилетел! – игриво и нарочито громко сообщила Лара.
— Ну что ж, дай вам бог, – степенно ответствовал сторож.
На ночь все трое улеглись на полу. Люся тихо и незаметно откатилась по паласу в сторонку, уткнулась носиком в стену и умировотворенно засопела: то ли прикинулась спящей, то ли на самом деле уснула. Сеня и Лара лежали не шевелясь и почти не дыша. Наконец, отважившись, он с вожделением и затаенной опаской повел ладонью по ее атласному телу.
— Не надо, – проговорила она жестко – это ни к чему.
— Ну что ты?..
— Даже не пытайся, или мы поссоримся. Отвернись и спи.
Утром Сеня и Лара понуро сидели на скамеечке у взлетно- посадочной полосы, каждый углубился в свою думу. Объявили посадку. Пора! Сеня потянулся к губам провожающей, но та с отрешенным видом отстранилась.
Даже в прощальном поцелуе ему было отказано. Очередное любовное приключение окончилось ничем. На письмо она не ответила, а ехать к ней, в чем-то каяться и чего-то объяснять не позволяла гордость. Лишний раз убедился: в одну и ту же реку дважды не ступишь. После такого «облома» Сеня совсем приуныл, снедаемый сомнениями. Очевидно, Лара сочла его примитивным и скучным, а может, осерчала за его мимолетный флирт со случайной девчонкой, к тому же он заявился без цветов. Ее иллюзии развеялись, это не тот типаж, о котором грезила бессонными ночами. В любом случае, как говорится, пасьянс не сложился, и все кончилось, едва начавшись.

Встреча на пристани

Белореченск… Сеня прикипел сердцем к этому городку, к окружавшей его великолепной природе. Больше всего ему нравились конец августа – начало сентября. В эту пору он любил прогуливаться по берегу реки Белой, созерцая меняющиеся краски заката. Однажды проходил возле плавучей пристани, к которой в навигацию причаливали катера и стремительные пассажирские «Ракеты». И тут Сеня обратил внимание на крепко сбитую молодую женщину, которая стояла на краю дощатой площадки и, опираясь на перила, всматривалась в отдаленную колготню паромной переправы. Из-под бревен выбурливали быстрые речные струи, которые завораживали своей неукротимостью. Сеня, словно притянутый магнитом, очутился рядом с этой ладной фигуркой. Отметил про себя скульптурный профиль лица, льняные локоны волос, синий омут распахнутых глаз.
— Скучаете?
— Нет. На реке я никогда не скучаю.
— Любимое место?
— Да, это мой берег детства, я совсем еще маленькой сюда прибегала, здесь плавать научилась. Вон, на взгорке, наш дом.
— Уже вечереет, а вы одна…
— Встречаю родителей. Они из туркруиза возвращаются.
— Познакомите с ними?
— Так мы же с вами еще и сами не познакомились.
— За чем дело стало! Меня зовут Сеня… то есть Семен.
— Что ж, очень приятно. А меня зовут Соня…то есть Софья, – подражая, представилась она и непринужденно засмеялась.
— Ну, вот и порядок. Осталось перейти на «ты»?
— Принимается.
— Будем ждать вместе?
— Не возражаю.
Они стояли на покачивающейся пристани и упоенно разговаривали. Смотрели друг другу в глаза и радовались внезапно возникшей приятной встрече. За короткое время успели понять, что у них много общего в суждениях, в пристрастиях и привычках, в жизненных ценностях, надеждах и планах на будущее. Оказалось, что и судьбы их очень похожи: с недавних пор она тоже в разводе, и душевная рана еще не совсем зарубцевалась. Позже Сеня узнал, что в семье она старшая среди трех дочерей и, когда ей подкатило к двадцати пяти, по старинному поверью, посчитала себя обязанной выйти замуж, чтобы освободить дорогу к счастью своим сестрам. Но поспешный брак ничего хорошего не принес, внешне брутальный муж на поверку обернулся хамоватым эгоистом, изменщиком и лгуном. Не желая сносить очередное унижение, она залепила ему напоследок пощечину и убежала в родительский дом под защиту отца, которого обожала, считая самым добрым, умным и сильным папой на свете.
После драмы она не разочаровалась в людях, не обиделась и не обозлилась на всех и вся, а сумела сохранить в себе наследственную открытость и доброжелательность.
Сеня оценил доверительную откровенность Сони. С того вечера поселилось в его душе чувство привязанности к новой знакомой. Они стали встречаться.
Но встречи эти не ограничивались вздохами на скамейке и прогулками при луне, а оборачивались каким-либо полезным делом, выполняемым совместно.
Соня и ее родители жили в частном доме без удобств, оба работали на заводе и при этом успевали содержать в идеальном порядке огород с садом, выращивали одного-двух поросят, иной год и бычка, а из пернатых, кроме кур, водились гуси, благо пруд рядом. Для Сени, прожившего свои годы в основном в деревне, возделывание огородных культур, уход за скотом и птицей, заготовка дров и сена были делом привычным. Теперь его некогда некотирующаяся «старомодность» обернулась достоинством.
Отец Сони, Петр Никодимыч, пользовался большим уважением и на заводе, и в своем «курмыше», за заслуги на производстве был награжден орденом «Трудовая Слава». Дома он ни минуты не сидел без дела, его знали как отменного мастера во многих ремеслах: мог и дом срубить, и печь сложить, и валенки скатать, и бытовую технику починить. Баня, сарай, колодец, погреб с летним домиком тоже сам сладил. Таким же трудоголиком была и жена Анна Ивановна: «Не толчет, так мелет», – говорили о ней соседи. Сеня старался не подкачать и охотно помогал будущим тестю и теще в решении разных житейских предприятий.
Петр Никодимыч и Анна Ивановна настолько прониклись доверием к Сене, что, когда предоставилась возможность, без всяких сомнений отправились по профсоюзной путевке в санаторий, оставив на хозяйстве «вполне зрелую молодежь».
Как хорошо, когда тебя понимают и тебе доверяют!
Сразу после их возвращения Соню от завода послали в Москву на курсы повышения квалификации. Целый месяц Сеня томился в ожидании, писал ей письма, называл своей невестой.
В ноябре сыграли свадьбу. Через год, после рождения дочки, получили от горсовета «однушку», а когда семья увеличилась до пяти человек, перебрались в более просторную квартиру, обзавелись загородным участком земли. Зимой все вместе устраивали лыжно- санные вылазки, летом занимались велотуризмом, любили вдоволь поплавать в реках и озерах. Обычно на пляже Сеня восхищался цельнокроеной, с античным рисунком комплекцией жены, выносившей троих детей, но не утратившей стройности и мышечного тонуса.
В Соне открылось много талантов: шила, вязала, превосходно готовила любые блюда, по праздникам и выходным по дому витал неповторимый аромат пирогов, в семье поселились достаток, уют и хорошее настроение. Все реже Сеня вспоминал свое унизительное пребывание в городке под Челябинском, где он довольствовался питанием в казенной столовой и мучился от осознания наставленных «рогов».
Непростой период поиска своей богоданной половинки для него, через тернии и страдания, закончился благополучно. Оказывается, так бывает, и не только в сказках. Даже будучи сторонником светских взглядов, Сеня благодарил Провидение за ту, казалось бы, случайную встречу на пристани.

Опубликовано в Бельские просторы №11, 2019

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Поздняков Юрий

Родился 27 декабря 1948 года в деревне 1-я Александровка Благовещенского района РБ. После окончания педучилища отслужил в армии, затем три года работал учителем в сельской школе и восемь лет – корреспондентом в районной газете «Заветы Ильича». Почти три десятилетия трудовой жизни, до выхода на пенсию, отдал Благовещенскому арматурному заводу. Воспоминания о далеком детстве, очерки, рассказы и эссе публиковались в еженедельниках «Истоки», «АиФ. Башкортостан». Призер конкурсов «Слова на кончике пера» местных самодеятельных писателей и поэтов (2016), литературного фестиваля ОМК «Книгоград» (2017).

Регистрация
Сбросить пароль