Александр Самойлов. Самолет в Боливию. — [Б. м.]: Издательские решения, 2021
Последние книги Александра Самойлова, а я говорю про «Водолаз провел под водой четырнадцать лет» и «Самолет в Боливию», увидевшие свет благодаря издательской системе Ridero и отличающиеся друг от друга, кажется, только разницей в три года, схожи в принципиальном: обе являют апогей поэтического метода Александра Самойлова, предъявляя челябинского поэта в расцвете сил и творческих возможностей. Самойлов вполне достиг уровня, когда автора можно узнать если не по паре произвольных строк, то точно по паре строф. Но… — и сдается мне, что ради «но» и пишется рецензия, — говорить о беспрецедентной уникальности поэзии Самойлова при ее блистательной виртуозности я бы не спешила. По крайней мере, самойловская поэтика отчетливо складывается из нескольких составляющих, достаточно опознаваемых и в некотором роде формирующих горизонт ожидания от текстов, за пределы которого автор не выходит, да и не особо стремится.
Первой составляющей является так называемый «новый эпос» и в целом нарративная поэзия, поскольку стихотворения Самойлова отчетливо сюжетны и читаются не то как микропьесы, не то как истории, которые рассказывают на ночь с целью ни за что не заснуть, не то и вовсе как анекдоты. А как же еще понимать драматический текст о маме Деточкина, настоящей автоугонщице, действующей во имя Пятого интернационала?
А маме сказали:
— И молодым, и старым
найдётся место
в отряде Че Гевары.
С такими кадрами
капитализму скоро капут!
Самолёт в Боливию
через сорок пять минут.
Или историю про родственников покойника, отслеживающих по трек-номеру его отправку на тот свет, которая превращается в описание трипа внучатого племянника в пустыню Гоби, в обступающую ночь. И проч., и проч.
Кажется, Самойлов, фонтанирующий невероятными сюжетами, всезнающ и всевидящ, потому что завел собственный сверхзвуковой самолет, подземную подводную лодку, цайт машин, а заодно аппарат для просвечивания жизни до состояния смерти.
И этот аппарат, ко всему прочему ставший его любимой машинкой, был где-нибудь в челябинских гаражах приспособлен для взгонки абсурда и черного юмора в поэтических текстах. Так что невероятное в них легко оказывается смешным, а смешное невероятным. На выходе мы имеем сплав городского фольклора, блатного романса, ненаучной фантастики и фантазмов опоздавших родиться романтиков, увлекшихся гротеском, но притом уже открывших для себя философию Хайдеггера и прочитавших «Распад атома». Что-то даже близкое «Экспедиции» Елены Михайлик, но без ее антропологического интереса к обитателям того же самого невероятного.
— В своём ли ты, дочка, уме?
Сталин зверь обитает на Колыме!
Увидишь только один его след —
сразу минус двадцать пять лет!
Фактически же у Самойлова немало перекличек как с зачинателями «нового эпоса» Федором Сваровским и Андреем Родионовым, так и с осознанно ориентированным на них уральским Никитой Ивановым (итоговая книга которого «Василий» недавно вышла в серии InВерсия, поскольку Никита Иванов как литературный проект завершен). От «нового эпоса» у челябинского автора балладная сюжетность, фантастика с прицелом на будущее или потустороннее и разговорная интонация, тянущая за собой разговорную лексику.
В бошку стрельнет
из ружьишка,
закричишь ему:
— Чего?!
Он в ответ:
— Прости, братишка,
не признал за своего.
И здесь самое время вспомнить о второй составляющей поэзии Александра Самойлова — инерциях концептуализма и постконцептуалистских опытах (от Данилы Давыдова до Тараса Трофимова, Артема Быкова и Влада Семенцула). По крайней мере, в контекстах концептуализма опознаваем самойловский герой, чаще всего маргинал, живущий здесь и сейчас, оперирующий приметами современности — от политических реалий до денежных кредитов, но выстраивающий тщательный частокол вокруг частной жизни, и внутри этого честного пространства лишающий пафоса любую социальность.
«На снисходительность / я не рассчитываю, / сдачу в маршрутке сижу / пересчитываю».
Плюс игра с интертекстами и все та же ирония. Плюс ослепительно черный юмор, которому должны бы позавидовать нынешние асы иронической поэзии Игорь Караулов и Всеволод Емелин.
Самойлову, с его устойчивым интересом к маргинальному и умением видеть абсурдное, удается, с одной стороны, хирургически точно запечатлеть полубарачное существование провинции (кстати, не обязательно уральской, хотя Челябинск так или иначе обозначается в текстах), с другой стороны — масштабировать отдельные бытовые детали до символов: бренности, тлена, отсутствия ориентиров в жизни и т. д.
Так вот, третья составляющая самойловской поэзии — неожиданно лирическая. Но не абстрактно лирическая, а конкретная, восходящая к поэзии Георгия Иванова с его фирменными интонациями, экзистенциальными вопрошаниями и падениями в бездну отчаянья.
Приходите, будет скучно,
будет сонно и темно,
будет муторно и душно
и почти что всё равно.
Будет комната пустая
и пустой дверной проём.
Приходите, начинаем,
больше никого не ждём.
Можно продолжить примерно с той же самой ноты:
«Что мертвее быть не может / И чернее не бывать, / Что никто нам не поможет / И не надо помогать».
Самойлов, конечно, не ошеломителен в поэтических пристрастиях — на Урале Георгия Иванова любят давно и осознанно. Следы его прочтения можно найти и у Андрея Санникова, и у Бориса Рыжего, и у Елены Сунцовой, и у Андрея Торопова, и у других. Но именно следы. Пожалуй, только Самойлову среди прочих удается не просто присвоить ивановские интонации и приемы, но оказаться примерно в тех же самых точках на карте человеческой экзистенции (что бы это ни значило), где ранее было зафиксировано местонахождение предшественника.
И вот что интересно: Иванов, говорящий через Самойлова, нейтрализует ироническое, смеховое, фантасмагорическое, придает внутренний смысл тому, что имело все шансы остаться бессмысленным, создает аффект там, где эмоции не были предусмотрены, указывает на зоны сентиментальности автора, сколь бы брутально он ни выглядел. И в конце концов на фоне метафорийной свирепости Виталия Кальпиди, плотной вещественности Алексея Сальникова, отчаянных нарративов Сергея Ивкина — уральские ряды можно множить и множить, — Самойлов иногда даже бывает нежен.
Опубликовано в Вещь №2, 2021
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!