> >
Насладись тишиною осенней,
наглядись на бескрайнюю даль —
из таких незабвенных мгновений
ткёт Господь золотую печаль,
чтоб в душе твоей снова и снова,
отвергая мирскую тщету,
пламенело Господнее слово,
словно яблоко в зябком саду.
> > >
Скучная, неудачная
Жизнь. Но ласкает слух
Станция Новодачная,
Где голосит петух.
Лечит получше всякого
Лекаря русский сплин —
Рощица эта зябкая
С оспинками рябин.
Больно глазам от просини.
Боже, в который раз
В сотах медовой осени
Взгляд, как пчела, увяз!
> > >
Пока связующая нить
вечерней ласточки —
с душою
еще прочна, желанье жить
в согласье с миром и собою,
тебя удержит на краю
неотвратимого обрыва,
не дав спрямить стезю свою,
где сплошь — овражная крапива.
Возвращение
Холодная осень…
А Бунин — с афиши
Глядит недоверчиво: может, во сне
Он видит Россию, московские крыши,
Знакомые улицы в рыжем огне.
Родные названья! Волхонка. Ордынка.
Но дальше — чужие на всём имена.
От Божьего храма и старого рынка
Осталась помойка. Не те времена.
Он смотрит устало, с тоской эмигранта,
На милую родину. Прах деревень.
Кладя на алтарь непомерность таланта,
Как странник кладёт свою ношу на пень.
А там, в небесах, так легко и маняще
Летает, как прежде, всё та же листва,
И дождик идёт затяжной, леденящий…
Холодная осень. Россия. Москва.
> > >
Отчизна, Держава, Россия…
Какие родные слова,
когда они не золотые,
простые, как эта трава,
что встала в пыли у забора —
наивный такой пустячок,
который оценишь не скоро
и мимо пройдёшь, дурачок.
> > >
На улице метелица
гуляет не спеша…
Глядишь, ещё шевелится,
болит ещё душа.
Заблудшая? Пропащая? —
прохожим невдомёк,
на самом дне таящая
небесный огонёк,
что с силою нездешнею
несёт бессмертный свет
сквозь плоть окоченевшую
и жизни этой бред,
чтоб совесть в ярком пламени
сияла, горяча, —
в пустой и зябкой храмине
последняя свеча.
> > >
Ещё тревожно ждёшь ответа,
глядишь задумчиво в окно,
а о тебе, быть может, где-то
забыли все давным-давно.
Ты говоришь — тебя не слышат,
стучишь — тебе не отворят,
хотя — живут, смеются, дышат,
жалеют, плачут, говорят…
> > >
Сшивай небесное-земное
своими нитями, снежок,
воображение ночное
и тот, из детства, бережок,
где в синеве маячил парус
и обещал не то что б рай, —
волны разбившейся стеклярус,
Тавриды богоданный край;
латай, затягивай потуже,
всё, что сбылось и не сбылось,
кольцом январской лютой стужи
скрепляй, что сшить не удалось, —
и обретенья, и утраты,
надежд цветные лоскуты,
накладывай зимы заплаты
поверх зловещей пустоты,
баюкай музыкой сознанье,
прикосновением лечи…
…Ложится снег, как подаянье,
в беззвёздной нищенской ночи,
и под немое это пенье
всё мается, едва дыша,
наивной верой в Воскресенье
заледеневшая душа.
> > >
Я люблю эту осень в полёте,
В напряжённых разводах ветвей,
Словно том в золотом переплёте
С серебристым тисненьем дождей,
С фронтисписом укромного сада,
С вензелями чугунных оград, —
Эту книгу любви и распада,
Эту книгу надежд и утрат.
> > >
Л.
Огонь и воду мы прошли,
но трубы медные молчали,
и только в небе журавли
о чём-то жалобно кричали.
Молчали рощи и луга,
и ты, любимая, молчала,
моря сменяли берега,
и повторялось всё сначала —
зачем? Об этом знает Бог,
что жнёт и сеет нас, как травы,
и властно манит за порог,
где нет ни родины, ни славы…
> >
Приблизится время — и веткой сирени
надломятся грозы и грянут дожди.
Выискивай счастье в сиреневой пене
соцветий и молний, не медли, не жди,
спеши: кратковременны юность и радость,
цветущее чудо исчезнет вот-вот.
Жизнь — дар! — не подарок,
жизнь — праздник! — не праздность,
таинственный смысл, а не грубый расчёт.
Опубликовано в Лёд и пламень №1, 2013