Дворы все те же, но другой страны,
Другой эпохи, где свои нетленки.
Здесь под гитару злые пацаны
Орут куплеты Васи Вакуленки.
Не злые, может. Ссоры не ищу.
Пускай базлают, не вопрос. Не в этом
Прикол. Поодаль примощусь,
Допью тихонько. Я устал за лето.
(Прости, великий, что украл строку.
Нет силы на свои: комод, рубашка –
Всё так еще.) Еще болит в боку
Где печень, иногда бывает страшно.
Юнцы кричат: “Когда меня не станет”,
Про что-то очень важное для них.
Им ветер на кустах махнет листами.
Мне кажется, что, вроде, в такт.
Я тих.
Сломали Дом крестьян
Сломали Дом крестьян.
У Черного пруда
Снесли пивной ларек.
Меняются ландшафты.
Захочешь сам с собой на брудершафт ты
И, вроде, организм повлек
сюда,
Где ты всегда был радостен и пьян,
Лишь попадал в “Бермудский треугольник”…
В “Аквариуме” пафосно белы
Блестят столы.
Там “Moloko”. И, взяв в карман стакан
Под крышечкой, идешь во дворик…
Каждое утро бросаю пить
Каждое утро бросаю пить
Вечером снова цежу в стакан
Мне не понятно какая нить
Выведет к свету меня дурака
Или какой мне канат тянуть
Или висеть на каких цепях
Кто мне откроет иную суть
Чтоб я до донышка не иссяк
Чтобы я праведный мир обрёл
Чтобы не вышло всё по беде
Чтобы известно какой орёл
Всё не мне не выел известно где
Мне говорят: полечи болезнь
Или во цвете перегореть
Можешь до срока. Лекарство есть
Только лекарство оно же смерть
Как же охота еще пожить
Если получится но пока
Каждое утро бросаю пить
Вечером снова цежу в стакан
Ты прости
Ты прости, прости меня,
Я сегодня очень жалок.
Дурноту пустого дня
Мне не вычерпать, пожалуй.
Только ты не уходи.
Пусть я буду зол и бешен:
Ноет с присвистом в груди
Гул покинутых скворешен.
Ты меня не покидай,
Я боюсь и беспокоюсь.
Это небо, эта даль,
Этот ветер над Окою,
Этот вечер, этот парк,
Эти голые деревья,
Этот город, этот мрак,
Невозможность повторения,
Невозможность опоздать
Лечь на павшую листву. Я
Прошу: “Не покидай,
Без тебя не существую”.
Сон
Я спал. Но я не спал. В том сне мне
Виденья страшные сошли.
Мне мнилось древних гор гуденье
И корчи матушки-земли.
Вселенная перевернула
Стези дорог, громады скал.
И из чужого красовула
Я, без сомнения, взалкал.
Смешались, сдвинулись стихии
И новый мир вокруг возник.
Я зрю: обратно в Финикию
Везет Европу черный бык.
А сверху мойры или парки
Плетут уже не нить, но сеть.
Клокочет пламень жаркий, яркий,
И начинает всё гореть.
Переплетенья тьмы и света.
И снова тьма, и снова свет.
И нет ответа, нет ответа
Но нужен ли теперь ответ?
У этого города много краев
У этого города много краев.
Он не заканчивается нигде.
Можешь бродить из района в район –
Где-нибудь выйдешь к воде.
Много воды. Берега пусты.
Это края. Они тут везде.
И от горы над водой мосты.
И отражения их в воде.
Все отражения и края –
Символы места. Они просты.
В городе этом, где ты и я
Может быть встретимся. У воды.
Разбойничье
Что-то дышится вольно. И голодно
До ухабистых русских забав.
И такое втемяшится в голову –
Онемеешь, глазищи задрав
К небу в цвет голубой апатитовый.
И к разбойничьим тянет вещам:
Вот тебя, жизнью тертого-битого,
Съездить тянет кому-то по щам.
Как не съездить? Еще как поступишь-то,
Коль босяцкая честь на весу?
– Лей фалернского, – просишь Постумию,
Но кадуйское, суки, несут!
Да и то, вероятно, паленое
А поставят как годное в счет,
Тут слова прилетают соленые,
И соленая юшка течет-
Утекает в Волтурн или Вологду…
В пасторальном дурном кабаке
Ты сидишь и мычишь себе в бороду
Да копейки трясешь в кулаке.
Но сполна и за всё рассчитаешься,
Как бы ни был твой приговор строг,
И с закатным лучом в небе тающем,
Накарябаешь несколько строк.