* * *
… И постучишься в дверь. И не спеша
Войдешь в мой дом и грустно улыбнешься.
Рукою бережно волос моих коснешься.
И нежностью наполнится душа.
И спросишь, словно о своем скорбя:
— Ну, как ты жил один все эти годы?
— А я не жил. Я просто ждал тебя,
Как вечный пленник ждет глоток свободы.
* * *
Какие теплые глаза…
Какие горестные руки…
Смотрел задумчивый вокзал
На скромный ритуал разлуки.
Она и он.
Банально?
Да.
И неуютно, как в ненастье…
Но вот поделена беда
На две, примерно равных, части.
…Она вошла в вагон. Присела.
Какое крохотное тело!
Затем она сняла кольцо,
В ладони спрятала лицо,
И все. Ни вздоха и ни стона,
Ни капли лжи, ни капли зла…
И долго жители вагона
Смотрели, как она везла
Свою беду, свою вину
В ладонях через всю страну.
* * *
На каждом крестатом столбе по орлу,
Гудят провода, и Руслановой голос
Из черной тарелки плывет по селу…
Березовый лес, обнаженный по пояс,
Раскрыт и распахнут до самого дна.
Немые курганы седы и суровы,
Ни зверя в степи, ни крыла, ни подковы,
И только отвесно стоит тишина,
Да густо шуршит золотая пшеница,
Да всполохи блещут, как росчерк ножа.
Земля пахнет хлебом при слове «зарница»,
Земля пахнет кровью при слове «межа».
Прислушаюсь к небу — как чисто оно!
Конечно, зарница. Конечно, зарница!
И колос усат, и пролетная птица
Вот-вот и опробует это зерно.
* * *
Я, конечно, умру.
Хорошо б — на миру.
Хорошо бы, чтоб речка и крест на юру!
Чтоб зимой чистота,
Чтоб весной пестрота,
Чтоб под осень калина в крови у креста.
Друг придет навестить,
Враг — прощенья просить,
Незнакомый зайдет постоять, погрустить.
Ни о чем не ропщу.
Всех приму и прощу…
Я с веселым — веселый, я с грустным — грущу.
На тропе межевой
Стану просто травой…
Положите меня на закат головой!
Пусть плывут сквозь века
Надо мной облака,
Удивляясь и плача — как жизнь коротка.
* * *
Дома пусты, и улица пустынна,
Проносит ветер соль солончака,
Над крышей почерневшего овина
Отарой кучерявой облака,
Вскипая по краям, отходят к югу,
Теснятся, и, грузнея изнутри,
Роняют дождь…
Все движется по кругу…
Что, Господи, творишь, то и твори!
Плещи крылом в черемухах зеленых,
Верши зароды, бей копытом шлях,
Коси хлеба и охраняй влюбленных,
Звездой падучей грохочи в горах;
Детей расти! Сверкающую ленту
Гни в радугу, разрядами сверкай…
Что хочешь делай,
Но планету эту —
Прошу! — из рук своих не выпускай.
* * *
Гром прокатился по затылку,
Затем за ворот – по хребту,
И где-то под коленом жилку
Нашел единственную ту,
Что в пот бросает.
И противен
Стал самому себе. Тоска…
А через миг ударил ливень
В созвездье левого виска,
И окропило с ног до нитки,
И врос я в черный слой земли…
А рваных туч кривые слитки
Из преисподней шли и шли.
И думалось — достало б силы
Остаться ровным и при том
Не знать, что вот сейчас хлыстом
У края собственной могилы,
Из черной тучи, с высока,
Ударит молния отвесно
И я войду, как гвоздь железный,
В планету эту
На века.
* * *
Упиралась вода…
О.Мандельштам
То не выпь на Тоболе трубит — плотогон!
В связке сосны и ели. Раздрай и разгон.
Ствол восходит свечой в серых брызгах воды —
Берегись, человек, далеко ль до беды!
На Тоболе темно и на Каме темно.
Золотою корою бревно о бревно
Мягко трется и берег, незримый в ночи,
Дышит синим и белым, кричи не кричи.
А над скопищем бревен, над прорвою вод
Черным платьем в горошек трясет небосвод.
Пена бьется у ног, влага рвется с ковша…
И Воронеж хорош, и Сибирь хороша!
* * *
Тихим светом наполнились окна,
Сумрак кошкой ползет от двери,
Старый тополь, притихший и мокрый,
Греет листья в ладонях зари.
Первый луч пробежал по деревьям,
Глянул в окна и брызнул — в поля!
И ослабла на шее деревни
Горизонта тугая петля.
Рукомойник гремит. Пахнет мылом.
Слышен скрип дергача на лугу…
Вспоминаю — когда ж это было? —
И припомнить никак не могу.
Сварщик
Здесь пахнет железом, здесь пахнет тавотом,
Здесь воздух пропитан и гарью, и потом!
Здесь Славка Данилов, закрытый забралом,
Как Бог-громовержец, играет с металлом.
«Четверкою» черной в своем «держаке»
Он радугу держит в спокойной руке.
И швы боковые, и швы потолочные
Из-под электрода — красивые, точные…
Я в Славку влюблен, и тому ли виною,
Что голодом бит он и стрелян войною,
Что Славка — старик, что у Славки беда,
Что Славка меня понимает всегда…
Он маску отложит, такой угловатый,
Закурит, потом улыбнется щербато,
Мол, вот — проверяйте, все точно, как задано…
Лицо его клеено, штопано, латано!
И метки войны, кем-то сшитые в линии,
Как швы на металле — бугристые, синие…
* * *
Все тусклей становилась небес бирюза,
Все темнее тревожные мысли,
И когда глаукома доела глаза,
Он купил себе краски и кисти.
Он садился к столу, он свечу выключал,
И на чистом четвертом формате
В правом верхнем углу звездный свет намечал
И светлело от звездного в хате.
И ложились мазки, и яснел его взор,
И по древним оврагам и склонам
Краски жизни текли, заполняя простор
Голубым, золотым и зеленым.
Лебединое перо
Закат погас. Луна сквозь листья сада
Роняет на тропинку серебро.
Со мною — ты, и ничего не надо…
Очиним лебединое перо!
Гусиным можно, можно ястребиным, —
Их, перьев этих, столько на лугу! —
Но о любви нельзя не лебединым:
Любым иным я просто не смогу.
Я напишу: «Как пахнут Ваши плечи!..»
Я прикоснусь губами к завитку,
И загорятся, засверкают свечи
В зрачках твоих, читающих строку.
— Так просто все?..
Конечно, очень просто…
Ведь это лебедь…
Небо…
Перелет…
По этому перу стекали звезды,
По этому крылу стреляли влет!
Оно стонало, билось и плескалось,
Кипело страстью, рвало небосвод,
Оно такой любовью пропиталось!
…И не заметим мы, как перейдет –
Под занавесок легких колыханье,
Под шум листвы — попробуй, улови! —
Поэзии неровное дыханье
В неровное дыхание любви.
Опубликовано в Огни Кузбасса №4, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!