Вера Некрасова. ЧИЛИЙСКИЙ ДНЕВНИК

Три фрагмента

Сто лет одиночества

Если пересечь Анды, сразу начинается Аргентина. И вот на границе с Чили, по ту сторону вечных Анд, в маленькой аргентинской Мендозе, мне повстречались необыкновенной внешности женщины племени мапуче. Я не могла наглядеться, так самобытны были их лица.
Это был настоящий подарок после мегаполиса, где люди почти не отличаются друг от друга. Пока я смотрела на них, мне стало грустно. Когда в следующий раз увижу таких?
Только на черно-белых фотографиях прошлого века!
О, какие это были лица! Это были скулы заклинательниц дождей, повелительниц ветров. Это была горячая гордая кровь. Мужчины мапуче вырезали и съедали сердце врага, которого уважали, чтобы его храбрость перешла к ним, но людоедами не были. А сейчас кровь — как вода, ее столько разбавляли.
Всего две жизни назад этот взгляд способен был разжечь костер. Сейчас глаза эти пусты.
Провожаю их взглядом, куда же они направляются? Идут в «Макдональдс».
Невыразимо грустно смотреть на этих Медей, оставленных своими богами.
Пьер Паоло Пазолини в своем фильме «Медея» характеризует ее как женщину, попавшую из античного мира в мир новый, не признающий ее ценности. Но какая разница, признает мир ее ценность или нет, ведь ценность ее очевидна?
Упитанные тела потомков мапуче облачены в китайскую одежду. Точно такие же спортивные штаны я видела и в Пермском крае, и в Ленинградской области. Стоило лететь на другой конец Земли, пересекать Анды, чтобы встретить «старого знакомого» — китайский ширпотреб, самый доступный и беспощадный обезличиватель человечества.
Еще сто лет назад они могли сделать оберег из листа эвкалипта, так похожего на изогнутый кинжал, и птичьего перышка. А сейчас? Самое уникальное, что я могу привезти с Юга Чили, — это носки из шерсти альпака, связанные древней старухой вручную, отданные перекупщикам.
Хотя и сейчас в Чили живут индейцы.
И они по-прежнему хоронят своих покойников со всей их одеждой и личным скарбом, который еще пригодится тем на Том Свете.
Тела остатков мапуче оплывают, черты их из резких, неудобных, усредняются, сливаясь в общий портрет жителя Южной Америки, — человека среднего роста без особых примет.
Столичные чилийцы проводят «бэби шауэры», празднуют католическое Рождество с размахом, неделю пьют за День Независимости, любят бренды и торговые центры.
Время от времени бабушки или наны-мапуче рассказывают внукам старые сказки. А в глухих деревнях еще живут забытые боги. Живут тихо.
У меня есть подруга мапуче. Я никогда не узнала бы про ее дар предвидения, если бы как-то раз ей не приснился вещий сон про меня. Время от времени она получает сведения на того или иного человека. И, как позже выяснилось, все ее сны сбылись.
Она считает это скорее недостатком и почём зря не болтает. Притом что у мапуче всегда были сильные связи с умершими предками и с духами земли, которые поддерживали живых, подсказывали, что их ждет. Подруга рассказывает, только когда это кого-то лично касается. В остальное время притворяется обычной женщиной.
Мексиканские индейцы в лучшем положении. Ревностно оберегая бесценные знания, шаманы передают их из уст в уста.
Для того чтобы просто познакомиться с шаманом, нужна очень сильная мотивация. Проще говоря, если вам суждено познакомиться с одним из них, то он сам вам встретится.
Случайно.
Парень моей подруги, живущей в Мексике, как-то заблудился в джунглях. Сначала он набрел на дом шамана, устроенный в кроне высокого дерева, а потом встретил и его самого. Так он познакомился со своим духовным учителем, получив ценные сведения про себя и знания по мироустройству. В числе прочего тот поведал ему, что время нелинейно и объяснил, что шаманы одновременно бывают в разных измерениях.
А те, кто под видом шаманов принимает у себя туристов и пьет с ними мескаль, — просто ряженые.
Волшебство утекает сквозь пальцы, уходит в леса. И пока степенная Медея стоит в очереди за гамбургером, ветер гонит пустой пластиковый пакет, как перекати-поле, вдоль пустой улицы.
«Первый в роду будет привязан к дереву, последнего в роду съедят муравьи». Так заканчиваются «Сто лет одиночества». И когда последний будет съеден, ничего не останется, кроме муравьев. Суетливых, занятых, совершенно одинаковых.
В мире почти не осталось тайн. И даже на другом конце Земли, в Чили, мне не хватает колорита, древних преданий, сказок.
Но чудо в том, что еще не все на свете можно нагуглить двумя кликами мышки.

Ужин с Человеком дождя

В Чили я живу с 2013 года. Так уж вышло, что первый день рождения, на который меня пригласили в Сантьяго, был день рождения Человека дождя.
У моей квартирной хозяйки Барбары есть дальний родственник Пато — дома его зовут Пато Локо (Сумасшедший Пато). В детстве он переболел тяжелой формой менингита. Диагноз — аутизм.
Меня предупредили, что мы идем на день рождения к инвалиду, и я готовилась провести несколько часов с фальшивой подбадривающей улыбкой.
Пато исполнялось 53 года, но он до сих пор думает, что ему пять. Он с детства был не таким, как все, но его никогда не отдавали в больницу надолго. Он все делает сам и почти не нуждается в посторонней помощи.
Работать, конечно, не может.
Праздничный стол очень похож на наше застолье: вино, кола, тушеное мясо, салат, отварная картошка. Есть даже водка Stolichnaya — made in Latvia.
Пато хочет сидеть рядом со мной: «Ты выглядишь как люди из телевизора». Очень смешно, Дастин Хоффман, думаю я. И мысленно жму руку актеру за блестящую игру — как он все угадал.
Сначала Пато жил с родителями, а потом, когда они умерли от старости, его забрал к себе старший брат Барбары. В доме живут три поколения: жена, две дочери и трехлетний внук Хоакин, который еще не догадывается, что с его двоюродным дедушкой что-то не так.
Чилийцы пьют Stolichnaya, говорят о России, а Сумасшедший Пато подходит сзади и гладит меня по голове. Я не чувствую ни страха, ни щемящей жалости. Ничего из того, что чувствовала в русском метро при виде инвалидов, вынужденных просить милостыню.
И все равно я набиваю рот салатом, чтобы не зареветь.
Вокруг меня простые люди, я сюда случайно попала, я не выбирала образцово-показательный дом со счастливым инвалидом.
У них проблем невпроворот, Хоакин вообще растет без отца. Зачем им недееспособный человек в доме?
— У нас, — говорит Барбара, — все живут с родственниками. У нас не принято сдавать стариков в дома престарелых, а недееспособных — в дома инвалидов.
Барбара рассказала мне про «Телетон».
Teleton Chile — сокращение от «телемарафон» — проводят каждый год в начале декабря. В этот день на всех каналах показывают одну и ту же программу: 27 часов репортажей про инвалидов. В этот день все банки принимают средства в пользу фонда «Телетон». В этот день никто не работает.
Первый «Телетон» собрал пять миллионов долларов, из года в год суммы росли. Всего собрали треть миллиарда и на эти деньги построили десять реабилитационных центров.
Дети там лечатся, а потом возвращаются домой, в школу, к друзьям. Или в семью — такую, как у Сумасшедшего Пато.
Этот пожилой чилиец, похожий на Дастина Хоффмана, довольно хорошо говорит и любит придумывать новые слова. А еще он любит одежду. На день рождения ему подарили много обновок. Пато примеряет каждую и выходит к гостям. И так до тех пор, пока не выносят торт со свечками. Их пять.

А любовь, как сон, стороной прошел

Смотрела я раньше черно-белые итальянские фильмы и думала: вот было бы славно говорить на этом самом красивом языке в мире! Об испанском же я никогда так не думала, он для меня просто не существовал.
С придыханием выбирала русско-итальянский разговорник, учила простые фразы раз в неделю. А потом вдруг взяла билеты в Южную Америку. И понеслось.
До отлета — месяц. И нужно кровь из носу знать хотя бы базовые фразы до прибытия на место: «Вы не подскажете, как пройти в библиотеку?»
И за месяц до вылета подруга, владеющая испанским, взялась меня поднатаскать.
Сначала язык совсем не давался. Ассоциаций ни с Испанией, ни с испаноязычными странами не было. Никогда туда не хотелось, никакими мачами не грезилось, и вообще, «коррида — это ужасное, кровавое зрелище!».
Ничего совершенно не запоминалось.
А первые услышанные слова казались очень смешными. Глагол «voy» («идти, иду») я запомнила как «мальчик». Спряжение «yo voy, tu vas» («йо бой, ту бас»/«я иду, ты идешь») запомнилось мне как «я — мальчик, ты — автобус».
Третье лицо глагола «идти» — «va» («он, она идёт») для меня вообще звучало как Коровьевское: «Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом».
Затем пошли курсы испанского, из которых выяснилась масса нового. Например, что имя Segrey дословно означает «быть геем»: от глагола «ser» и существительного «gey».
А имя Галина, как и в Италии, дословно переводится «курица». Но местные с пониманием относятся к сложным иностранным именам.
И честно пытаются выговорить «Серёжа» или «Сбета».
Если у нас Любовь/Люба — это определенная женщина, то в Чили «Любовью» можно называть кого хочешь. Любимого человека: бойфренда, мужа, ребенка, сантехника, хорошо сделавшего свою работу, — называют «mi amor» («моя любовь»). Так что это слово повсеместно используется и как обращение.
Меня называли «мьямор» водители, продавщицы пирожков и сладкой ваты, торговцы на рынке, случайные знакомые. Словом, все те, кто, незаметно обманув на пару песо, подсознательно возмещает недостачу вербально. Мьяморами называют внуков и всех говорливых людей радушные бабушки и дедушки, так благодарные молодым за внимание.
Mi amor — это и лично-любовное, и затерто-безличное обращение. Не раз замечала, что некоторым тетушкам проще назвать кого-то «мьямор», чем вспомнить имя.
Интересно, что el amor — существительное мужского рода. «А любовь, как сон, стороной прошёл» — пелось бы в испаноязычной версии. Или: «Любовь нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждешь», а также: «Любовь, похожий на сон, счастливым сделал мой дом».
Глаголы, как водится, самые употребляемые — все сплошь неправильные, требующие зубрежки. (На самом деле все это возмездие за недоученный английский!)
И — первые радостные наблюдения человека, изучающего испанский. Например, что слова «зима» и «ад» очень похожи:
«invierno» и «inferno». Еще одна пара «совпадений»: «casado» — «cansado», «женатый» так напоминает «усталый». А иногда я путаю «enojado» (сердитый, гневный) с «mojado» (мокрый) и могу случайно сказать: «Снимай сердитые ботинки!»
Радует, что уменьшительный суффикс (-ito/ ita) (-ито/ ита) добавляется почти ко всем именам существительным и собственным: тесито, кафесито, аморсита, побресита, Барбарита, Алехандрито, Робертито (Чаек, кофеек, любимка, бедняжка, Варварушка, Сашенька, Робертик).
Чилинизмы — это отдельная, интереснейшая история. В Чили испанский достаточно специфичен. Поэтому каждый урок в хорошем языковом центре испанского для иностранцев идет с поправками на чилийский.
Один знакомый, давно говорящий на испанском (на том, котором говорят в Испании, и на том, которому учат добротные советские учебники), приехав в Чили, первым делом хотел «изнасиловать» такси. На самом деле он, конечно, никакой не насильник общественного транспорта, просто хотел «взять» («cojer») такси, сесть и поехать. Но в Чили этот глагол несколько изменил свое значение.
Если в Испании вы можете спокойно «взять» (cojer) такси, автобус или книгу, то в Чили лучше сказать «tomar taxi».
Еще одна интересная особенность. То, что в логике русского языка употребляется в значении «от» (лекарство от головной боли, средство от натоптышей), в тех же самых случаях тут используется противоположный, казалось бы, предлог «для»: «Дайте мне, пожалуйста, лекарство для геморроя и лекарство для натоптышей» или там: «А есть ли у вас таблетки для головной боли?»
Например, одна из аптек в Сантьяго так и называется: «Все для вашей болезни». И абсолютный хит: аптека «Дом болезни» (Casa del Enfermo), что задумывалось, скорее всего, как «Дом лечения от болезней». Но, как ни крути, покупаешь лекарство для лечения от чего-то. Вопрос логики конструкций. Что интересно, «Дом болезни» удивил не только меня, но и местных жителей.
С испанским языком я все еще на «Вы» и не собираюсь резко сокращать дистанцию.
Каждый миллиметр настоящей близости з авоевывается годами. Не хочется форсировать события и зубрить до отвращения.
Мне уже подарили мою первую книгу на испанском — «Дон Кихот». Я заглядываю в нее, но читать пока не решаюсь. Зато в любом романе Исабель Альенде испанский попроще, и читать ее книги, весьма популярные в Чили, уже не страшно. А чилинизмы на самом деле очень интересны, и для меня, например, это добрый знак — значит, с фантазией народной все в порядке. Ведь язык, особенно разговорный, — это облик страны.