* * *
По тихо струящейся речке
То там я увижу, то тут:
Обрывками ангельской речи
Боярышниц крылья плывут
И целые бабочки тоже —
Как будто живой ледостав,
Прилипнув к текучему ложу
И крылья свои распластав.
Да что им, летуньям свободы,
Какой-нибудь слабенький бриз!
Но именно тихой погодой
Те бабочки падают вниз
Навстречу своим отраженьям, —
А вместо желаемых встреч
С холодным и тёмным теченьем
Приходится слиться и течь.
Как если б нечаянно кто-то,
Минуя любовь или тлен,
Влетел бы однажды с налёта
В зеркальный заманчивый плен.
И, может быть, очень похоже,
Случайно влетев впопыхах,
Свои отражения множа,
Слова застывают в стихах.
* * *
Капле крови вспыхивать звездою
Или тусклой краской засыхать.
Под ночные крики козодоя
Страшно жить и страшно умирать.
Ропоты дневные затихают
Вместе с тихим шелестеньем трав,
Души их дневные умирают,
Чей-то смертный страх в себя вобрав.
И висит тяжёлый полог ночи
Над молчаньем жизни гробовой,
А когда молчать уже нет мочи —
Жёлтый зев раскроет козодой:
Вот оно — последнее прощанье,
Падающий замертво полёт:
Непереносимым верещаньем
С высоты пикируя, зальёт.
* * *
Деревья ближе к небу, словно птицы,
Устремлены в движении своём
Всё время вверх. Им там легко ветвиться,
Врастать в глубокий голубой проём,
И, вырываясь из земного плена,
В подзоле, в удобрениях, в золе
Корнями быть с землёю неизменно,
Ветвями забывая о земле,
Лететь как мысль, не ведая запрета,
Пронзая на пути за слоем слой —
И почки в небе вспыхивают светом
Космическим — как звёзды надо мной.
* * *
1
Скелет хитиновый скрипит,
А выпуклый глазок,
Оцепенев, глядит в зенит,
Пуглив и одинок,
Почти совсем как человек,
И более того —
Ведь даже нет защитных век
Над глазом у него.
Да спит ли он когда-нибудь
Или всю жизнь — без сна?
Щитками стянутая грудь
Для наших чувств — тесна,
И разорвать они могли б
Хитиновый скелет.
Его сочувствующий скрип
Летит за нами вслед.
2.
В фасеточных глазах нет смены выраженья
И кажется — они всегда настороже,
Пугливые слегка, готовые к сраженьям,
Которые их ждут на узенькой меже,
Когда сжимается малюсенькое сердце,
Наружный их скелет ломается, шурша,
В хитиновом, сухом и шелестящем тельце
Услышишь, как шуршит их хрупкая душа.
* * *
Зверь знает землю, и траву, и воду,
Других зверей — лисицу и хорька,
Дождливую и ясную погоду.
Как можно знать — не зная языка?!
Не называя? Знание на ощупь?
На вкус или на слух? На глаз? На цвет?
Нерасчленёнными картинами? — не проще,
Но, может быть, сложнее их сюжет.
Различия, однако, есть в природе
До слов: есть кашалот, и есть нарвал,
И волк, и заяц по чащобам бродят
Задолго до того, кто их назвал.
Не Lingua ли adamica — основа,
Наш первый пра-отец издалека?
Тот, кто сказал: «В начале — было слово»,
Не уточнил, — какого языка.
* * *
Есть новости — источник потрясений.
Ну, например, узнала я на днях,
Что свет не только на листах растений,
Но глубоко в их тканях и корнях,
Перетекая, льётся по сосудам
И в почву проникает глубоко.
Растения — светящееся чудо,
Им нужен свет! — как детям молоко.
Три миллиарда лет назад планета
Лежала в мёртвой оболочке зла,
Растения — создали жизнь из света,
И потому — планета ожила.
Они — живые выходцы оттуда,
Где рос тот древний недоступный сад.
Растенья — молчаливые как Будда
И тайну созидания хранят.
* * *
При слове «карандаш» мы видим карандаш,
Мгновенно образ тот из мозга извлекая,
При слове «экипаж» представим экипаж,
Предстанет в слове «лес» растительность лесная.
Но как находит мозг к ним верную тропу,
Единственную ту среди нейронных клеток,
Как в триллионах звёзд, прорезав их толпу?
Не так ли ищет мать своих пропавших деток?
Понятно, помнит зверь тропу на водопой,
Минуя миллион песчинок и травинок, —
Но запахи, но цвет, но камень под ногой
Помогут выбрать путь в сети других тропинок.
Отсутствуют в мозгу и запахи, и цвет,
И всё же он хранит и цвет, и очертанья,
И запах, и размер, и тысячи примет,
И даже весь объем Земли и Мирозданья.
Как в зеркале, — весь мир кодирует, хранит
Компьютерная сеть его живых кристаллов,
Но как находит он сквозь этот лабиринт
Единственную вещь, что наша мысль назвала?
* * *
Космическим вихрям открыты,
Пронзая небесный экран,
Рассеяли метеориты
Зародыши первых семян
И, первой водою омытый,
Бесформенный первый росток
Пророс сквозь кору вулканита,
Земля превратилась в раскрытый
Огромный зелёный цветок.
Вот так излучает сиянье
Подснежник, почуяв тепло,
Бесформенной массы дыханье
Структуру свою обрело,
Оформились клетки и ткани,
Когда после двух или трёх,
А то — четырёх задыханий
Пришёл выпрямительный вдох.
А самое первое сердце,
Отстукивающее во мгле
Свои децибелы и герцы,
Когда родилось на земле?
Под раковиной ли моллюска
В сплетенье колец и полос,
В бороздке ли глиняной узкой,
Где червь мускулистый прополз
И в окаменевшей постели
Оставил cвой кольчатый след? —
Теперь мы его рассмотрели
Сквозь тьму наслоившихся лет,
Где вечность, как червь эфемерный,
Сквозь глину пространства ползла,
Роскошно и неравномерно
Цветущая сложность цвела
И разум, туда проникая,
Где звёзд распылялась пыльца,
Где тяга живёт вихревая,
Всё ищет, покоя не зная,
Живое начало Творца.
Опубликовано в Паровозъ №9, 2019