ЗАКЛИНАНИЕ
Дождь, дождь, небесная вода,
Не исчезай неведомо куда!
Пускай звучит беспечно, наобум
Твой сонный шелест, монотонный шум.
Уколы лёгких капель на лице
И фонари в дымящемся венце,
Коньки и рёбра поржавевших крыш
И желоба, в которых ты журчишь
Листву, траву в предзимней нищете,
Деревья в неприглядной наготе,
Безумный мир, галдящий вразнобой,
Скиталец-дождь, преобрази собой.
Дождь, дождь, не умолкавший днесь,
Настанет час, и ты исчезнешь весь,
Упав на землю с пасмурных высот,
Пройдя сквозь почву до грунтовых вод.
Теки, струись, как слёзы из-под век.
Тебя заменит неизбежно снег,
Но всё ж, покуда живы мы, давай
Накрапывай, шурши, не умолкай.
Мне как-то легче от того, что ты
Летишь сюда с угрюмой высоты,
Рассыпавшись на тысячи частиц,
Летишь ко всем, не разбирая лиц,
Не разбирая — куст иль человек…
Дождь, дождь,
жизнь — смерть,
снег, снег.
ХОЛОДНАЯ ЗИМА
В сползающей в пропасть стране
Гудит первобытная вьюга…
Здесь жалость к своим не в цене,
И люди не любят друг друга.
Здесь многие смотрят, как в ад,
В убогую нищую старость.
Мошною трясёт плутократ,
Клюют холуи, что осталось.
Из красной кремлёвской стены,
Из пепла грозят комиссары
И новой Гражданской войны
Угрюмо пророчат пожары.
Во всю евразийскую ширь,
Красуясь манишкой кровавой,
Как флейта, скликает Снигирь
В поход за военною славой.
Но скифских холодных ночей
Могущество невозвратимо,
И поезд по корке степей
Проносится станции мимо.
Забытые идолы спят
В безлюдных предгорьях Урала,
И ели да сосны молчат,
Качая ветвями устало.
ПУСТЫННЫЕ СНЫ
Спасибо за пустынный сон,
Прибежище в давильне будней.
Я в нём укрыт и сохранён.
Чем жёстче явь, тем сон безлюдней.
В том сне меня почти что нет.
Как персонаж второстепенный,
Я зыбок, виден на просвет,
Охрану обманувший пленный.
Мои нечёткие следы
Теряются в глуши окраин.
Я серой дождевой воды
Попутчик, шорохов хозяин.
Во сне не в силах я толкнуть
Тяжёлой двери и сюжета.
И рвётся на клочки мой путь,
Как отсыревшая газета.
Я даже имя не всегда
Своё прилипчивое помню.
Гудят в потёмках провода…
А имя, имя здесь на что мне?
Ландшафт вокруг не городской,
Не деревенский, не богатый,
Не бедный… С примесью морской
Стрекочет дождь подслеповатый…
Нельзя от тяжести спасти
Живых, от казни заземленья!
И я, как крест, готов нести,
Себя с момента пробужденья.
Но есть мерцающий провал,
Размытый мраком промежуток,
Куда я скрытно совершал
Побег из каземата суток.
* * *
Холодно в старых домах.
Из дому в дом по ночам
Чеховский чёрный монах
Носит сиротства печаль
Ходит — не помнит к кому,
Хочет — не знает чего…
Может, и в нашем дому
Кто-нибудь видит его.
Выдохлась дня беготня.
Верхний не слышен жилец.
Господи, слышишь меня
В тихом биенье сердец?
Третью уж тысячу лет
Нечем гордиться — уныл
Путь в никуда, Твой Завет
Времени не изменил.
Дремлет расколотый мир,
Трещины всюду видны.
В утлых объёмах квартир
Плавают пятна Луны.
И электрический свет
Где-то снаружи стоит —
Жизнью земной не согрет,
Вечности ветру открыт.
Снег шебуршит о стекло.
Стынут, сутулясь, дома.
За ночь дворы замело,
О подоконник крыло
Ранняя ранит зима.
СНЕГ В ГОРОДСКОМ САДУ
Шёл первый снег в туннельном мраке сада,
Как странник, возвратившийся домой,
Неплотный, словно зыбкая преграда
Меж осенью и близкою зимой.
На крылья голубей, на спины уток,
На воду темнокожего пруда
Ложился он — в короткий промежуток
Между сейчас и больше никогда.
За дозой шли два быстрых наркомана,
За смертью шли, смеялись на ходу.
Пруда дымилась резаная рана,
И отражались призраки в пруду.
Шла околотком городская стража
И обходила пафосных бомжей.
Им все равно, им умереть не страшно —
Среди аллей, помоек, гаражей.
Я не постиг ни мудрости, ни силы,
Уже не ждал поддержки и похвал.
Протяжный звук, тоскливый и осиплый,
Со дна существования вставал.
Стоял старик морщинистый у входа,
Качал седой клокастой бородой
И повторял поверх голов народа:
— О космос мой, о бедный космос мой!
ВОЗРАСТ ДОЖИТИЯ
Здравствуй, племя…
А. С. Пушкин
Облачный возраст дожития,
Медленный путь в небеса.
Чудные чукче наития
Шепчут ветров голоса.
Тундра покрыта скелетами,
Мёртвые — тихий народ.
Делится время секретами
С теми, кто долго живёт.
Гнус мельтешит в нетерпении —
Крови попив, умереть.
Мимо проходят олени и
Жизни последняя треть.
Древний обряд эвтаназии,
Начат обратный отсчёт.
Небо Европы и Азии
По-над костями течёт!
Милая (если ты милая),
Яду мне, что ли, налей.
Буду лежать без могилы я
В тундре, как белый олень.
Буду клубиться с туманами
И подлетать к городам.
Шкуру с пустыми карманами
Родине бедной отдам.
Опубликовано в Паровозъ №9, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!