ДУХ ДЖОНА МАЙЕРА
В 2004 году я купил дом в Пенсильвании на берегу озера Arrowhead. Два кирпичных дома: хозяйский в стиле шале и гостевой в виде квартиры над гаражом. Горный воздух, сосны до небес, падающие зимой от тяжести снегов, шикарная летняя рыбалка. В жару у нас на горе всегда было прохладнее, чем в долине. Микроклимат. Все лето мы с детьми ловили рыбу и коптили ее. Ребятишки со всех окрестностей приходили к нам купаться, рыбачить и хулиганить. Озеро отличалось от соседних тем, что было естественного происхождения. Остальные водоемы в этих краях – затопленные шахты. Наше – настоящее. Именно поэтому в нем водились доисторические черепахи – снэпперы, так называемые кусающиеся черепахи. Они часто цеплялись ночами за наши крючки. Иногда мы доставали их, чтобы продемонстрировать американцам, каким богатством они обладают, но не ценят его. Под торжественные крики толпы дети отпускали снэпперов на волю. Черепахи этой породы – длинноногие, с маленьким панцирем-ермолкой, под которую голову не спрятать. Перемешаются очень быстро, за некоторыми нам приходилось бежать, чтобы как следует распрощаться. Кроме этой забавы на протяжении нескольких лет мы вызывали дух Джона Майера, человека, который построил в 70-х два этих дома и тут же умер. Недвижимость мы приобрели у его вдовы, купили, не торгуясь, взяв ссуду в банке.
Слишком здесь было хорошо. Джон не только поставил два здания на берегу, но и проложил кирпичные дорожки по территории. Они плутали по участку, огибали корни деревьев и оканчивались у пристани, где берег порос таинственным изумрудным мхом. Впервые эта идея возникла, когда мы привезли из резервации свящённую траву индейцев – sag grass, и воскурили ее в большой стеклянной пепельнице. Таинство производили вчетвером. Я и мои дети: Артемий, Варвара и Дарья.
Местные жители на первый сеанс магии не допускались. Я нашёл в интернете слова древнего абенакского заговора, прочитал его и в конце добавил по-русски и по-английски. «Джон Майер, вольный каменщик, приди ко мне». В этот момент шторы зашевелились, по стенам прошли волнообразные тени — длилось это не более трёх секунд. После этого пепельница лопнула, развалившись на пять одинаковых частей. И я, и мои дети, с некоторых пор стали принципиальными материалистами.
Мамаша пыталась приучить нас к церкви, но в конце концов отдала предпочтение бизнесу. В тот вечер мы испугались. Мы с Артемием считали, что пепельницы изготавливаются из жаростойкого стекла, чтобы в них можно было тушить огромные сигары и сжигать компроментирующие документы. Щепотка тлеющей индейской травы не могла привести к разрушению пепельницы. Мы закрыли все двери на замок, и с горем-пополам уснули. На следующий день история повторилась. К нам пришли Саймон, Дэвид, Макс и Мирра. О возвращении «кирпичного человека» они уже были наслышаны. Вновь колыхнулись шторы над sliding door, в глазах на мгновение потемнело и очередная стеклянная пепельница рассыпалась. Слух о возвращении Джона Майера разнесся по посёлку. Его помнили лишь старухи, которые жили в Arrowhead зимой и летом. Остальные — сезонные отдыхающие из Нью-Йорка. Им это имя ни о чем не говорило, но и они приутихли.
Бабка Патриция из соседнего дома, божий одуванчик с перманентом на голове, принесла мне пустой и пыльный доисторический штоф, квадратную бутылку из-под какого-то зелья, которым ее когда-то угостил Джон. — Он должен помнить эту бутылку, — сказала она. — В доме полно его вещей. Диваны, люстры, шкафы. Я почти не менял мебель. Что ему твоя бутылка? Что он в ней хранил. Шнапс? — Бутылку он должен помнить, — повторила она. — И напиток тоже. — Ты думаешь его дух может залезть в неё? — Это было бы очень хорошо, — сказала она со значением. Я поставил штоф на полку над камином, предоставив ему полную свободу покрываться пылью и дальше. Больше тем летом мы Джона Майера не вызывали. У нас кончились волшебные травы и пепельницы. На наличие бумбарашек мой дом когда-то проверяли наши постояльцы. Летом 2007 года я жил здесь один и сдавал помещения рыбакам весь сезон. Однажды ко мне приехало четыре семейных пары. Мужчины ловили судаков на живца, а женщины пытались найти привидение в моем доме. Привидения любят старинные кирпичные постройки. Шуршат в печной трубе, раскачивают люстры, пробираются к тебе под одеяло и пронизывают тело пугающим холодком. Чтобы испугать девушек, я приколотил на чердаке гостевого дома красные персидские туфли на потолок, выкрасил несколько лампочек на веранде в чёрный цвет, спрятал магнитофон в одну из тайных ниш и включил на нем запись с индейскими ритуальными завываниями. Девки были обкурены. Когда сели на измену, и их затрясло, попросили, чтобы я вывез их из этой ужасной хижины. Я признался, что пошутил. Пришлось съездить за водкой, чтобы не потерять клиентов. После этой истории во время ночёвки в гостевом доме ко мне на постель села девушка в синих джинсах — я помню на ощупь их фактуру, запах ее духов — настолько этот сон был реалистичен. Она была похожа на одну из моих тенантов, снимающих хату под Новый год, но была с парнем. Из-за этого я с нею толком не познакомился, о чем до сих пор сожалею. Звали ее Кристина. Это все, что я могу о ней сказать. На следующий год после вызывния духа Джона Майера мы решили вызвать ее. Это была моя личная инициатива. Я хотел признаться ей в любви. Мужчина не может любить только детей.
Кто-то любит женщин, я полюбил привидение. На этот раз народу было много. Русские и американские дети всех национальностей. Все были наслышаны о Кристине и о моей скорой помолвке. Траву жгли на веранде гостевого дома. Я сказал свои скво-моя-твоя. Неожиданно с лестницы скатился мальчик Саймон с криками «она там ходит».
Увлекаемый группой подростков я забрался на второй этаж, проник по лестнице на чердак. Персидские туфли быстро пробежали по потолку и тут же вернулись на место, где я их приколачивал.
—Что это такое, дядя Вадим? — спросил меня Саймон.
— Тётя Кристина вернулась, — сказал я. — Нас ждёт сегодня первая брачная ночь. Тётя Кристина спустилась с чердака, такая же молодая и сияющая, как под Новый год. Она была идеальна, даже когда курила. Мы ловили с ней до утра рыбу и коптили ее до состояния обугливания. Когда утром, на наши закидушки зацепилась черепаха, она достала ее и поцеловала панцырь, оставив на нем алый цвет своих губ. — Здравствуйте, Кристина. — Здравствуйте, Джон Майер. — Скажите, почему вы скрывались от меня все эти годы?
— Я скромна. Я безбожно скромна. Она всегда приходила в этих синих, только что из магазина, джинсах. И я любил ее то как дочь, то как сестру, то как жену. В черепахах разобраться трудно. Поэтому я привёз ещё один самосвал кирпичей и выложил за ночь дорожку от моего до ее дома.
БОЙЦОВСКИЙ КЛУБ
Отцу на работу пришло письмо, что он избран иностранным членом Американской академии наук. Церемония должна была состояться 20 сентября 2012 года в Вашингтоне, округ Колумбия. В приглашении было написано, что он может явиться с супругой или сопровождающим лицом.
Дресс код обязателен. Смокинг можно взять напрокат по такому-то адресу. Кроме смокинга, отец решил взять с собой меня. В качестве водителя, переводчика и фотографа. Роли для меня привычные. Я не раз исполнял их после того, как оставил науку и стал свободным художником. Пригласить — пригласили, но визу не дали. В посольстве моему академику сказали, что власти США избегают встреч с русскими учеными, чтобы те не похитили их военные секреты. Будучи резидентом США, я написал приглашение отцу сам. С обычной формулировкой.
Хочу, чтобы он осмотрел Статую свободы и посетил Дисней-ленд. Это всегда срабатывало, сработало и сейчас. Ранним утром мы очутились в аэропорту Шереметьево в бизнес-зале. Раньше это называлось депутатской. Здесь и на этот раз встречались редкие депутаты и нувориши. В отличие от 90-х они были трезвы. Тем утром это меня устраивало. Иногда хочется, чтоб все вокруг были пьяными. Все пьяные, а я — трезвый такой Д’ Артаньян. Я пошёл за стойку, где давали бесплатные напитки и жратву. Отец развернул из фольги домашнюю курицу. В самолете он отправился в первый класс, я — в экономический.
В течение полёта зашёл к нему пару-тройку раз в гости, чтобы ощутить себя хозяином жизни. За несколько часов до посадки углубился в новинки кинематографа. Они пришлись мне по не душе, и я в который раз посмотрел «Бойцовский клуб». Этот фильм я всегда выключал на том месте, где выяснялось, что у героя раздвоение личности. Мне казалось это недостатком фантазии автора. Пиши проще, и не кривляйся.
Расщепленное сознание слишком сложно для нормальных пацанов.
Биполярка — для извращенцев. Фаина Раневская говорила «у жопы — две половинки, у мозга две, у таблетки, а я — цельная». Как было бы хорошо, если бы герой не был бы один. Два друга, организовав мировую сеть мордобойных организаций, поставили на уши общество потребления. Работают, дерутся. Потом один умирает на руках у другого. Или оба хохоча падают в пропасть Великого Каньона на гоночном автомобиле. Я ценю мужскую дружбу. В JFK я взял на прокат совсем не гоночный автомобиль и повёз батюшку в Пенсильванию, где у меня оставался дом в Аппалачах. По пробкам тащился часов пять.
Джордж Вашингтон Бридж самая длинная надводная парковка в мире. В Arrowhead меня ждало разочарование. Моя дача была оккупирована группой азербайджанских мужчин, друзей Руслана, который взялся присматривать за моим хозяйством. — Что же ты не предупредил меня? — сокрушался мой загадочный, бакинский дворецкий. — Ты же сказал, сейчас здесь ничего не сдаётся. Кризис. — Мы планировали эту встречу три года. До этого я не смог остановиться здесь, когда привёз жену из роддома. Дом кто-то снял. Мы поехали с новорождённой в гостиницу.
Руслан предлагал странные услуги. Моя недвижимость пользовалась спросом клиентов в те моменты, когда была нужна мне. Это не справедливо. Обидно. Я вывел свой внедорожник из гаража, перетащил туда вещи. Повёз отца в аэропорт Скрентона сдать арендованную машину. Благо, Руслан сел за ее руль и помог мне с логистикой. В Уилксе я заехал к Володе. Он ремонтировал трехэтажный многоквартирный дом. Готовы были только кухня и спальня, где он жил с женой. Володя предложил нам с академиком ночевать на полу. На надувных матрасах. Мы благоразумно отказались. Матрасы могли сдуться под тяжестью наших тел. День был жаркий, мы после перелёта валились с ног, и хотели покоя в комнате с кондиционером. — Давай купим тебе приличные брюки, — сказал Руслан, чтоб загладить вину за негостеприимство. — И туфли. — Хочешь сделать мне подарок? Тем же вечером я рванул в Вашингтон. Чтобы не уснуть, пел в дороге блатные песни. В тайниках памяти хранятся удивительные вещи. В столице мы оказались глубокой ночью. Гостиница располагалась в центре, в двух шагах от Белого дома. Это не предполагало роскоши. Тем не менее, здесь функционировал wallet parking. Это когда твой автомобиль отводит в гараж специальный клерк. Машина моя смотрелась здесь, как надо.
Белый грузовик выпуска 1998 года по кличке «белый конь» был облеплен стикерами в виде пацификов, черепах, девок в купальниках.
Из-за внешного облика моего тарантая в Пенсильвании ко мне часто обращалась молодёжь в поисках марихуаны. Я ликовал, когда водила в красной фуражке сел за руль «белого коня» и поставил ее рядом с ройсами и мерсами. Свистели тормозные ремни. Перекрикивали друг друга братья Жемчужные. Я похлопал по щечке американское чванство, и оно проглотило язык в поисках ответа. Мы проспали полтора дня.
Когда мы проснулись, тут же отправились за смокингами. Их выдавали индусы на соседней улице. Гостиницу тоже держали индусы. Она пропахла соусом карри от занавесок до половика. Мы напялили на себя парадные костюмы, и направились к гостевому автобусу. Он был заполнен индусами, китайцами и восточными европейцами. Здесь тоже воняло курицей тандури. Дорога до академии заняла пятнадцать минут.
Нам прицепили беджики и отправили на фуршет. Я был с большой камерой. Местные академики считали меня за профессионального фотографа. Я не стал разочаровывать их. Снимал, заставлял улыбаться и обнимать жён. На прощание брал визитки, и обещал выслать фотографии. Мог бы заработать на этом деле, но не стал злоупотреблять.
Мы выслушали вводную лекцию о состоянии здешней науки. Большая часть доклада была посвящена успехам Советского Союза и американской конкуренции с ним. Слова «спутник», «Гагарин» и «водородная бомба» не исчезали со слайдов на экране. Потом организаторы приступили к вручению дипломов, и мы ошарашено поняли, что единственные русские здесь — мы. Наше одиночество не было страшным, оно было странным. В поляках и канадских украинцах родственных душ мы не видели. Как мы попали сюда вообще? В самый квалифицированный мозг потенциального противника. У отца были влиятельные американские друзья. Ученые-физики, магнаты здешнего военно-промышленного комплекса, мои «американские девушки». Арт Гензер успел побывать советником по науке у губернатора Новой Мексики, Магн Кристиансен руководил институтом в Техасе, Джим Томпсон был деканом технологического факультета одного из университетов в Миссури. Когда-то они пересылали через отца в Россию джинсы и игрушечные револьверы для меня. Когда я переехал в Америку, подыскивали мне невест. Проблема заключалась в том, что все они несколько лет назад по очереди умерли, и влиять на выборы в Академию не могли. Когда на сцену пригласили отца, он вышел и поблагодарил организаторов за оказанную честь, внимательно осматривая зал. Нет, никого знакомого здесь не было. Ужин мы провели со сравнительно молодой парой из Италии. Говорили ни о чем, хихикали над американской пищей и манерами. На следующий день пошли сдавать смокинги, но пункт проката оказался закрытым. Мы покружили по району. Сувениры нас не интересовали. Я догадался передать барахло старику, работающему в прачечной по соседству, и он обещал вернуть товар владельцу. Погуляли у правительственных зданий, я сделал фотографию отца у большого памятника Альберту Эйнштейну. Снимать меня на видео около здания Госдепа академик отказался. Я привёз сюда камни с Синайский горы Моисея, Гималаев Будды, Гефсиманскго сада Христа и Стоунхенджа Мерлина. Я хотел освятить этим жестом американскую политическую и военную мощь. Без духовности она, на мой взгляд, не имела смысла. Мой жест отцу не понравился. Я сделал селфи. Произнёс речь и швырнул камешки в строну Департамента. Я считал это своей миссией в США. В глубине души я конченный индивидуалист. Об этом я и думал, когда мы возвращались домой.
Свистели ремни кондиционера, Аркадий Северный подпевал братьям Жемчужным. Я мечтал о том, как хорошо было бы, если бы отец не был гениальным учёным, а я — гениальным поэтом. Мы бы организовали бойцовский клуб и били бы морды всем, кто этого захочет. И подставляли бы свои. Лучше бить морду, чем спасать душу. Все равно мы все умрем. Чтобы выжить надо придумать свою собственную цивилизацию. В этой мы, в лучшем случае — странные гости. В районе Филадельфии птица ударилась мне в лобовое стекло. Я не сбавил скорости: птица да птица. Отец вообще ничего не заметил. В рамках новой цивилизации старые приметы отменялись. К нашему возвращению азербайджанцы мой дом покинули. Мы перекусили вонтон-супом из китайской забегаловки, разошлись по комнатам. Ночью разразилась гроза. Молнии били по воде Arrowhead, пытаясь вытащить оттуда давних утопленников и доисторических черепах. Я услышал, что отец зовёт меня и спустился на первый этаж. Мой академик сидел на кровати в пижаме и растерянно озирался: — Где мы? — спросил он, вглядываясь в потоки дождя за окном. — В лесу, — ответил я. — Мы ушли в лес.
Навсегда расстались с обществом потребления. Нам нужно поверить в свои силы на пути к абсолютной свободе. Отец посмотрел на меня и улыбнулся, делая рукой знак, чтобы я отправлялся спать.
Опубликовано в Витражи 2022
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!