Вадим Гройсман. ПРОСТАЯ ЖИЗНЬ

ВЕСЬ ЯНВАРЬ

Кажется, не вытерпеть и дня
Этой жизни грозовой и странной.
Льдом и ветром навалился на меня
Весь январь с его погодой рваной.
Одеяло с пледом постелю,
Лягу, будто нет меня на свете, –
Пусть петляет в переулках ветер,
Лупит кулаками по стеклу.

Тяжело остаться одному,
На короткий век обиды хватит,
Потому что неизвестно никому,
Чем земля за прошлое отплатит.
Может, вырастит на городской горе
Каменные стены с караулом –
И ходи под неусыпным дулом,
Ползай в человеческой норе.

Что же, откровенно говоря,
Знаю, что мне ветер навывает:
Никогда такого января
Не было, не будет, не бывает.
Это только кажется глазам,
К сонному безумию привыкшим,
Это некто в переулке высшем
Видеть наши камни приказал.

*   *   *
Обильная зима – ручьи и лужи,
Как жёлоб, переполнили проход,
И, торопясь на службу и со службы,
Я через них переправляюсь вброд.

Исчезну днём – и возникаю ночью,
Теснимый безупречным рядом книг,
И влага, пробирающая почву,
Ещё не затопила нас одних.

ВЕЧЕР

Широко разносится с балкона
Бойкая мелодия шансона,
И скрежещет старая пила,
Что ещё не сделаны дела.

Плача, закрываются ворота:
Долгая, извилистая нота.
Скучно дребезжат тарелки в доме.
Наступает вечер в окоёме.

Сонный ветер шевелит в овраге
Старые пакеты и бумаги,
И заходит солнце меж дерев,
Будто бы навеки догорев.

И такая на дворе эпоха –
Не тузы у фраера и лоха.
Прежний воздух кончился, а новый
Пузырится в магме, неготовый.

Но пока мы ждём от смерти знака,
В небе, одичавшем, как собака,
Пишет ангел росчерком пера
Наши имена и номера.

*   *   *
Расстаться с шумом бесполезным,
Забросить срочные дела –
Сидеть в Израиле небесном
Вокруг широкого стола.

Там не кусает пыль обочин
И не стоит за пивом хвост,
Там угощают хлебом ночи
И золотой начинкой звёзд.

За тем столом друзья и жёны
И ненавистная родня.
Никто не держит обороны,
Не собирает крохи дня.

Что родина, что память наша
И жаркий гнёт земли иной?
Ребята, передайте чашу –
Напиться, позабыть, и ночь!

ПОСЕЩЕНИЕ

Видишь? Далёкая область близка,
Ангелы в спешке срывают печати.
В мире царит цифровая тоска,
Лица живых распадаются в чате.
В год от созданья великой сети,
Может быть, пятый, а может быть, сотый
Дряхлую родину вновь посети,
Тощим придатком её поработай.

В этих краях только черти гостят,
Дантовский город ступенчатый строят,
Ночью, как пьяные звёзды, свистят
И, как собаки приблудные, воют.
В этом стечении призрачных мест,
Адских порталов, всегда неготовых,
Ищешь последний знакомый подъезд,
Просишь совета у старых чертовок.

Дверь вековую с натугой открой,
Ржавые деньги достань из шкатулки.
Теплится газ под кастрюлей кривой,
Падают с треском куски штукатурки.
Если останешься, время пойдёт
По циферблату без чисел и стрелок –
Точное время предсмертных забот,
Детских обид и безумных хотелок.

Там, наплевав на всеобщий закон,
С прежним собой обнимаясь и ссорясь,
Выйдешь курить на промозглый балкон –
Кажется: молодость будет ещё раз.
Кто посредине пустыни людской,
В тесном вагончике на перекрёстке
Жалобным голосом, бледной рукой
Детям своим продаёт папироски?

*   *   *
Постепенно вязкий сон уходит,
А казалось – эта ночь его.
Я проснулся в темноту и холод.
Страшно жить, но это ничего.

Не попал в раскинутые сети,
Разлепил их щупальца опять.
Ранним утром птицы и соседи
Гул земли хотят перекричать.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ АГАТЫ

За кем следят, поднявшись в полный рост,
Кочевники, индейцы и пираты?
Какая ночь гуляет среди звёзд,
Какие сны готовы для Агаты?

Слоны и зебры целых полчаса,
Как на балу, толпятся на пороге.
Какие происходят чудеса,
Когда уснут заботы и тревоги?

Разбросаны подушки на полу,
Как паруса уставшего фрегата.
Мы выберем спокойную волну
И поплывём на край земли, Агата.

Бурлит вода, качается корма,
Обшивка осыпается кусками,
А впереди то штили, то шторма,
То глубина, то отмели и скалы.

Всем надоела участь моряка,
Но жить её приходится, Агата.
Тот берег виден нам издалека –
Мы от него отчалили когда-то.

*   *   *
Уже недолго ждать гостей хвостатых –
Работников подземных рудников.
Приходится молиться на остаток,
Надеяться на столбик медяков.

На дни и ночи в коготке совином,
На вспышки в угасающем уме,
На чёрные одежды серафимов,
Мелькающие в жаркой полутьме.

Несчастный возраст, мелкие убытки,
Лоскутья умирающих вещей.
Не бедствия, не подвиги, не пытки –
Простая жизнь: чем проще, тем страшней.

Опубликовано в Литературный Иерусалим №31