Жертва неграмотности
Приехал к Риммочке в гости в Уфу со своей мамой четырехлетний Олежка аж из самого Нижнего Новгорода. Мальчик очень общительный, любознательный и впечатлительный. Его «почему» часто ставили взрослых в тупик. А если ему сразу не отвечали, то он мог ходить полдня за старшими по пятам и требовать ответа на свой значительный, по его мнению, вопрос. Поэтому было важно ответить сразу. Чем скорее, тем лучше.
Раз приехали гости, то и угостить их хотелось по-особенному вкусно. Тем более что матерью Олежки была золовка Риммочки, с которой позарез нужно было наладить добрые отношения. Ведь обычно после свекрови золовка – а это старшая сестра мужа – самая критично настроенная к невестке родственница. Тут надо было не только угостить, но и угодить авторитетной родственнице.
Случай тут же подвернулся. Как нельзя кстати на рынке продавали свеженькие тушки уток. Обычно любая ощипанная птица положительных эмоций у Риммочки не вызывала, поскольку синеватым отливом напоминала ей продрогшего от холода пьяницу. Но здесь совсем другое дело. На прилавке лежала благородного цвета утка, которая очаровала Риммочку. В меру упитанная, упругая, а кожа никакого алкоголика нисколько не напоминала. Даже, наоборот, почему-то вызвала приятные воспоминания о бывшем сокурснике, прекрасно сложенном спортсмене, которого Риммочка недавно случайно встретила на пляже. Тот, несмотря на то, что все девушки вокруг откровенно любовались его слегка загорелым телом, тут же заметил именно её, Риммочку, и наговорил ей кучу комплиментов. Впрочем, все, что он про неё говорил, было чистой правдой. Так вот, про уточку. Утка была и впрямь хороша. Риммочка, не торгуясь, тут же отсчитала деньги продавщице – и быстро домой. Выложила утку на стол и начала её разделывать. А любопытный Олежка тут как тут.
– Кто это? – вопросил он?
– Это утка, – немедленно откликнулась Риммочка.
– А почему она такая?
– Потому что её зарезали.
– А за что её зарезали?
– Потому что она плохо крякала, неграмотная была, – находчиво заявила Риммочка, лишь на секунду замешкавшись.
Удачный ответ, похоже, удовлетворил обе стороны.
Олежка ушел и целых полчаса ни к кому с вопросами не приставал. Но вот он снова появился на кухне. Было видно: что-то случилось. То ли упал, то ли ударился, потому что глаза его были полны слез. А когда подошел поближе, то слёзы и вовсе хлынули ручьем.
– Что случилось? – участливо спросила Риммочка.
– А если б не зарезали, может, уточка смогла бы научиться крякать? – сквозь рыдания с трудом произнёс мальчик.
Письмо с фронта
Это было во время войны с фашистами. Мужчин призвали в армию. Остались в деревне Азово, что доверчиво прижалась к берегу хрустально прозрачной реки Инзер, одни женщины, дряхлые старики да дети. Жилось голодно. Правильнее будет сказать, очень голодно. Ведь в первую очередь почти все съестное отправляли на фронт. Во многих дворах коров и коней сдали государству. В семьях оставалась лишь мелкая живность. А в подворье пожилой Хадисы-инэй, живущей со снохой и внуком, и вовсе были только куры.
Наступил апрель, но было не по-весеннему холодновато, хотя днем звонкая капель уже распевала свои незамысловатые песенки. В доме оставался лишь семилетний внук Кадир. Правда, он всем говорил, что ему уже восемь. Но на самом деле столько ему будет лишь летом. Мальчишка думал, что если восемь лет исполнится в этом году, то его следует считать уже восьмилетним. Бабушка говорила, что его имя в переводе с арабского языка означает «сильный». Кадир с этим соглашался, хотя арабского языка не знал. По-арабски умела читать только его бабуля. Зато она не читала по-русски, а он уже научился, хотя и по слогам.
В школу внук давно не ходил: когда началась зима и похолодало, у него не оказалось теплой одежки и обуви. Кадир достал посмотреть старую изношенную папину шапку из овчины. Его отец Сулейман надевал этот головной убор лишь в лютые морозы и то только тогда, когда нужно было далеко отправляться. Шапка была огромной и велика даже Сулейману. Тот обычно надевал под неё тюбетейку, но и тогда она была великовата. Хотя шапка изрядно износилась, выкинуть её ни у кого рука не поднималась.
Вдруг со двора зашла домой закутанная в рваную шаль бабушка с самой крупной пестрой курицей в руках, недовольно ворча:
– Вот ведь какая! Мало того что перестала сама нестись и уселась на яйца, спрятав их в укромном уголке сарая, так еще начала квохтать, других кур смущать. Как бы и они не перестали нестись, глядя на Пеструшку. А яйца-то нам ой как нужны!
Кадир от неожиданности выронил шапку. Старушка поставила курицу на пол, поправила платок и растерянно оглянулась: куда бы это божье создание пристроить. Пеструшка же, напротив, не растерялась и… вдруг влезла в рваную шапку, начала квохтать, деловито выщипывать со своего живота пух и перья, устилая ими дно шапки. Видно, сообразила, что нашла подходящее гнездо, и решила устроить новоселье, тут же утеплив свой неожиданно приобретенный домик. Бабушка всплеснула руками, но не стала изгонять курицу из захваченной ею шапки, а поспешила наружу. Вернулась она с лукошком, полным яиц.
– Вот, пришлось ещё и у соседей несколько штук для ровного счета занять, – посетовала она, ища глазами Пеструшку. – Конечно, можно было на эти яйца даже пару кур посадить. Но ведь тогда целых две курицы не будут нестись, пока сидят на яйцах.
А курица тем временем вместе с шапкой уже переместилась под нары и оттуда издавала характерные квохчущие звуки. Бабушка ничуть не рассердилась на неё за самовольное новоселье, а вытащила из-под нар меховую рванину с сидящей в ней курицей и подложила под клушку принесенные яйца.
– Бог даст, через двадцать один день будет у нас двадцать один цыпленок, – заворковала она, улыбаясь Кадиру. – Надо твоему отцу на фронт написать про эту нашу радость. Легче нам будет с новыми курами дожить до победы над проклятыми, – завершила она свою тираду и строго-настрого запретила внуку подходить к клушке и беспокоить ее. А потом любовно, шепча молитвы, вновь затолкала шапку с наседкой под нары. Потом взглянула на висевший на стене отрывной календарь, который еще в декабре прошлого года вручили ее снохе за ударную работу в колхозе, шевеля губами, что-то беззвучно посчитала и удовлетворенно кивнула самой себе.
…Птенцы вылупились аккурат первого мая, в красный день календаря, словно хотели отпраздновать эту дату. Желтенькие, пушистые-пушистые кругленькие комочки с писком выскакивали из-под нар и скорехонько забегали обратно, а потом, осмелев, стали подбираться к печке. Кадира поначалу развеселили бабушкины слова, что цыплятам надо побыть немного в тепле, чтоб у них зажили пупки. Вспоминая это смешное, по его мнению, утверждение, Кадир время от времени хихикал, пока забегавшая к ним за солью ветеринар Нурзиля не подтвердила, что цыплячьи пупочки сейчас их самое слабое место и на сквозняке цыплят может запросто продуть.
Тем временем бабуля сварила картофельные очистки, размяла их и стала давать цыплятам.
– Э-эх, вот если б я был цыпленком, то и мне бы эти картошкины очистки достались, – горько вздохнул Кадир, которому все время хотелось есть.
Через несколько дней цыплят стали днем выпускать на улицу. «Целый взвод бегает», – думал про них Кадир. Из письма отца он уже знал, что такое взвод. Бывалый солдат писал, что в их взводе вначале было тридцать бойцов, а сейчас осталось только семнадцать: остальные погибли в тяжелых боях.
Стоит заметить, что в ту военную пору самыми долгожданными событиями в деревне были письма с фронта. Да вот беда: не все оставшиеся в тылу пожилые взрослые умели тогда читать. А те, кто умел, днем были на работе. Такая же проблема была и в семье Хадисы-инэй. Зато в её доме рос внук – смышленый первоклассник. К нему нередко старики, получив письмо, сразу же и бежали, если не заставали на месте грамотного Хариса-бабая, в давние времена бывшего муллой, а теперь доживавшего свой век на окраине деревни.
Вот и этим весенним днем пришло фронтовое письмо от сына Хадисы. Немедля она бросилась к внуку. Тот степенно сел за стол, сначала снаружи внимательно изучил свернутый треугольником лист. А собравшиеся вокруг прибежавшие суетливые бабули уже тормошили мальчишку: «Ну, давай же читай поскорей!» Тот не спеша, осознавая важность момента и свою не менее важную роль, развернул солдатский треугольник. И, степенно откашлявшись, как это перед чтением делал Харис-бабай, начал читать, спотыкаясь на некоторых незнакомых словах.
Вскоре по интонации мальчишки женщины поняли, что письмо идет к концу. «Неужели все?» – не выдержала Шахерниса-аби. Но Кадир, важно прокашлявшись еще разок, добавил: «А ещё, дорогие мои, хочу вам сказать: зачем вам мучиться, растить и кормить столько цыплят? Ведь можно их сейчас зарезать и съесть, а Кадиру сшить из цыплячьих шкурок шубку. Пусть малыш в обновке бегает в школу…»
Наутро письмо схватила мама, вчера вечером упавшая на нары и уснувшая без сил. Перед выходом на работу вновь в их доме собрались соседки, тут же сгрудились вокруг матери и потребовали прочитать письмо вслух. Она выполнила просьбу и громким голосом закончила: «Передайте горячий солдатский привет ещё и соседям, на чём я и завершаю свое письмо».
– А как же про цыплят? – спросила нетерпеливая Шахерниса-инэй.
– Про каких еще цыплят? – удивилась мама.
– Так ты же не все прочла, – опять встряла Шахерниса-инэй. Женщины попросили перечитать письмо ещё раз. А затем и ещё. Ни про каких цыплят в письме не было.
Кадир тем временем забился за печку. Женщины переглянулись и понимающе заулыбались, одна из них даже хихикнула: как же, как же, придумают же такую нелепость – шубу из цыплят, но под взглядами соседок примолкла, а потом вдруг отвернулась и неожиданно всхлипнула.
А мальчишка в темноте за печкой беззвучно, но горько заплакал, вцепившись зубами в руку, чтобы не разрыдаться во всеуслышание. Но тут ему привиделось лицо отца, усталое, но улыбающееся.
– Не горюй, сынок! – сказал отец. – Мы уже победили врага, и я скоро вернусь!
…А на отрывном календаре было 9 мая 1945 года.
Колючие паровозики
Было это давно, когда сестры Альбина и Альфина были еще маленькие. Решили взрослые покрасить полы в одной из комнат своего дома. Сказано – сделано. Хотя половая краска и была тогда дефицитом. В их городе эта проблема решалась легко. Рядом был Туканский рудник, где добывали железную руду. Сопутствовала руде охра. Люди искали и находили там желтые, почти золотистого цвета камни охры, перетирали их в пыль и продавали на базаре. Огромные мешки стояли на земле, а рядом продавцы-изготовители этой самой охры. Пальцы у них желтые от краски, а сами веселые от процесса торговли: ведь продажей охры они зарабатывали гораздо больше зарплаты на руднике. Купили папа с мамой этой самой охры – почти полдела сделано. С олифой тоже особых трудностей нет. Хоть в продаже её не всегда найдешь, но приготовить ее умеючи недолго. В те времена синтетическая олифа еще только-только начала появляться. В промышленном виде часто олифу изготавливали из подсолнечного масла.
Раз в магазине олифу купить не удалось, то купили подсолнечного масла, налили во дворе в казан и давай варить. Кое-что туда добавляли (сами знаем что, всем не скажем) и дальше варили. Подошел пес Джек, понюхал, чихнул и отошел. Что-то ему не понравилось. Но ведь не для тебя, Джек, варим, а для красоты дома! Так что сиди себе в конуре, там чихать не будешь.
А вот у детей были другие планы. Самый разгар лета – в лесу ягод видимо-невидимо. Вон соседские девчата вчера сколько ягод принесли и еще завтра собираются. Просит рассудительная Альбина и шустренькая Альфина родителей собираться в лес, да у старших другие проблемы: как бы полы начать красить да на это время детей куда-нибудь к родственникам сплавить, чтобы они не испачкались, да чтобы под ногами не путались. Но ведь планы их друг другу не мешают. Вот здорово! Не надо ничего взрослым придумывать. На всякий случай нахмурились, но разрешили идти с соседями. А младшего Азамата отправили к родственникам.
Назавтра каждый занялся своим делом. У родителей краска была уже готова: еще вчера охру засыпали в олифу и тщательно перемешали. Кстати, краска получилась гораздо лучше покупной. Цветом почти как желток яйца, если окунуть его в солнышко. Красота, да и только! С самого утра, как только нестройное детское стадо устремилось к лесу, родители начали красить пол. Управились быстро. Осталось краске только просохнуть, ведь до вечера ой как далеко.
Дети тоже времени не теряли. Старшая Альбина тут же деловито начала наполнять лукошко, а младшая Альфина металась туда-сюда, хотела найти место более ягодное, чем у старшей сестры. К полудню обе собрали больше половины лукошка каждая. Хотя лукошки-то у обеих ого-го какие! Маленького то дома не нашлось. Поаукались с соседушками, все нашлись, подкрепились и даже чуток подремали, а потом снова на ягодную охоту. К вечеру снова: ау-ау! Каждый похвастался своими алыми драгоценностями. Многие прикрыли ягоды лопушками, чтобы не сохли. А у Альфины в лукошке ягоды горкой, чем-то бурым прикрыты, да еще что-то там шевелится. Оказалось, нашла Альфина ежей, хотела их накормить ягодами, да те испугались, свернулись клубочками иголкам наружу, а сами притихли. Альфина подумала, что ежи так замерзли, что даже готовые ягоды есть не могут. Положила оба клубочка к себе в корзину, чтобы принести домой и отогреть. Увещевания старших не помогли. Упрямая Альфина принесла ежей домой. Дома рассказала родителям, что надо помочь бедным ежам. Вздохнули папа с мамой, да делать нечего – уже вечер. Ладно, говорят, пусть сегодня твои зверушки дома переночуют. Налили ежам молока. Но те, упорные, так и не хотят раскрываться, боятся, видно.
Когда люди отошли, ежи быстро развернулись, посмотрели друг на друга и стали лакать из блюдца молоко. Вылизали блюдечко дочиста, а когда люди подошли, вновь привычно свернулись в колючие клубочки.
Вечером родные привели маленького Азамата. У того уже слипались глаза. Да и остальным спать пора. Наутро все проснулись от удивленных возгласов малыша Азамата: «Что за паровозик тут пыхтит?!» Прибежавшая к кроватке четырехлетнего братика Альфина важно похвасталась, что это она была в лесу и теперь помогает ежам выжить. А умничка Альбина разъяснила, что ежи это так дышат, когда пыхтят. А еж тем временем только сделал круг вокруг кроватки Азамата, а уже выглядывает с другой стороны. «Ого, – воскликнул Азамат, – какая скорость! Так быстро проехал этот паровозик вокруг моей кровати!» «Эх ты, – ответила Альбина, – это же ежики, их целых два. Они очень похожи друг на друга, идут по очереди, а тебе кажется, что один так быстро бегает». И впрямь только один еж прошел, а за ним уже другой бежит, пыхтит, лапками перебирает. «Вот так паровозики! – обрадовался Азамат. – Ежики-похожики!» «А ещё они похожи на мамины клубки из овечьей шерсти для вязания, когда свернутся. Только колючие и бегать умеют», – сказала Альбина. «Да», – согласилась Альфина. И добавила: «А еще они лакают молоко».
Родители услышали возню, зовут детей за стол. Во время завтрака папа обстоятельно рассказал детям про зверей. Что каждому из них лучше жить там, где живёт со своими родителями и братьями-сестрами. А в другом месте они будут грустить о своем лесе и близких. Альфина пыталась возразить, что дома она будет ежей кормить и ухаживать за ними. И Альбина хотела что-то сказать, но остановилась на полуслове. Тогда папа сказал: «А вот если медведи заберут твоего братика в свою берлогу и там будут каждый день заботиться о нем, кормить малиной и другой вкуснятиной, ты согласишься?» «Но ведь…» – начала Альфина, но вдруг замолкла, неожиданно всхлипнула и убежала. «Куда же ты?» – заволновалась мама. «Прощаться с ежиками, мамуля, – ответила Альфина. – А братика я никому не отдам», – заключила она. Дети быстро собрались, уложили ежей в лукошко и в путь-дорогу. Пошел с ними и Азамат. Отнесли туда, где их нашла Альфина.
Когда вернулись, то Азамат заметил какой-то невиданный узор на полу. Оказалось, любопытные колючие живые шарики проникли в соседнюю комнату, пробежали по свежевыкрашенному полу, вернулись обратно и всю ночь бегали по полу, оставляя непонятную шифровку то ли из снежинок, то ли из каких-то звездочек. Папа с мамой хотели тут же закрасить эти неожиданные художества, но дети взмолились и родители сдались. Так и осталась память о ежиках. Восторженные рассказы детей и золотистые звезды неизвестной Галактики на полу солнечного цвета.
Опубликовано в Бельские просторы №8, 2020
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!