Ульяна Киршина. РОМАШКА

РАССКАЗ НАПИСАН В РАМКАХ КУРСА БЭНД «КАК ПИСАТЬ О ЛЮБВИ».

Твой голос слышен сквозь метели…
А. Блок

Просыпаюсь от треска вылетевшей форточки.
Шпингалет не выдержал напора пурги. Следом кричит разбуженный сын. Он ничего не понимает ни в севере, ни в ветре, ни в военной службе своего отца. Только в молоке и тепле мамы. Он тянется к моей груди, но я игнорирую его и вскакиваю с кровати: новый порыв ветра забрасывает в комнату горсть снега. Наступаю в эту холодную кашицу, когда тянусь к форточке. Хочется плакать. Рев сына сливается с ревом ветра. Еще секунда борьбы с неподдающимся шпингалетом — и я завою вместе с ними. Резкий рывок из последних сил — и в комнате становится тише.
— Тсс, маленький. А-а-а, — подхватываю сына на руки вместе с крошечным пледом. Укутываю плотнее.
В комнате еще долго будет холодно, даже когда пурга утихнет. Продолжая одной рукой качать ребенка, второй тянусь к телефону, оставленному на комоде. Обновляю новости. Нервирующая меня надпись все еще в топе местных пабликов: «В связи со сложными погодными условиями принято решение о закрытии кольцевой автодороги, ожидайте дальнейших сообщений и следуйте поступающим инструкциям». Дурацкий канцелярит, который переводится как «И сегодня не ждите вашего папу дома».
Наш город похож на ромашку или на солнце. Такие вот летние ассоциации в крае вечной мерзлоты. Город — сердцевина цветка. Кольцевая дорога — ободок вокруг нее. Поселки и разбитые дороги к ним — лепестки. А вокруг только неприветливая тундра. Муж уже третий день на одном из этих лепестков, а я гадаю: «Приедет, не приедет, приедет, не приедет…» Еще раз обновляю страничку, будто за минуту что-то могло измениться.
— Сегодня мы с тобой опять одни.
Возвращаюсь в кровать и прижимаю сына покрепче к себе. Он смешно морщит нос и причмокивает губами, чувствуя желанное молоко. Отодвигаю лямку, подталкиваю его к груди и вздрагиваю, когда он присасывается к ней. У него пока только два зуба, но даже они, как оказалось, могут кусать до крови. Насытившись, он улыбается сквозь сон и выпускает сосок изо рта. Молоко продолжает бежать по моему телу, и я, аккуратно уложив сына между подушками, иду менять майку. Обтираюсь старой, прежде чем кинуть в корзину с грязным бельем. На кухне включаю чайник и на автомате достаю две кружки. Нерешительно верчу вторую, лишнюю, не зная, вернуть ее на место или нет.
В итоге оставляю на столе. Пока чайник закипает, набираю номер. Один, второй раз… На третий муж поднимает трубку. Его «да» пробивается ко мне сквозь шум закипающего чайника и завывающего ветра. Ему, видимо, тоже меня не слышно, потому что он вновь кричит:
— Да! Блин! Не слышу. Что? — Порывы ветра забирают с собой звуки, и о многих словах я только догадываюсь.
— Вы на улице? — тоже кричу. Пугаюсь, что могу разбудить сына, и уже тише повторяю: — На улице?
— Да, откапываем «взлетку». Иначе даже вахта не проедет.
Я вздрагиваю от мысли, что он где-то в тундре в пургу с официально подтвержденной видимостью «ноль метров» машет лопатой. В прошлом году мы месяц лечили его отмороженные уши. Он до сих пор в холодное время морщится, когда дует ветер. Но еще больше дрожу от слов: «Вахта не проедет». Три недели назад из-за такой же закрытой дороги скорая не смогла добраться на один из «лепестков»…
«Он там не один, у них есть врач, если что…» — успокаиваю я себя. Не помогает.
— Не буду отвлекать… — и, противореча самой себе, добавляю: — Ты ел?
— Да, норм все. Как вы?
Делаю вид, что поверила, хоть и знаю, что ел только холодную тушенку и печенье «Мария». Сама укладывала их ему в сумку. Хоть бы у кого-то оказался чайник или кипятильник, особенно сегодня, когда вернутся со «взлетки» — единственной асфальтовой дороги, ведущей в часть.
— Все хорошо! — Я вру так же, как и он.
У сына вчера и сегодня утром держалась температура. Ночью он обливался потом и слезами.
Обтирала его мокрым полотенцем, не спала и думала: вызывать или нет скорую. Не проедет же.
Или доберется к нам, а не успеет к другим… Утром зашла к соседке, взяла лекарства. Свои закончились, а бежать в аптеку с ребенком в такую погоду — самоубийство. Мужу об этом я, конечно, не расскажу.
— Как толь… еду… По…
Ветер владеет нынче всем, даже правом говорить. Его слышно гораздо лучше, чем мужа. Не успеваю ничего ответить, а звонок уже сброшен.
Иду к сыну. Вспоминаю, что хотела попить чай, но возвращаться уже лень. Ложусь рядом с сыном, губами трогаю его лоб. Теплый, но не обжигает, как вчера. Вздыхаю, закрываю глаза и с мыслями о двух пустых чашках на столе проваливаюсь в некрепкий сон. Раз за разом мне чудятся голоса и хлопающие двери в коридоре. Открываю глаза — нет, только ветер-обманщик.
Вновь «шаги». Укутываюсь плотнее в одеяло. Нет, я больше не поведусь. В комнате становится холоднее. Во сне я иду по заснеженному лесу, в футболке и коротких шортах. Натыкаюсь на ель. Предплечье обжигает свалившимся с нее снегом, иголки царапают щеку, будто колкая щетина…
— Спишь? — раздается сквозь метель голос. — Ну спи.
Проснуться или не нарушать свой снежный сон?
Гадаю на ромашке, откуда-то взявшейся в руках…
Отрываю. Открываю. Улыбаюсь.

Опубликовано в Юность №7, 2021

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Киршина Ульяна

Родилась в 1991 году в Вологодской области, выросла в Санкт-Петербурге. Окончила юридический факультет СПбГУ. Из-за службы мужа в разные годы жила на Крайнем Севере и на Дальнем Востоке. Писатель, корреспондент, педагог. Призер конкурса молодых журналистов «Вызов XXI века» (2015). Победитель конкурса «Новые авторы детских песен» (2019). Автор сказок в сборниках издательства «Астрель-СПб» «Про котят, котов и кошек» и «А динозавры веселятся во дворе», а также в благо- творительном сборнике «Счастье есть».

Регистрация
Сбросить пароль