Татьяна Залунина. ОККАМА ПОРЕЗАЛСЯ БРИТВОЙ

Вот увлекательный рассказ, в котором герой (неясно кто) встречается (непонятно с кем) и они едут (куда-то туда), а потом почему-то что-то случается, и все портится. Так жалко! Что это было? Я не знаю.
Понять в точности ничего нельзя: все как-то сдвигается и ускользает. Происходит невесть что, и, главное, происходит ли вообще?
Рассказ в хорошей абсурдистской традиции — Льюис Кэрролл? Хармс? Cо смешными литературными реминисценциями, с легкой, впроброс цитатой из Гумилева (найди ее, читатель!). Тот волшебный случай, когда белиберда становится литературой, околесица поднимается до уровня высокой художественности, и нам смешно, и странно, и сердце щемит: все как мы любим.

Татьяна Толстая

1.

Я купил билет спонтанно. В пятницу вечером все было как обычно — усталость после рабочей недели, облегчение от того, что она наконец закончилась, предвкушение выходных, которые я хотел провести за книгой или в интернете. Нет, это не давало мне отдыха, просто это было время, когда я делал не то, что должен, а то, что хотел, точнее — не делал ничего. В последние годы такое положение вещей меня вполне устраивало. Ну, то есть, я говорил себе, что устраивало. На самом деле сомнения — мысли о бездарно проживаемой жизни — давно подтачивали мою душу. Пряча голову в песок, я, однако, слышал, как тикают часы уходящего времени.
В субботу утром я решил, что неплохо было бы провести выходные за городом. Но здравая мысль — сварить кофе, лениво погуглить маршруты и выбрать оптимальный — меня пугала. Стало понятно, что на этом все и закончится.
По дороге на вокзал я несколько раз одергивал себя от попытки хотя бы просмотреть карту. Вот так и вышло, что «один билет до N-ска, пожалуйста» я купил совершенно случайно.
Он сидел напротив — этот странный тип. Попытка завязать легкий и приятный разговор провалилась, когда на мой доброжелательный во всех отношениях «добрый день» он демонстративно засопел, тяжко вздохнул и буркнул «только не это».
Я молча уставился в окно. Небо было серое, накрапывал скупой противный дождь, осень снова навалилась на меня неизбежной тоской, унынием и скукой. Настроение было так себе. Я попробовал читать, но понял, что вовсе усну.
Украдкой посматривая на моего несостоявшегося собеседника, я думал: а что если поиграть с ним в ку-ку? Ну, как с детьми: закрыться книгой, резко выглянуть из-за нее и заорать «ку-ку!». Он решит, что я псих, и попросит проводника пересадить его в другое купе. Это в лучшем случае.
В худшем — он даст мне в нос. Нос было жалко — красивый нос, околоримский, гордость моя и радость. Единственный достойный предмет в моей внешности. Когда подростки-одноклассники страдали из-за крупных и расплывчатых носов, я знал, что мой-то нос не подведет. И он был прекрасен.
И есть. И я не позволю какому-то грубияну сломать мое сокровище. Я злобно посмотрел на соседа и сказал:
— Только попробуй разбить мне нос! Увидишь, что будет. Пожалеешь. Тогда живые позавидуют мертвым!
Сосед изумленно уставился на меня, а я злорадно усмехнулся: точно решит, что я псих, сейчас побежит жаловаться проводнику, а потом его пересадят. Хо! Не ожидал такой прыти от офисного скромняги?! Ну я ему еще покажу, я им всем покажу! Я чувствовал, как злоба закипает и подступает к горлу.
— С вами все в порядке? — Он смотрел участливо и заинтересованно.
Внезапно мне захотелось, чтобы он остался.
У него был благородный нос и вполне приличный лоб. Не такой высокий, как мой, но тоже ничего.
— Вам там не понравится, — сказал я.
— Где?
— В соседнем купе. С этим мужиком я ездил в прошлом году, он жуткий зануда. А другие купе переполнены.
Я, конечно, врал и про мужика, и про переполненные купе. Но я хотел, чтобы он остался.
— Ты — псих?
Секунд тридцать я раздумывал над тем, чтобы смертельно обидеться, но потом решил, что еще успею. Сейчас же мне хотелось поговорить, и я решил признаться.
— Ну, честно говоря, я с ним не знаком. Честно говоря, даже не знаю, кто едет в соседних купе. Но ты оставайся.
Он смотрел задумчиво, подперев щеку кулаком.
— Оккама. — Он протянул руку. — Меня зовут Оккама.
Я лесник.
— Врешь же, да? Не видел ни одного лесника с таким лбом.
— А ты их вообще видел? Хоть одного?
Я задумался: лесников я не встречал, но был уверен, что человек с таким лбом, в таких ботинках и с таким именем просто не может быть лесником.
В моей картине мира лесники были косматыми детинами, с большими ручищами и звали их… Как их звали, какие у них были лбы и ботинки, я не придумал.
Но точно не такие, как у моего соседа.
— Ну врешь же?
— Конечно, вру! А ты-то сам кто?
Так мы и подружились. Офисный псих и лесник в брогах.

2.

Я устало плелся следом, то и дело чертыхаясь.
Спина у Оккамы была узкая, что немного сглаживало противоречия, но шагал он бодро, да еще и насвистывал. Небо было серое, воздух холодный, настроение зябкое. Только придурок станет насвистывать в такую погоду. На это нельзя было не злиться, и я злился. Может, на веселого придурка Оккаму, может, на себя.
— Как думаешь, этот подойдет? — Он гордо пнул ногой ствол дуба, и меня окатило холодной водой с веток. — У нас будет свой тотем!
— Почему дуб? Не хочу ассоциироваться с дубом.
Это как-то не благородно. Вот если бы с орлом, на худой конец, с медведем.
— Тогда надо было идти в зоопарк, а не в лес. Мог бы сразу сказать.
— Слушай, почему нужно только через прямую визуализацию? Где ты вообще набрался этой чуши?
Ты думаешь, живой медведь чем-то отличается? Давай просто решим, что наш тотем — волк, и дело с концом.
Так мы и решили. Я стал серым, он стал белым.
Два веселых придурка.

3.

Веселых — это я просто так сказал. Ну, типа, пошутить хотел. На самом деле поводов для радости было мало. Рабочий день тянулся бесконечно. Я то и дело посматривал на часы и ждал, когда стрелка доползет до шести. Ближе к четырем мое настроение улучшилось: осталась всего пара часов, и начнется совсем другая жизнь.
Оккама стоял под дождем. Нет бы спрятаться под козырек подъезда, так этот тип напялил шляпу и озирался по сторонам, как вылупившийся птенец. Я еще подумал уйти через заднюю дверь и дать деру.
— Наконец-то! — Его глаза светились подозрительной для такой погоды радостью. — У меня для тебя хорошая новость: я купил коня! Практически задаром! Пришлось, правда, пообещать, что дам ему приличное имя. У тебя нет, случайно, приличных имен на примете?
— Зачем нам конь? — Я обрадовался, что не сбежал, вечер обещал не быть томным.
— У каждого благородного волка должен быть собственный конь и оруженосец. Ты кем хочешь быть?
— Только не конем. А его назови Росинантом.
— У, скучно, — завыл Оккама. — Я животных, понимаешь, люблю, а с таким имечком впору повеситься.
Я назову его Олег. Вещий Олег. И не спорь.
От остановки отделилась бледная тень в крапчатой кепке. Кепка меня очень заинтересовала. Давно подумывал о такой. Интересно, где он ее взял?
— Я согласен, — сказала тень и протянула мне руку, — Олег, Вещий Олег.
Так нас стало трое. Веселый белый волк, унылый псих-оруженосец и конь-шизофреник.

4.

— Правило первое. — Я сурово оглядел эту парочку ненормальных и задержал взгляд на Вещем Олеге. — Каждый сам добывает себе еду. И даже конь.
Я решил сразу расставить точки над «и», пока этому типу не вздумалось, что раз он конь, а я оруженосец, то буду кормить его задарма.
— Вообще-то, — возразил Оккама, — мы в ответе за тех, кого приручили, а конь — это зона ответственности оруженосца.
— Вообще-то, — заупрямился я, — ты его притащил, ты имя придумал, вот сам и корми своего Вещего Олега.
— Вообще-то, — тряхнул головой конь, — моя фамилия не склоняется. Правильно говорить: «своего Вещий Олега». Но в целом согласен. Один нюанс:
«каждый сам» — это вот прям поодиночке, или можно добывать еду вместе, ну то есть конь тоже может участвовать в процессе добычи?
Самоотверженность коня меня подкупила, он начинал мне нравиться.
— Можно и вместе, — смягчился я, — есть конкретные предложения?
Олег задумчиво пригладил густую челку, решительно фыркнул и сорвался в галоп.
Бежали мы долго. Вещий летел стрелой, за ним несся Оккама, высоко вскидывая коленца. Я трусил последним, пытаясь прогнать навязчивое про голову, которая ногам покоя не дает. С забора за забегом дурной троицы ошалело наблюдал кот. Видимо, он решил, что ноги оруженосца — самые подозрительные ноги, и вознамерился не дать им ходу. Не на того напал! Короткая схватка только придала мне сил, и, обогнав Оккаму, я уже мысленно обошел Олега на ноздрю, как вдруг он внезапно затормозил и встал, как вкопанный.
— Это здесь. — Конь ткнул копытом в подозрительно приличную дверь. — Кормят хорошо. Платить либо деньгами, либо правдой. Я за правду. Буду мясо.
— Хорошенькое дельце, а кто говорил, что участвует? Правда у каждого своя, а за ужин платим в складчину. — Я, видимо, погорячился с симпатией, к коню стоило еще присмотреться.
Выручил Оккама: он переодел пиджак наизнанку, со значением помахал кредиткой перед моим горделивым носом и уверенно дернул дверь.
Дверь не была уверена. Ей было известно, что вход с животными запрещен, но она первый раз видела говорящего коня и была весьма заинтригована. И потом, конь был милый и удивительно смахивал на человека. В итоге она решилась, утешая себя мыслью, что хозяин не такой дурак, чтобы увольнять приличную дверь без существенной причины.
А если уволит, так что ж? Может, это шанс начать новую жизнь.
Так в нашей компании появилась женщина — оптимистка, мечтавшая стать юнгой.

5.

Я думал, что мы проведем вечер вчетвером, но к полуночи компания разрослась и нас стало шестеро: помимо двери, за нашим столом из наших мисок ели Маша и ее выдуманный друг.
Я смирился и меланхолично размышлял: а кто настоящий, кто невыдуманный? Куда мы идем и что будет дальше?
Конь не отводил взгляда от Двери и нараспев читал про то, что он-де знает, что ей не пара, что пришел из другой страны. Дверь краснела, заливалась тихим смехом, грезила о личном.
Оккама сидел на краешке стола, умильно взирал на обглоданные кости и бубнил про бренность бытия.
Глаза его лучились счастьем и умиротворением. Он встал и направился к туалету, плавно покачиваясь в такт конской лирике. Таким я его и запомнил.
Позже хозяин вызвал полицию и сообщил, что посетитель порезался бритвой. Насмерть.
Полицейский, что нас допрашивал, был энергичен и свеж. Сначала он хотел допросить каждого поодиночке, но конь как обычно заупрямился. Заявил, что мы трое — он, я и Дверь — заодно, а Маша с другом не из нашей компании.
Тогда полицейский решил разделаться со всеми разом.
— Быстрее расколются, — подмигнул он хозяину, — у меня авторский метод.
Я смотрел на него и думал, что после смерти Оккамы я — главный, потому что с коня и двери какой спрос. Еще я думал взять полицейского на место белого волка, раз уж оно освободилось. А про то, кто убил Оккаму, я не думал. Нам же сказали, что он сам порезался.
А потом оказалось, что не сам и мы все под подозрением. Больше других подозревался Машин друг.
Полицейский все спрашивал, как он выглядел и что говорил. Глупый полицейский — разве мы могли ответить, если друг был выдуманный, то есть его вообще не существовало?
Короче, я передумал брать его на место Оккамы.
Тут не место тупицам без воображения.
Правда, позднее я стал склоняться к тому, что в рассуждениях полицейского есть логика. Судите сами: мы все время были на глазах друг у друга, а этого друга не видел никто. И тем не менее Оккаму кто-то порезал. Вывод напрашивался сам.
Поначалу Маша упиралась, говорила, что давно его знает и все такое, но описать внешность своего дружка так и не смогла, встала в ступор. Подозрительно, согласитесь?
В итоге все списали на Тиобалду, объявили его в розыск. С нас взяли подписку о невыезде.
Дверь грустила, ее мечты о море разбились.
Правда, конь обещал, что это ненадолго и что потом они поженятся. Дверь была уже взрослая, понимала, что обещать — не значит сделать. Но Вещий Олег оказался упрямым и ежевечерне обивал пороги, пока не поселился прямо под Дверью.
Через неделю заглянул полицейский, сказал, что Тиобалду поймали, а про подписку он пошутил. Ну в самом деле, какая подписка с коня и двери?
Следующим же днем конь и Дверь поженились.
К огорчению хозяина, Дверь уволилась, молодожены укатили в далекий южный край. Слышал, они бороздят просторы океана на белой лодке, которую назвали Оккама.
Я разжаловал себя из оруженосцев, снова стал унылым офисным скромнягой и решил, что это конец. Но в субботу утром позвонила Маша и предложила провести выходные за городом.
На этот раз я точно знал, куда поеду. Не то чтобы мне хотелось-таки увидеть этот город, но я верил, что во фразе «один билет до N-ска, пожалуйста» есть что-то магическое. Стоя у кассы, я объяснил Маше, что боюсь спугнуть высшие силы, и купил один билет. Маша меня поняла, билет себе купила сама. Правда, в другую сторону.
Так мы с Машей расстались. Больше я ее не видел.

6.

Я сидел в пустом купе и ждал, когда откроется дверь. На встречу с Оккамой, понятно, не рассчитывал, но и не отвергал такую возможность. Нет, я не сошел с ума. Я рассуждал так: если моего друга убил выдуманный друг, то и убийство было выдуманное, то есть ненастоящее. Логично же?! То-то.
Слушайте: вполне могло статься, что сегодня утром Оккама решил провернуть важное дельце, а все важные дельца надлежит проворачивать именно в N-ске (это всем известный факт). И вот, опоздав на поезд, он подгоняет таксиста, кричит, что с него по двойной таксе, если успеем до следующей станции. А таксист такой: «Узбагойся, дарагой, полетим, как птица!» А Оккама ему…
Ответ Оккамы я не придумал. Мысль о том, что он догоняет поезд, меня так взбодрила, что я вскочил, открыл окно и вытянул шею, надеясь разглядеть в сером небе летящее такси. Таксист казался надежным парнем, такой не подведет!
Машину я не увидел, но меня разобрал смех: ну шутник — летящее такси ему подавай! Да они ж напрямки, по проселкам!
На подъезде к станции я выдумал классную штуку: спрячусь под полку, а когда Оккама войдет, то никого не увидит. Он, конечно, сразу расстроится, тяжко вздохнет и начнет вспоминать нашу первую встречу. А когда совсем загрустит, то затянет печальную песнь. И тогда я начну ему подпевать, тоненько и нарочно фальшивя. А может, наоборот, громко залаю! Вот же он удивится! Сначала, ясное дело, испугается, а потом наклонится, улыбнется и спросит: тебе там не тесно, псих? И я не стану на него обижаться, потому что на друзей не обижаются.
В общем, на подъезде к станции я уже сидел под полкой и ждал, когда откроется дверь купе. Последний раз я так ждал, ни много ни мало, а тот новый год, когда мне обещали подарить собаку.
Так я просидел под полкой до самого N-ска. Все не мог поверить, что он не успел.

Опубликовано в Юность №4, 2021

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Залунина Татьяна

Родилась в Невинномысске, живет в Москве.

Регистрация
Сбросить пароль