>>>
Я лиру посвятила
уроду одному,
которого любила,
как верная Му-Му.
Извёл меня молчаньем
и не сказал: «Люблю».
Я не спала ночами,
да и сейчас не сплю.
Не гаснет свет в квартире,
где, о любви моля,
я всё бренчу на лире:
«Траля-ля-ля-ля-ля…»
ПИСЬМО
Это письмо, возможно, из небытия.
Я не знаю — когда. Я не ведаю ходом событий.
Снег сошёл, как старая кожа после мытья.
Прибывает вода, и это одно из открытий.
Спичка вниз головою летит в пустоту.
Сходство образа мыслей заметно по лицам
тех, кто вместе со мною стоит на мосту,
как коллективный памятник самоубийцам.
Если пойти домой, закрыть на засов
дверь и лечь на прогнившую раскладушку,
слышно, как вращает Эон колесо.
Словно ушанку, натягиваю подушку
и отправляюсь в Город, который зарос
длинными домами неравномерно.
Там с собакой, похожей на паровоз,
ты гуляешь по улице Коминтерна.
Шлёпаю за вами, боясь подойти,
до остановки, пока не закончатся здания.
Я не сказала: «Здравствуй». За это прости.
Не удивляйся письму. Это всё. До свидания.
ЛЮБОВЬ И КАРТОШКА
Вроде бы расстались по-хорошему,
только злоба выела нутро…
Буду я огромные картошины,
как гранаты, складывать в ведро.
За зиму картошки стало мало,
за зиму картошка проросла…
Раньше я себя не понимала.
Я себя сегодня поняла:
я напрасно душу открываю,
нужно быть с мужчиной начеку.
Корень у картошки отрываю —
дёргаю гранату за чеку.
>>>
Ничего ужасней нету,
чем на дачу, в выходной,
в электричке ехать летом
рядом с чьей-нибудь спиной.
Толстый парень в майке яркой
с надписью «чикагский бык»
дышит часто, как овчарка,
длинный высунув язык.
На полу сидит пьянчужка
с красным радостным лицом.
Воду пьёт, как будто чушка.
Пахнет свежим огурцом.
Ясноглазые мальчишки
тоже сели на полу.
Бабы режутся в картишки.
Бант валяется в углу.
Перестанут целоваться
у окна студента два,
чтоб успеть полюбоваться
белым храмом Покрова.
ПРОСТЫЕ ВЕЩИ
Я с детства любила простые вещи:
мячик, ёлку, мелки цветные —
и не ревела, как дети другие,
когда мне не покупали игрушку.
Я говорила: «Подумаешь, кукла
или, скажем, мохнатый мишка…
Я вот возьму мелки цветные
и нарисую кого угодно!»
А на каждый День рожденья
дед дарил мне резиновый мячик.
Он хотел, чтоб я стала спортсменом.
Я — не хотела, но в мячик играла.
На Новый год я садилась под ёлку 129
и говорила: «Я — ваш подарок!»
Мама и папа смеялись громко.
«Да, — соглашались, — ты — наш подарок».
Вырос «подарок». Не стал спортсменом.
Сложные вещи его окружают.
Но с упоением я вспоминаю
мячик, ёлку, мелки цветные…
>>>
Как жёлтый тапок старый,
проколотый гвоздём,
дырявая гитара
лежала под дождём.
Мне не было покоя,
и я к ней подошла.
А там внутри ТАКОЕ!
Там МУЗЫКА была!
>>>
Нежнейшие слова тебе сказать мечтаю.
И вот уже почти тебе их говорю.
Я открываю рот, но пар лишь вылетает.
Прости, что вновь молчу и на тебя смотрю.
Как много нежных слов в моём молчанье робком,
как молодых цветов прозрачною весной…
Как их произнести, сама не знаю толком.
Прости меня, прости. Молчи и будь со мной.
>>>
Он был не против, я тоже — за.
Мы целовались, закрыв глаза.
И, напившись тёплого пива,
делали любовь торопливо,
как подростки, в подъезде чужом,
между шестым и седьмым этажом.
После — шли домой в тишине.
Я — к печатной машинке.
А он — к жене.
>>>
Говоришь ты, что смерти нет…
Как в рекламе «Почувствуйте разницу!»
Доживёшь до семидесяти лет
и увидишь во сне одноклассницу —
хорошисточку, светлого ангела…
Рай похож на районный музей:
пионерские трубы архангелов
и — счастливые лица друзей.
>>>
Воздух морозный. Смотрю в темноту.
Сладкие звёзды хрустят во рту.
Буду бороться с ночною тоской.
Буду звезду держать за щекой,
там, где в зубе — большая дыра,
чтоб не растаяла до утра.
>>>
Не желают быть другими
те, кто должен нас желать!
Мне — Феллини, Пазолини…
А тебе — поесть, поспать…
Мне бы книжечку какую
на ночь глядя перечесть.
До утра с ней прокукую…
А тебе — поспать, поесть…
Презираешь ты кино
и литературу.
Я давно ушла бы, но
любишь меня, дуру.
>>>
Студень осенний — скушен и туп.
День разлагается, словно труп.
Небо на удивление низко.
Завтрак прелестный — кофе с редиской.
Возле помойки валяется крысина.
А у деревьев наметилась лысина.
И у дороги облезла обочина.
Старая кошка опять озабочена,
смотрит в глаза с небывалой тоской:
отдаться кому иль уйти на покой?
Около зеркала долго стою —
как понимаю я кошку мою!
Вновь по бумаге — волнистые линии.
Но и слова — какие-то синие…
ВОЯЖ
В турагентствах толпится народ:
каждый стремится попасть на курорт.
В Грецию едут, но не отдыхать —
шубы дешёвые покупать.
Многим в Египет путёвка нужна,
чтоб в дьюти-фри нализаться вина.
В Турцию едут тоже —
за золотом и за кожей.
Мы же решили от всех отличиться —
просто поплавать и подлечиться.
Нам предложили чудесный вояж:
горы и море, бассейн и массаж,
бесплатные сауна, еда и вино,
отель многозвёздочный, «всё включено».
Вот в электричке мы едем с утра,
и образуется в сумке дыра,
и вылетает через неё
любимое красное платье моё.
Курский вокзал. Золотой туалет.
Хочется очень, а времени — нет.
Подорожали билеты в метро.
Смотрят на нас спекулянты хитро.
Вот и таможня в аэропорту —
я не забуду очередь ту!
Вот уж Анталии горы видны.
Практически все пассажиры пьяны.
Хлопают громко в ладоши они —
у них «сорок градусов» даже в тени.
Мы обгораем в первый же день
и от жары скрываемся в тень.
Так и сидим всю неделю в тени —
уши у нас загорели одни.
Отеля прекраснее нашего нет:
здесь выключают то воду, то свет,
песни с утра и до ночи орут.
И муравьи под кроватью живут.
Вот — ресторан с очень странной едой,
рядом — бассейн с вонючей водой…
Бурное море, загаженный пляж —
чудный у нас получился вояж!
А в турагентствах толпится народ —
каждый стремится попасть на курорт.
Я не хочу никуда уезжать.
Лучше редиску на даче сажать!
Это — родимое! Это — моё!
А заграница? Да на фиг её!
ПОСЛЕ МЕНЯ
Не нужно пить и зажёвывать,
яркий гроб покупать,
город переименовывать,
в золоте отливать.
Можно вполне ограничиться
мемориальной доской,
сделав надпись приличную,
наподобие такой:
«Когда-то жила здесь чудесно
и ушла на покой
лучшая поэтесса
улицы Ново-Ямской!»
>>>
В подвальчике под музыку нескучную сидим:
то говорим, то кушаем, то снова говорим.
Сейчас кафе закроется, но музыка влечёт.
Пластинка остановится, а хочется ещё.
По лестнице поднимемся в сиреневую ночь.
На улице обнимемся и зашагаем прочь.
Мы убежим из города, куда, я не скажу.
И ты отпустишь бороду, а я — дитё рожу.
Там будут сосны длинные и мелкий водоём.
Там, в домике из глины, мы неплохо заживём.
А там и смерть-налётчица обнимет за плечо.
И всё на этом кончится. А хочется ещё.
Опубликовано в Лёд и пламень №2, 2014
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!