***
Находка лучшая моя,
не окупившая потери,
сияет фраза, как маяк:
«Я в скуку дальних мест не верю!»
Какая ты громада, Русь!
Я подняла твою перчатку
и с той поры живу-стремлюсь
в нескуку, в дали, на Камчатку.
Маршрутов пёстрые лучи
бегут по карте от порога.
Для грусти вроде нет причин,
но лучше б не было зарока.
Ох, в жизни столько якорей…
И где, и в чём мои ошибки?
Всё не достигну я морей,
всё не уеду дальше Шилки.
Желают мне друзья мои
путей-дорог с весёлой песней…
Полувсерьёз пишу я им:
«Боюсь, ребята, не успеть мне.
Но коль в заоблачном аду
откроют мне иные двери,
я в них бестрепетно войду —
я в скуку дальних мест не верю!»
***
Привет, зима! Гляжусь в тебя опять,
в печальный лес входя морозным утром…
Твои снега сверкают перламутром,
и тихим светом жемчуга слепят.
Серёжек цвет червонно-золотой
вокруг берёзы вспыхнет ореолом,
и жёлтый лист, один на древе голом,—
янтарь январный, солнцем залитой.
А иглы сосен, зимне-зелены,
сродни по виду камням-гроссулярам —
гранатам тем, что, счастие суля нам,
воспеты так щемяще Куприным!
Вдруг спохвачусь: о чём же я пишу?
На снизку рифм, послушных мне и смирных,
сравнений столько вкралось ювелирных…
Я ж украшений сроду не ношу,
дышу к ним ровно. Равно и слова
не украшаю в жизненных сюжетах.
Поди ж, не зря в кругу друзей-поэтов
безобразной особой прослыла…
Но с настоящим прошлое сплелось:
весна, любовь, профессии начало —
гранаты… Жизнь, ты столько обещала,
и вот зима, а что-то не сбылось!
…И словно вдруг прольётся яркий свет.
Я несчастливей стану, стану чутче
и разгадаю, что мне душу мучит,—
ах да… ну да… гранатовый браслет.
Диалог
Что ищу, не умею сказать.
Я пройду транссибирский состав
повагонно — вперёд и назад,
круто голову кверху задрав.
Преддорожную грусть затая,
в сотый раз окунусь в непокой…
И наивная девочка Я
с третьей полки махнёт мне рукой.
Ветер, время ль шумит за окном?
Листья падают или года?
…Никому не заметны, начнём
диалог Я и Я, Нет и Да.
«Всё попробовать мне удалось,
как мечталось,— на ощупь, на вкус?»
«Нет, петляла судьба вкривь и вкось.
Я, как щепка, потоком влекусь».
«Покорю Эверест?» — «Не пришлось!»
«Ордена?» — «Э-э-э-э… прости, не герой!»
«Даст рекорд мне спортивная злость?»
«Нет. Разряды. Предельно второй».
«Стих напишется, чтоб навсегда?»
«Недостанет полёта души».
«Ну а подвиг?» — «Ой, где? И когда?
Просто случая нет совершить».
«А любовь будет вечною?» — «Нет».
«Как алмазная трубка?» — «Никак».
«Но останется памятный след
от меня… хоть в ближайших веках?»
«Нет, малышка!» Всмотрюсь Я в года,
в дым грядущего, в прошлого свет —
очарованной девочкой Да
и усталою женщиной Нет.
Мне в окне усмехнётся звезда,
что мертва уже тысячу лет…
Стук колёс — как вопрос «Да? Да? Да?»
Стук колёс — как ответ «Нет! Нет! Нет!»
***
Всё правда, или только показалось? —
я стала тяжелее на подъём.
Ни разу от тропы не отказалась —
мне лишь рюкзак да взмах руки: «Пойдём!» —
командировку и билет на поезд,
Полярных звёзд сияние в ночи…
Ах, я пойду, поеду, успокоюсь:
дорога — дом, а память — помолчи,
как дочка в губы мне дышала жарко:
«Опять летишь надолго, далеко?»
Я ж про гостинцы, я ей про подарки —
и оттолкнула девочку легко…
И вот укор по капле цедит память.
Свой образ жизни вижу без прикрас…
Достаться б, дети, вам оседлой маме!
Но как же я? Куда же мне без вас?!
***
Уходили… уходили… уходили,
как от сердца рвали по куску…
Всех с полуулыбкой проводила
и в такси нырнула, как в тоску.
На перроне было незаметно.
Стало больно — только разошлись:
непростые наши километры,
как петля, вкруг горла обвились.
Целый месяц — мы, тайга и лыжи,
Смех, и горы, и тепло костра…
Невозможно быть родней и ближе:
вы как братья, я вам — как сестра!..
Это было. Было — и не стало.
Нынче всем отдельная «лыжня»…
Я боюсь, что в городских кварталах
мы уже друг другу не родня.
***
Дом родной, как небыль, далеко-далёко!
Что придумать мне бы, горько-одинокой?
Я геолог. Очень чту свою работу,
да растёт сыночек без моей заботы…
Вот что, в воскресенье «оседлаю» лыжи.
Под таёжной сенью веселее выжить.
Убегу я в сопки, от себя спасая…
Но в кристаллах соли — красота лесная.
Мне с деревьев ветер сыплет соль на рану.
А лыжня под вечер выйдет на поляну,
где костёрчик брошен возле мягкой пихты.
Словно скину ношу — отдышусь, притихну.
Растревожу душу, растревожу угли,
буду нежно думать о мальчишке смуглом,
что с отцом и с мамой у костра резвился
(на снегу упрямо след от лыжек вился)…
Улыбнусь пострелу: что ж, давай прощаться.
Вот и я погрелась у чужого счастья!
Опубликовано в Енисей №1, 2018