Сергей Сигерсон. ВСЁКИ, НИЧЕВОКИ, НИЧЕВСЁКИ

Культурологический детектив о тайных силах, незаметно для массовой культуры и «высокого искусства» двигающих цивилизацию своей подпольной армией (или партизанскими отрядами) в сторону левой эстетики. Важную роль играют связанные с тремя северными столицами (Пермь — Екатеринбург — Барнаул) отдельные авторы и целые группы (Вл. Воробьёв, В. Каменский, М. Лёвшин, Е. Николаева, П. Печёнкин, А. Ранов, Вл. Филов, Л. Футлик, В. Шершеневич, В. Шмайсер, проч.). Даются примеры мутации персонажей до неузнаваемости посредством массовой информации, недостоверных справочников, эстетских антологий. Вплоть до слияния трёх реальных людей в одном. Обозначаются лёгкие способы создания совершенно неправдоподобной мифологии, благодаря Интернету получающей дальнейшее развитие.
Основной задачей является начертить портреты нескольких (в основном не связанных друг с другом) групп, в начале ХХ века называющихся ничевоками. На разный срок и по разным причинам. А также краткий показ, что это за люди, чем (и в какой компании) занимаются тогда и вообще. Отсюда и хронологические скачки туда-сюда (для большей наглядности каждой линии сюжета). Отсюда в тексте появляются иногда весьма одиозные фигуры их соавторов по пост-ничевочеству, пунктирно намечаются связи с другими важными деятелями — М. Булгаков, А. Гайдар, Д. Фурманов, т.п. Так сказать, за что боролись…

Автор

В 1913 году вся Россия потешается над новыми странными молодыми людьми — футуристами. Так скопом называют всех тогдашних сторонников современного искусства, невзирая на стиль, иногда диаметрально противоположный. Чуткий режиссер В. Касьянов с операторами А. Винклером и Н. Топорковым ставит «Драму в кабарэ футуристов №13» — первый в России и один из первых в мире игровых левых фильмов. Инициаторами выступает группа молодёжи после краха трёх своих кабарэтных проектов: «Кабак тринадцати» (знаковое число!), «Розовый фонарь», «Театр Футу». М. Ларионов объявляет о создании «чисто футуристическое кабаре… лучистов, викторианцев, кубистов, крайне-правых футуристов, эго-поэтов и всёчества». С теми же операторами в том же году они уже успевают запустить короткий рекламный фильм «Наши футуристы» про свои прогулки с раскрашенными лицами и картины в мастерской.

Теперь — детектив.

Газета «Утро России» спешит оповестить: «К 9 часам утра во двор дома прибыли господа Ларионов, Шершеневич, Третьяков, Лавренёв и Потоловский. Все были раскрашены. Дворницкая изображала внешний фасад футуристического кабарэ… Для усиления пятёрки «всамделишных» футу фирма командировала статистов, среди которых были несколько раскрашенных учеников школы живописи и ваяния. Футуристы подъезжали на автомобилях, на лихачах и на ваньках, некоторые подходили пешком». Пародия на декадентские мелодрамы да детективы про роковую любовь с убийством, эксцентричная молодёжь веселится в своем ночном клубе, пляшет, декламирует, пока героиню не закалывают ножом, после чего отвозят на авто в лес с презрительной запиской. Участвуют также К. Большаков, Д. Бурлюк, Н. Гончарова, В. Максимович, В. Маяковский, В. Оболенский, М. Ртищева, М. Фаббри, Н. Эльснер. Весь цвет формирующегося имажинизма — на экране. Лишь Г. Якулов не упоминается. Возможно, участвует анонимно. Зрители недоумевают — как надо воспринимать зрелище. Списывают на авангардистские эпатажные кривляния, глупый полудомашний фарс, неудачную попытку снять настоящий боевик. Мало кто подозревает великий потенциал Дада, возникающего в этом кругу стараниями И. Зданевича с М. Ларионовым под именем всёков (неприживающийся вариант — даисты, говорящие всему ДА!) ещё до западных аналогов: дадаистов.
Кроме этих трёх имён (всёки, даисты, футуристы), в данном кругу опробуются и другие термины самоидентификации: будущники, викторианцы, импрессионисты, интуиты, кубисты, лучисты, орфисты, презентисты, примитивисты, романтики, симультанисты, урбанисты, эгофутуристы, а самое главное — вызревает теория образа, в 1915 году получающая имя «имажионизм». Круг объединяется в течение года издательством «Мезонин поэзии» (несколько вечеров-концертов, три альманаха, три авторские книжки выходят, столько же анонсируется).
Не все объявляемые соратниками успевают засветиться в составе мезонинцев, но в общем список внушителен. В. Шершеневич с Л. Заком — главные писатели-практики и теоретики.
А также Г. Арельский, С. Бекетова, А. Белый, Н. Бенедиктова, Н. Бернер, А. Блок, К. Большаков, В. Брюсов, Д. Бурлюк, В. Гнедов, Н. Гончарова, Р. Ивнев, П. Кокорин, Б. Лавренёв, М. Ларионов, Е. Львова, Н. Львова, В. Максимович, В. Маяковский, М. Моравская, В. Оболенский, Окороков, П. Погодин, Потоловский (Потолоцкий), А. Решетов (Н.Барютин), М. Ртищева, М. Сандомирский, И. Северянин, Серафимовская, Н. Серпинская, А. Сидоров, Ф. Сологуб, Спорова, Г. Тастевен, И. Терентьев, С. Третьяков, Н. Трусевич, Д. Усов (Вагус), М. Фаббри, Б. Фриденсон, Вл. Ходасевич, К. Чайкин, П. Широков, Ю. Эгерт (Эгикс), О. Эго, Н. Эльснер, Г. Якулов, др.
Непринятый поэт-анархист Т. Чурилин вербует москвичей в свою альтернативную группу «Подвал поэзии». Тогда же в 1913 году мезонинцы Ф. Сологуб и И. Северянин с В. Мейерхольдом пытаются организовать в пику «Бродячей собаке» питерское литературно-художественное кабаре «Удивлённый змей» со своими пьесами. Обложка последнего мезонинского альманаха становится заставкой афиш московского Союза Поэтов 1920-х, акцентируя его преемственность под руководством всё того же В. Шершеневича. Хотя отношения сложные. Мезонинец Н. Бернер в послании мезонинцу В. Брюсову в 1922 году: «Переживём как-нибудь и балаган недоучек, переживём палачей кисти, пера и резца. Скифские годы пройдут, имажинистские годы».
Буйство всёков 1913 года тут же порождает пародийных «Ничевоков», фельетон Н. Тэффи. Ничевоки, персонажи этого абсурдистского текста, неожиданно оживают в виде реальной имажинистской группы 1918 года с тремя центрами (Москва, Ростов-на-Дону, Тифлис), бурно декларирующей себя в качестве русской секции западного Дада, которому шлются спецпослания-манифесты, объявляют о подготовке своей отдельной книжки «Очерки о Дада». «Вам.
Три ничевока» так они сами называют свой первый сборник в рецензиях. Под декларируемым влиянием имажинистов ничевоки творят акции-декреты-стихи, организуют отделение СОПО в Ростове-на-Дону, открывают кабаре, ставят спектакли, печатают книжки, активизируются настолько, что поэт И. Березарк вспоминает: «Ничевоки в Ростове так примелькались, что широкая публика всех местных поэтов называла ничевоками», как бы синонимом «красных дьяволят» (с той же смысловой нагрузкой да эмоциональной оценочностью) в битвах за новое искусство. Не случайно на московской эстраде ничевоки порой выступают в красных «слюнявчиках» (детских фартучках) с надписью «ничего».
Чекисты, перепутав ничевоков да начэваков (НАЧальников ЭВАКуационных пунктов), арестовывают неодобрительно отзывающихся о заборном ничевоческом декрете ростовчан. Из трёх человек состоят три руководящих органа ничевоков, все эти пародийные Президиум, Ревтрин (РЕВолюционный ТРИбунал Ничевоков), Творчничбюро (ТВОРЧеское НИЧевоческое БЮРО), предлагающие В. Маяковскому во время его «Чистки поэтов» самому идти чистить сапоги желающим к «Пампушке на Твербул» (ПАМятнику ПУШКину на ТВЕРском БУЛьваре). Весной 1921 большинство ничевоков перебирается в Москву, примыкает к Ассоциации Вольнодумцев, перечисляется В. Шершеневичем в составе московского отделения Ордена Имажинистов 1922 года, ссорится с правым крылом Ордена (в т.ч. на личной почве — делят женщин), проводит надолго запоминающиеся питерским поэтическим салонам эксцентричные гастроли. Тогда же коллега И. Грузинов сомневается, «стоит ли долго разговаривать, стоит ли откладывать дело в «собачий ящик»: всё ничевочество исчерпывается одной фразой имажиниста, того самого имажиниста, которого ничевоки называют в своём манифесте «великим поэтом, гигантом и титаном; вот эта фраза: «мчу в никуда свой шарлатанский шарабан». Имеется в виду, разумеется, атаман Вадим.
Объявляются свои ничевоки в Воронежском СОПО, остаются активисты на Дону. Шумит на эстрадах РОСТАН (РОссийское СТАновище Ничевоков), созвучно с популярным парижским романтиком-драматургом, автором программной для фантазёров пьесы про барона С. де Бержерака, предтечу К.Ф.И. Мюнхаузена. В РОСТАН вовлекаются поэты совсем мелких групп: московско-омские беспредметники (Б. Земенков, Н. Хабиас, А. Чичерин), московско-тифлисские бродяги «Хобо» (М. Агабабов, Е. Николаева), московско-томские фуисты (А. Кручёных, Н. Лепок, Б. Несмелов, А. Ракитников, Н. Тихомиров, Б. Перелешин), московско-рязанские эклектики (Я. Апушкин, Н. Бенар, Г. Владычина, Вяч. Ковалевский, Н. Серпинская, др.). К 1923 году группа вдруг распадается: погибает под «сумасшедшим трамваем» в родном Петрограде С. Садиков (рассматривается как прототип первопричинной трамвайной сцены булгаковского «Мастера и Маргариты»), чекисты отправляют в екатеринбуржско-пермскую глушь за левэсеровские связи самого опытного А. Ранова (на эстраде футурист с 1916), за ним добровольно едет жена парижанка-эсерка Е. Николаева. В театре Пермского Санпросвета А. Ранов драматург и режиссёр (напр. лубочная комедия «Бабка лечит — народ калечит» 1927 и т.п.), затем инженер, врачэпидемиолог. Н. Бенар печатает иллюстрированный остовцами А. Гончаровым с Ю. Пименовым «краснопинкертоновский» роман с продолжением «Чёрный паук» в журнале «Самолёт» в 1925 году (через три года друзья в Четвертой студии МХАТ будут оформлять спектакль «Смерть мистера Марапита» 1927 по пьесе К. Давидовского. Б. Перелешин выпускает подобный роман «Заговор Мурман-Памир» в журнале «Борьба миров» в 1924 году. Атаман ничевоков Рюрик Рок уезжает в Берлин по линии ТИМ, печатает напоследок книжку сотрудничающего с ТИМ дадаиста И. Голла «Чаплиниада. Кино-поэма» со своим предисловием и переводом. Собственную национальность И. Голл определяет трояко: «По судьбе — еврей, по случайности — француз, по бумажке с печатью — немец», пишет в трех жанрах (драма, проза, стихи) на трех языках (английский, немецкий, французский), активничает в составе трех крупных интернациональных левых движений (дада, сюрреализм, экспрессионизм) и многих некрупных (активизм, зенитизм, реизм, т.п.), часто претендует на лидерство (вплоть до мордобоя с другими атаманами).
Самые смешные мутации проистекают с Олегом Эрбергом из РОСТАН. В книжках конца ХХ века его смешивают с другим левым писателем да восточным шпионом одесситом Оскаром Эрдбергом (из группы «Удар»). В одном из сборников СОПО О. Эрберга помещают в разделе акмеистов, что даёт повод язвительным опровержениям героя. Начинает выступать он в составе двух непересекающихся троиц ростовских футуро-поэтов 1917 года. Эксцентрический 1924 встречает питерским студентом в обэриутских кругах, но уходит из поэзии. Работает в восточных консульствах (Афганистан, Иран), переводит на таджикский язык гоголевские гротески, на русский — восточные сказки (по примеру Б. Брамбеуса), переходит на очерковую прозу с приключенческим уклоном. Ростовские краеведы нынче пишут о поэтах-ничевоках братьях Константине и Олеге Эрбергах. В антологии 2007 «Поэзия Серебряного века» солидной серии «Библиотека Всемирной Литературы» в разделе ничевоков вообще появляется некий мутант с тремя именами, коллажируемый из двух поэтов (К. Эрберг (Сюннерберг) и О. Эрберг) и пёстрой биографией — от раннего мистического декадентства через «Скифов» к ничевокам (кстати, питерский философ К. Эрберг при том активист богемных литературных вечеров левэсеров, член их боевой дружины вместе с С. Есениным, чекистский арестант, так что биография и без того пёстрая-разностильная). Синтетический персонаж ничевок-декадент К. Эрберг (из трёх реальных фигур составленный) продолжает самостоятельно жить в интернетных публикациях разной степени научности, развиваться, обрастать достоверными подробностями. Встречается, например, в дотошно комментированном А. Яблоковым томе «Белой гвардии» М. Булгакова из серии «Литературные памятники» 2015 года.
Некоторые ничевоки прямо связаны с ростовской Театральной Мастерской: актёр и завпосчасть (ЗАВедующий ПОСТановочной ЧАСТЬю) А. Ранов, актёры небольших ролей братья М. Геринг и Р. Рок, художник Александр Филов (и три его брата актёры-писатели Виктор, Владимир, Николай), В. Хлебников, братья А. и Е. Шварцы. В РОСТАН также: И. Березарк, В. Жак, МанеКац, С. Мар, Г. Миллер, П. Митурич, М. Рабинович, Л. Сухаребский, Д. Уманский, др. Из Перми в Екатеринбург 1927 А.Гайдар перебирается по приглашению главреда «Весёлой кузницы» и «Уральского рабочего» Вл. Филова — газетного фельетониста-юмориста 20-х, поднимателя вслед за В. Шершеневичем барнаульской сцены (руководитель театра кукол с 1944), автора ростовского «Кукиша ничевока» да разбросанных по алтайским архивам очерков-повестейстихов (в основном — ненапечатанных), трёх приключенческих романов про казаков-разбойников: «Заговор кудлатых», «Заселение Сибири беглыми», «Искатели счастья».
Недолгое время, по свидетельству участника-художника Г. Шилтяна, называют себя ничевоками в Тифлисе начала 1919 года богемцы его быстро разваливающейся, наполовину эмигрирующей группы из осколков питерских всёков, местных дадаизирующихся символистов Ордена Голубых Рогов, московских футуристов: В. Боберман, братья И. и К. Зданевичи, Д. Какабадзе, В. Каменский (пермяк), Г. Робакидзе, С. Сорин, Т. Табидзе, И. Терентьев, Н. Черепнин, П. Яшвили, др. Трое из них — С. Корона, С. Судейкин, Н. Евреинов — открывают в Америке 1923 года кабаре ПОПА (ПОдвал Падших Ангелов), ставят номера под названием «Да-да». Н. Евреинов к тому времени успевает побыть фэксом и главным двигателем прутковского наследия на сцене, колесит до Одессы по Украине времен самой частой смены власти, ставит массовые хэппенинги из быта парижской богемы времен К. Ф. И. Мюнхаузена в питерском Летнем саду 1917 года с будущими сотоварищами фэксов Ю. Анненковым да ЮЗовцев Ю. Слёзкиным. Сам Г. Шилтян в троице с другими левыми художниками-эмигрантами (К. Терешкович, З. Файтелберг) проводит берлинские выставки 20-х, затем всплывает в парижской богеме.
Независимая группа ничевоков в течение трёх лет вызревает параллельно на ветвях академического изучения анархического творчества и серьезных книжек несерьезным детям. Для готовящейся антологии мирового сюрреализма к приезду парижанина Л. Арагона в Москву 1932 года готовится самиздатский альманах «Атом» с разветвленным пародийным генеалогическим древом атомизма, по сути — очередной вариант всёчества Дада. Три раздела — поэзия, проза, теория. Объединивший троицу близких зауми поэтов (А. Введенский, А. Кручёных, Д. Хармс) с заочной троицей «лингвистов-атомистов» старшего поколения (Р. Алягров, А. Лотов, Е. Поливанов) и с несколькими поэтическими масками молодых лингвистов В. Тренина и Н. Харджиева (инициатор, основной автор).
Последний — сын армянина с гречанкой, одесский журналист 20-х, в Москву приезжает с рекомендацией своего пожизненного друга Э. Багрицкого, активист подмосковной коммуны одесситов ОдеКол, с 1928 в кругу столичных лефов, до сих пор многими считается лучшим спецом по русскому авангарду, обладателем неповторимой коллекции раритетов-шедевров.
Часто меняет маски: Ф. Бука, К. Вижар, Н. Никодимов, Эраст Дезидератов, Влаколай Трехар (ВЛАдимир ТРЕнин + ниКОЛАЙ ХАРджиев), третий Е. Лунёв в заумной поэзии (наследует псевдо А. Кручёных с В. Хлебниковым). Кроме эксцентрических стихов Н. Харджиева, известна обэриутская пьеса «Тётушка Даниила Первого», где абсурдно действуют реальные персонажи этого круга — А. Башилов, А. Введенский, Я. Друскин, К. Малевич, П. Филонов, Д. Хармс, В. Хлебников, сам автор как А. Христофоров. Более традиционны три напечатанные Детгизом повести в духе лефовского полудокументализма — «Огненная машина» (с В. Трениным), «Судьба художника», «Янычар», автор помогает В. Шкловскому с материалом для подобных книг.
В. Тренин из махновских мест родом, поначалу выступает как поэт-имажинист в 1922 году, учится на архитектурном отделении столичного ВХУТЕМАСа, работает в журнале «Новый ЛЕФ», пишет в т.ч. об украинских коллегах из НОГ (НОвой Генерации), гибнет добровольцем на фронте 40-х.
Студент питерского ИИИ (Института Истории Искусств) из северных крестьян, младоформалист Опояза, журналист московского ЛЕФа М. Никитин выпускает под псевдонимом М. Лёвшин приключенческо-познавательную книжку для детей «Повесть о занимательных приключениях беглого монаха Яна» 1931, не выпускает «Повесть о скоморохах», собирает материалы для подобной повести да филологических трудов В. Шкловскому, пытается выпустить историю русского лубка. Затем пермяцкая ссылка 30-х, гибель на фронте 40-х, спасение архива другом Н. Харджиевым.
Выросший в местах съемок «Дьяволят» юный участник гражданской войны Т. Гриц из той же (вышеописанной) компании младоформалистов, в духе товарищей выпускает книжки про казаков для любознательных детей «Ермак», «Заморский зуб» («Рыбий зуб»), «Меткие стрелки», в «Новом ЛЕФе» напечатанные статьи про мюнхаузеноподобный «Журнал Барона Брамбеуса» и ненапечатанные про своих друзей-обэриутов, переводит вдохновлявшую «дьяволят» индейскую классику (про Зверобоя и т.п.), печатается в детских журналах.
Вообще здесь любят работать коллективно. Бывший лектор имажинистского кафе «Стойла Пегаса», публикующийся в книжках фуистов, автор антиесенинских книг в есенинской группе СОРОС (СОвременная РОСсия) А. Кручёных вместе с Н. Харджиевым выпускают серию книжек «Неизданного Хлебникова». Т. Гриц с Н. Харджиевым — книжку «Неизданные произведения Хлебникова». В. Тренин с Н. Харджиевым — книжку о В. Маяковском да футуризме вообще.
Т. Гриц, М. Никитин, В. Тренин — книжку «Словесность и коммерция» про лубок и окружение Б. Брамбеуса. Т. Гриц, В. Тренин, Н. Харджиев готовят «Историю русского футуризма» и книжку про В.Хлебникова, ездят на совещания к К. Малевичу, где фотографируются с мэтром как некая новая группа с пародийным названием. В общем её составе — 13 активистов, включая вездесущего В. Шкловского и художницу-писательницу Ф. Штеренберг. Эти осевшие в столице питерско-украинские писатели объединяются с осколками ОБЭРИУ в жизнестроенческих эксцентричных акциях с пропагандой тотального ничевочества. Путь к ничевочеству от всёчества проделывается достаточно быстро. Условия способствуют.
Тринадцатилетний «красный дьяволёнок», одесский актёр-поэт С. Кирсанов берёт самоназвание в честь города Кирсанова. С. Кирсанов неофициальный лидер шумного Юголефа — жупел даже для «недостаточно левых» столичных лефов, принципиально преодолевающий имажинистское влияние, один из инициаторов скандально знаменитого спектакля в одесском цирке «Необычайное приключение племени ничевоков» 1925 года, где весёлые ничевоки с южного острова (подобные «красным дьяволятам») устраивают мировую революцию, увлекательно пляшут полуголые девицы, настоящий мотоцикл выносит к зрителям Красного Дьявола (точнее, чёрно-красного по эскизам, с голубым оттенком по спектаклю). Ставится всё в пику «недостаточно революционным» спектаклям ТОМ (Творческое Объединение Март) Л. Курбаса со-товарищи. Как продолжение своего СИТ (СИнтетического Театра), занимающего в КРАФ (КРАсный Факел) на протяжении трёх лет 1921-3 место уехавших на Неву организаторов ФЭКС (Фабрика ЭКСцентрики). Синтетики готовят пьесы М. Гершуненко (лидер-режиссёр), Н. Евреинова, С. Кирсанова, Ю. Олеши, В. Хлебникова, в т.ч. про бродячих революционных балаганщиков, казаков-разбойников С. Разина, возобновление премьеры ростовских ничевоков, заумь. Большой знаток-популяризатор леваков С. Хан-Магомедов в серии «Творцы авангарда» выпускает книжку про одного из трёх главных художников Юголефа «Николай Соколов» (Борисович по отчеству, в троице тёзок), на страницах которой СИнтетический Театр иногда называется Стилистическим.
Историк А. Яворская суммирует немногочисленные мемуары участников «Ничевоков-25»:
«Расклеили афиши. Описания их противоречивы. У Бондарина: «Расклеивались загадочные афиши, система которых была придумана Кирсановым. Сначала на первом листе афиши появилось одно только слово «Ничево». Потом слово появилось полностью «Ничевоки» с тремя восклицательными знаками. И уже после этого — более или менее толковый текст». У Данилова: «Уже были выпущены афиши с напечатанными на них восторженными отзывами живых и мёртвых великих людей от Юлия Цезаря и Наполеона до Льва Толстого и Бернарда Шоу о ещё не состоявшемся спектакле». За несколько дней до премьеры в театре был сильный пожар. Одесские острословы уверяли, что театр предпочел сгореть со стыда, увидев спектакль, и добавляли, что цирковая арена — именно в цирк перенесли премьеру — более подходящее место для такого действа. По воспоминаниям Данилова, Недоля, игравший Сатану, заменил полагавшееся черно-красное трико на голубые кальсоны и фуфайку, «на ногах у него были цветные носки с подвязками и те покрытые грязью калоши, в которых он пришёл в цирк.
От моего эскиза остались только жилетка и борода. Увидя моё изумление, Недоля принял его за восторг и, желая окончательно поразить меня, сказал: «Ты посмотри, какой хвост, настоящий, бычий, я его на бойне достал»… Махнув на всё рукой, я пошёл в зал». О дальнейшем сохранились воспоминания Бондарина: «Соответственно идее спектакля на арену цирка выехал на мотоцикле и почему-то в голубых кальсонах наш идейный руководитель украинский поэт Л. Недоля… по всему барьеру венком сидели «юголефовские девочки» в трусиках, как купальщицы». И, наверное, не случайно после выхода книжки про «красных дьяволят» из семьи Недоля берёт себе эту фамилию псевдонимом один из атаманов украинского футуризма красный поэт Л.Гончаренко.
Даже питание Юголеф организует с выдумкой — открывает кафе РОЖ (Работа, Отдых, Жратва — три основных части счастья) с театрализованными хэппенингами в виде похорон друг друга, например. В стихах 1925 года С. Кирсанов, который не особо ценит писателя экс-К. Лютова (И. Бабеля), залихватски описывает беседу с Д. Фурмановым (предбюр киносека ВАПП (ПРЕДседатель БЮРо КИНематографической СЕКции Всероссийской Ассоциации Пролетарских Писателей)) об одесском стиле да «Конармии»: «Одесса, город мам и пап, лежит, в волне замлев, — туда вступить не смеет ВАПП, там правит Юголеф!» Именно тогда екатеринбуржский пионерский журнал «Красный галстук» открывает первый номер фурмановским рассказом «Вождь Красной армии Михаил Фрунзе», где даётся прототип будущих книжек для советских детей из назидательно-авантюрной серии про «легендарных героев».
Имя Перегринус Тисс (из «Повелителя блох» Э.Т.А. Гофмана) берёт в качестве псевдо при сценическом дебюте 1920 года в амплуа актёра, режиссёра и художника С. Эйзенштейн. Находясь в инженерно-строительных частях воюющей Красной Армии, организует в городке Великие Луки при театре «Коммуна» самодеятельную труппу из сослуживцев по гарнизону, питерских приезжих артистов-художников (М. Арнольди, К. Елисеев, В. Лачинов), местной интеллигенции. Для лекций в организуемой драматической студии перевозит раритеты из своей питерской библиотеки. Ставит «Двойник» одессита А. Аверченко, сценки Н. Гоголя, «Зеркало» Ф. Случайного (сам дорабатывает текст), пр. Тогда же как драматург пишет непоставленные гофманиады: «12 часов Коломбины», «Достоверная комедия о похотливой колдунье Тортеллине, чёрном козле, праведном суде Божием, а также о коварных чертях Оришеле и Тортишеле и прочих событиях забавных, как они случились в добром городе Мадауре в давние времена». Общее развитие этой студии-труппы в сторону дореволюционного эксцентризма в духе кабаре-студий Н. Евреинова, В. Мейерхольда, А. Таирова.
После отступления красных да отъезда С. Эйзенштейна (роспись агитвагонов в составе ПУЗАП (Политического Управления ЗАПадного фронта) с последующей демобилизацией) его дело продолжает великолукское ТОПХ (Творческое Объединение Псковских Художников), рождающееся в 1921 параллельно «дьяволятам». Группа при том же театре «Коммуна» да театре «Рекорд», где выступают труппы гастролёров с местными любителями, проводят выставки, диспуты, спектакли.
В 1925 году лидер ТОПХ режиссёр-художник Г. Новиков среди прочего ставит изданную (в счастливом для эксцентриков 1924) столичным Пролеткультом отдельной книжкой пьесу И. Кравчуновского с Б. Юрцевым «Необычайные приключения племени ничевоков: Агитбуфф-гротеск в 9 эпизодах». Тогда же в одесском цирке силами левой молодёжи проходит аншлаговая премьера этой пьесы. Через год после неожиданного исчезновения с культурного горизонта скандально известных поэтов-комедиантов РОСТАНа яркие афиши возвещают возрождение ничевоков с новыми лицами, зазывают на ещё большие безумства. У одесситов становится заметнее типологическое сходство персонажей с «красными дьяволятами», только теперь их не трое-четверо, а целое племя. Свершив революцию на острове, с песнями-плясками готовятся весело раздуть мировой пожар на горе всем буржуинам.
Почему-то большинство театроведов считает эту абсурдистскую буффонаду малоудачным подражанием «Багровому острову» М. Булгакова. Но в 1924 году одновременно с пролеткультовскими «Ничевоками» в берлинском альманахе у М. Булгакова выходит роман (на самом деле, скорее, тезисы) с вполне узнаваемыми личными адресатами сатиры. В басенной форме история туземного племени изображает русскую революцию, войну, восстановление.
По мотивам «романа» после нескольких громких постановок «Ничевоков» Пролеткуткульта в 1926 году затевается пьеса, готовая в первой версии в 1927 году, ставится КАТЕТ в конце 1928, вскоре запрещается, публикуется в СССР лишь в 1968 году (разумеется). Здесь сходств уже больше, вплоть до пародирования ультрареволюционного театра, наслоение «спектакля в спектакле» да ещё с несколькими финалами (в «романе» театра нет вообще).
Так что, наоборот, пролеткультовские эксцентрики влияют на бывшего киевского доктора М. Булгакова, что с 1919 года состоит в трёх армиях. По мобилизации у гетманцев, затем — у красных, откуда бежит к белым, в Третий Терский казачий полк, с которым отступает на Кавказ. Ввиду болезни М. Булгаков не эмигрирует, с 1921 года (когда на Кавказ прибывает поезд с «дьяволятами») новоявленный казак уже газетчик-журналист Москвы, где сближается с ЮЗом в редакции «Гудка». Мотивы «Багрового острова» с ещё тремя булгаковскими творениями («Иван Васильевич» (задействуется и Л. Гайдаем), «Мольер», «Театральный роман») объединяет белорусско-питерский «Красный остров» 1991 года — один из трёх фильмов режиссёра-сценариста А. Фенько, актёрствуют «гайдаймаки» да другие неплохие эксцентрики: Т. Г. Васильева, Ю. Медведев, С. Фарада, пр.
В статье «Двенадцать стульев» из «Зойкиной квартиры» А. Левин проводит подробный сравнительный анализ романов о О. Бендере со скандальным гротеском М. Булгакова для ТИВ 1925 года в постановке Ал. Попова (соратник П. Бляхина по костромским хэппенингам).
О. Бендер по версии современного исследователя — просто клон булгаковского обаятельного мошенника А. Аметистова: только что из тюрьмы, до того расстреливается в Баку (родина «Дьяволят»), но чудесно воскресает, мечтает о прогулках на французском Лазурном берегу в белых брюках. Его жалкий напарник П. Обольянинов порождает И. Воробьянинова. В подпольном притоне «Зойкиной квартире» (три акта, между двумя последними — три дня по сюжету) есть и милиционеры, и зловещие китайцы-убийцы, и опиуманы, и проститутки, и разлагающиеся советские работники (затем живые трупы — буквально, т.е. зомби). Сам притон почти во всех источниках считается списанным с мест обитания имажинистов (три версии).
Либо студия Г. Якулова, либо квартира якуловской жены Н. Шифф, либо салон З. Шатовой, где во время облавы 1921 года чекисты задерживают С. Есенина, А. Мариенгофа и Г. Колобова, фото приводит в журнальной статье «Роман без вранья» + «Зойкина квартира» чекист-следователь Т. Самсонов. В «ретромюзикле» 1988 года питерский поэт В. Уфлянд акцентированно переносит действие «Зойкиной квартиры» в ту самую «нехорошую квартиру», где дьявольствует Воланд со свитой из «Мастера и Маргариты».
В 1924 Перетру (ПЕРЕдвижная ТРУппа) под предлогом первой серии революционного эпоса к юбилею революции 1905 из цикла «К диктатуре» ставит эксцентричный фильм с пафосными вкраплениями «Стачка». Режиссёр «Стачки» С. Эйзенштейн. Л. Троцкий специально приезжает играть себя в инсценировке митинга. Занята вся группа, кроме названных: А. П. Антонов, Д. Антонович, Ю. Глизер, М. Гоморов, И. Клюквин, В. Рахальс, Э. Тиссэ, В. Уральский, В. Хватов, М. Штраух, В. Янукова. Блистает в «Стачке» также второй автор «Ничевоков» Б. Юрцев в роли атамана шпаны, так же успешно, как в роли Рыжего из «Мудреца». В 1925 С. Эйзенштейн подписывает Б. Юрцеву свою фотографию: «Всем известному Рыжему: «Держи наш стяг эксцентрики!» Вместе они разрабатывают программу занятий мастерских Пролеткульта с привлечением по примеру ФЭКС сочувствующих эксцентризму специалистов, в т.ч. трёх участников фэкс-акций: В. Парнах, С. Эйзенштейн, С. Юткевич. Тогдашние смешные письма-пьески Б. Юрцева, где он «Рокамболя — оракомболил. Молодость Генриха IV — очетверил.
Вообще Понсона — опонсонил», снабжаются напоминалками отъехавшему на Неву С. Эйзенштейну о необходимости зайти в ФЭКС за обещанным печатным материалом для публикаций да лекций. В конце 20-х один уже учится у другого в режиссёрской мастерской при ВГИКе, снимается у третьего (Ю. Тарич) в драмах про казаков-пугачёвцев да разлагающихся комсомольцев. Тема знакома изнутри, так сказать. «Среди работников искусств в большом ходу секс и порно, вещи, книги. Говорят, что у режиссера Эйзенштейна квартира полна подобных книг, картинок, «игрушек», статуэток», — из доноса 30-х в Комиссию партийного контроля.
Дебют кинорежиссёра Б. Юрцева фильмом «Оторванные рукава» 1928 года по сценарию совместно с товарищем по Перутру И. Пырьевым про пионеров да беспризорников. Тема автору близка, он сам с 13 лет в подмастерьях, курьер московских типографий, в 1919—23 руководит театральными курсами при ЦДЮП (Центральном Доме Юных Пионеров), с 1925 активно издаёт свои книжки для самодеятельных театров под вывеской ТЮП (Театр Юного Пионера): инсценировки, клоунады, политшаржи, раёк (в т.ч. про «красного Петрушку»), стихи, юморески.
Типичная пьеска — «Ильичата» 1925 (печатает Пролеткульт вслед за «Ничевоками»). Подобными «красными Петрушками» с 1918 переполняются все комедийные представления для народа, от традиционных площадных балаганов до стационарных Теревсатов во главе с энтузиастами-имажинистами (Б. Глубоковский, Н. Фореггер, Г. Козинцев). Но, как верно подмечает историк Б. Голдовский: «Петрушка, сменивший дурацкий колпак на будёновку, бил своей дубинкой, колол штыком «многоголовую гидру» — Антанту, Деникина, Юденича, Колчака, «Мировой империализм» и т.д… «Кукольная комедия» становится подцензурной, лишается импровизационности. И сам её главный герой, источник конфликта, проводник главных действий Петрушка из критика власти становится ее глашатаем… из перевёрнутой народной кукольной комедии уходит важнейший ее элемент — пародия». Гонимый при царизме вечный анархист вдруг становится охранителем. Как в «Хождении по вере» театра «Революционный Петрушка» 1918 года (будущего участника фэкс-кино Д. Гутмана), где герой расспрашивает представителей трех партий (Анархист, Кадет, Эсэра) об их идеях, а после побивает своей дубинкой.
Старый (по опыту) петрушечник Б. Юрцев ставит в 30-х по своим сценариям и со своим актерством ленты, над которыми в разной степени держится стяг эксцентрики: «Изящная жизнь» (английский матрос в стране большевиков находит любовь да работу), «Любовь Алёны» («Песнь о бабе Алёне» — деревенская дама обживается в городском общежитии), «Мяч и сердце» («Даже не однофамилец» — футбольная команда «Молот» против «Наковальни», запутанная любовь между спортсменами), «Твёрдый характер» (комсомольцы против пьянства), «Чёрная кошка» («Крылья», истрев в постановке троицей МАТ — с М. Гоморовым да всё тем же И. Кравчуновским, противостояние красного лётчика с французским в гражданской войне да послевоенном спорте).
В 1932 году Б. Юрцев перебирается в Питер, где работает с остатками ЭККЮ (Эксцентрический Кино-Коллектив Юткевича). По сути, он всё время пытается создать свой Эксцентрический Кино-Коллектив Юрцева (ЭККЮ-2). Привлекает как МАТ, так и близких комедиантов других трупп (в т.ч. одесситов и питерцев, из «Дьяволят» да «дьяволятской» белорусской «Лесной были»): А.П. Антонов, Т. Барышева, И. Бобров, Г. Бобынин, М. Викторов, А. Виноградов, Э. Геллер, К. Градополов, А. Громов, К. Гурняк, О. Жизнева, А. Жуков (позднее озвучивается Г. Вициным), В. Ковригин, С. Левитина, П. Леонтьев, В. Макаров, Е. Мельникова, П. Оленев, А. Панкрышев, С. Поляков, Р. Пужная, В. Рахальс, П. Репнин, П. Рожицкий, П. Савин, А. Сафронов (Легран), Г. Сергеева, П. Соболевский, И. Твердохлеб, Б. Тенин, А. Тутышкин, А. Филимонов, Н. Хрящиков, В. Чувелев, М. Штраух, К. Юдин (у него ассистентом да сорежиссёром), др.
В 1935–41 Б. Юрцев ссыльный на Колыме без суда по обвинению «в связи с антисоветски настроенными людьми». После возврата — единственная короткометражка о находчивом солдате «Стебельков в небесах» с М. Бернесом, снимается на Ашхабадской студии для Боевого киносборника 1941, но не выходит на экран. Сценарий «Мельница» («Месть») 1942 остаётся от другой военной новеллы, снимать не дают. Б. Юрцев занимается инсценировками для детского театра, вышивками-росписями по ткани, готовит мемуары.
После нескольких скандальных воплощений пьесы И. Кравчуновского — Б. Юрцева ничевоки снова появляются в Пролеткульте 1926 года. Московское отделение выпускает книжку «Хэп, хэп, мистер!» двух русскоязычных варшавско-ростовских немцев (по рождению), агентов советского авангарда на Западе (по факту). На обложке имена М. Геринга и Р. Рока. Первого иногда объявляют очередной маской второго. Атаман ничевоков (живёт тогда в Берлине) пишет очерки современного американского искусства по письмам своего родного брата (младше на три года) из Чикаго, где тот в качестве режиссёра ничевочествует в разных левых театральных студиях. Начинают оба в Ростовской Театральной мастерской, затем в Москве связываются с ТИМ. Марион Геринг с 1921 учится в ГВЫТМ (Государственные ВЫсшие Театральные Мастерские) да ГЭКТЕМАС (Государственные ЭКспериментальные ТЕатральные МАСтерские), привлекается к мейерхольдовским спектаклям. В 1923 (на третий год) берёт трёхмесячный отпуск, едет для «ознакомления с американским театром» (американская «Википедиия» делает открытие, что в США он попадает в 1924 году, в составе советской делегации по торговле сибирским мехом), вскоре просит продлить отпуск, успешно ставил спектакли с труппами Нью-Йорка и Чикаго (Гудман-театр, «Комедианты Каретного сарая», Литературно-драматическое общества при Еврейском народном институте (три известных)), выступает с лекциями, переписывается с мэтрами. Например, В. Мейерхольду от 3 мая 1925 жалуется на оклеветавших его коллег-мейерхольдовцев, признавая, что его «работа» осталась «не санкционированной» мастером. Но и позже пытающийся пробиться в Америке Б. Глаголин встречается с ничевоческим противодействием, жалуется В. Мейерхольду: «некто М. Геринг объявил себя в Нью-Йорке представителем Вашего театра и на основании того, что он самолично «ставил с Мейерхольдом большинство пьес, что планы постановок Мейерхольда принадлежат ему», этот Геринг выступил в прессе с протестом против… моей лекции «О постановках Мейерхольда». В своем протесте этот сукин сын, очевидно, чернит и меня… Просьба: напишите этому представителю, чтобы он не завирался и пощадил нас с высоты своего величия». Семья из трёх человек (двое детей с женой — актрисой Д. Либэйр) не задерживают Мариона от отъезда в Холливуд, где как режиссёр он дебютирует фильмом «Я взял эту женщину» (показательное название!), с 1931–37, по некоторым справочникам, снимает 16 лент (типа «Дьявол и темнота»), в его фильмах начинают три звезды: К. Грант (любимый актёр А. Хичкока), Г. Купер (в будущем трижды оскароносец), С. Сидни (русская по отцу, заметная в экспрессионистских лентах от Ф. Ланга до Т. Бартона). Затем три десятилетия до 1963 вне Холливуда М. Геринг пытается повторить успехи тридцатых как режиссёр и продюсер, работает на Кубе, в Европе на коралловых рифах Бермуд (боевики, видовые из будней подводного царства, мелодрамы, эротика), умирает в Нью-Йорке 1977.
Р. Рок тоже эмигрирует в Америку, но в Берне 1932 ещё выпускает книгу о немецком средневековом театре. Артист, самая полная биография которого по-фантомасовски называется «Человек, которого никто не видел», как Эд Геринг играет в детективном фильме экс-питерца Л. Могилевского (Могуй) «Акция в Аравии» 1944 (в титрах не обозначен) «о борьбе с нацистами за контроль над симпатиями арабов». В исследовании «Модернизм в Голливуде» печатается про сотрудничество ничевоков на собственных проектах с международной кино-элитой, до того привечающей бродячую труппу С. Эйзенштейна (из того же Московского Пролеткульта): «маленькие радикальные театры стали появляться в Лос-Анджелесе во второй половине 1930-х. Среди них был Современный Театр, созданный в 1934 выходцами из Европы и Нью-Йорка. Цель театра — показать рядовым зрителям, как прогрессивная мысль выражается в драматических формах. После закрытия театра Эдвард Геринг, брат Мариона Геринга, открыл недолго просуществовавший Модерн-театр. В этом ему помогали Фриц Ланг, Фрэнсис Ледерер, Франк Капра и Залка Фиртель». В Калифорнии 1953 суд разбирает уголовное дело о мошенниках, где пострадавший «Эдвард Геринг, истец, театральный режиссер с большим опытом театрального менеджмента и преподавания драматического мастерства, арендовал студию в городе Лос-Анджелес». Мюнхенский профессор И. Кукуй делится своими разысканиями: «В 1925 Рюрик Рок эмигрировал в Берлин, где проживал до начала 1930-х… Марион привлекал брата к съёмкам, когда тот еще жил в Европе, и Рок ездил к нему в Америку… Во время проживания в Германии Р. Рок занимался театром и пытался войти в антропософские круги…
Под именем Эдуард Эмиль Геринг-Рок он в 1934 переезжает в США и в 1935 подаёт прошение о натурализации, которое в 1939 было удовлетворено… Судя по всему, театральная карьера Рока не заладилась: на протяжении второй половины 1940-х газета… публикует объявления о маленьких театральных постановках в масонском храме Лос-Анжелеса. А от объявления в газете на кастинг («Эдвард Геринг, режиссер из Голливуда, режиссер 21 постановки, а сейчас руководитель программы Американское Классическое радио»), который проводил Рок в 1951 году для еженедельной радиопрограммы, веет уже не мистификацией ничевоков, а скорее рассказами О.Генри — грустной историей о несбывшихся мечтах и нежелании в этом признаться. Тем не менее Рок, по всей видимости, материально не бедствует: в 1962 году он может позволить себе поездку на лечение в Швейцарию, где он умирает 21 ноября 1962 года в возрасте 63 лет от болезни сердца».
В 1924 году из ЛЦК «за ничевочество» специальным декретом исключают тифлисского А. Чачикова с украинским А. Чичериным (ведёт курсы эксцентрического слова в ЛАТЭКС), тогда же выходит книжка комедиантов Перутру «Необычайные приключения племени ничевоков», последующими спектаклями по ней вдыхающая в угасшее движение новые силы — ненадолго. Позднее начинающим обэриутам приходится доказывать на театрализованных вечерах, что они не просто питерский филиал уже существующей группы, а развитие идеи: «Мы не ничевоки!». Зрители столичных поэзовечеров да слюнобрызгающие эмигранты относят к ничевокам и некоторых близких по духу: В. Гнедов, И. Грузинов, С. Огурцов, Ф. Платов, проч.
Молодёжные журналы часто исповедуют ничевочество вне связи с движением — от гимназического царскосельского «Ничего» 1916 года во главе с поэтом-художником А.Москвиным (будущий главный оператор питерской ФЭКС) до студенческого пермского «Ничто» 1990-х во главе с музыкантом-поэтом-художником из арт-коммуны ОДЕКАЛ (Ощип ДЕКадентских АЛьбатросов) В. Шмайсером.
В 60-х старательно забытое советской литературой буйное племя воскресает в Перми как пародирующая хиппи коммуна в сказочной повести Вл.Воробьёва «Капризка — вождь ничевоков». Подобно «дьяволятам» троица отважных (мальчиш Павлик с подружкой Наташей плюс сбежавший из книжки Кот в сапогах при шпаге (заменяющий китайчонка, негритёнка или цыганёнка)) воюет со зловредным волосатым карликом Капризкой (карикатура на Н. Махно в советской интерпретации) и его бандой, смахивающей на Гуляй-поле анархистов-бездельников. По примеру батьки (в принятом здесь тогда варианте изображения) коварный урод Капризка время от времени притворяется своим, втирается в доверие обещаниями свободы-равенства-братства, поднимает бунт против власти старших, подло обманывает пошедших за ним, пытается партизански захватить город, т.п. Совместная инсценировка «Капризка» писателя Вл. Воробьева с режиссёром Л. Футликом входит в рекомендованный список ста лучших пьес для театра кукол на сезон 1963–64 гг. Культовая на Урале книжка размножается в постоянных переизданиях, кукольном мультфильме, детских спектаклях, одноимённых конфетах, продуктовых павильонах, эротических сайтах, т.п. Три продюсера (в т.ч. бывший поэт-метаметафорист П. Печёнкин) с режиссёром студии «Пилот» С. Мериновым запускают в 2018 году первый выпуск пластилинового сериала «Капризка» в эксцентричном «пилотском» духе, где сюжет осовременен. Существуют судные свидетельства современников о знакомстве автора сказки про племя ничевоков с обитающими в Перми ссыльными из ростовского Становища Ничевоков 20-х.
Появляется и логичное продолжение эпопеи всёков да ничевоков: ничевсёки (акробаты на грани Всего с Ничто). В посвящаемом «дьяволятам» выпуске популяризаторской телевизионной передачи «Красная плёнка» 2000-х актёр театра-кино, диктор Б. Репетур прямо заявляет: «Они не люди — сверхлюди. Наши супергерои. Первые и последние. Больше таких не было». Правда, как теперь часто бывает даже в солидных источниках, авторы называют Павла Есиковского Петром. Что напоминает про ставшего одним северным городом Петропавловском двух южных святых. Или историю, типичную для отечественной гуманитарной интеллигенции, блюдущей традиции культуры, всячески акцентирующей внимательно-чуткое отношение к древностям разного рода (чем древнее, тем лучше). Среди университетских профессионалов-филологов, предпочитающих даже свой город Пермь именовать на книжный манер Юрятиным, получает неожиданную поддержку ряд текстов маргиналов-ничевсёков из арт-коммуны ОДЕКАЛ (Отмена ДЕмонстрации КАменных Лиц), в т.ч. программный стих С. Дадаграфа: «тем кто полон благодати/ подари судьбы лубок/ бог всего что есть некстати/ вот вам вот вам русский бог/ сей прозрений исторгала/ павла вяземского речь/ арлекинское начало/ помышляя уберечь». Открывающий новую религию провидец по традиции получает новое (немирское (поповское)) имя. Князь-скептик Пётр, задушевный враг Барона Брамбеуса (язва ещё похуже) щедро награждается именем неканонического (тринадцатого) апостола Павла. Текст неоднократно с успехом зачитывается на филологических вечерах, печатается в антологиях (КПП (Классики Пермской Поэзии), СУП (Современная Уральская Поэзия), т.п.), где-то как-то обсуждается, предлагается студентам в качестве достойного образца пост-чегото-там. И никто из ревнителей традиций не замечает, как пушкинский приятель (личность достаточно известная) наглым образом меняет не только веру, но и имя. На таком фоне какой-то красный циркач Павел-Пётр не должен удивлять. Хотя удивляться всегда интересно. Ничему и Всему.