Двенадцатая книга создателя мифа «Уральской поэтической школы» Виталия Кальпиди заявлена как итоговая и неудавшаяся (из замысленных 22 текстов в ней присутствуют 17,3).
Попробуем её прочитать не как прокламацию или очередное «Нате», а именно как «книгу поэзии» (не стихов). Сам автор даёт на её страницах множество определений «поэзии»:
— это не лучшие образцы стихосложения, а движение поэтической речи. (97) — это непрерывное умение намекать будущему, каким ему следует быть. (52) — это только что завоёванная территория, которая поэзии до этого момента не принадлежала. И даже она уже не будет поэзией, во всяком случае через пару недель (максимум через год) после того, как… (50) — это консервация глубоко ошибочной мысли, что организованная речь может интенсивно влиять на человека. Она не влияет на человека. Она подменяет его на ангела. (76) Все они сводятся к тому, что «в поэзии важно, хочется ли вам после неё жить и мыслить не по-своему ярко и не по-своему напряжённо, ощущая, что мир начинает создаваться из вашей внезапно возникшей страсти — страсти освободиться от себя». (44) То есть перед нами инструмент для интеллектуальной метаморфозы, а не проведения досуга. Из этого и будем исходить.
Поскольку книга заявлена как последняя, то тема смерти, подробно начатая в «Мерцании» 1 , в «Густое» достигает абсолюта, не только продолжая метод построчного комментирования стихов, но и обогащаясь «приговскими» предуведомлениями, развивающими темы, рассмотренные в «Философии поэзии» 2 . Абсолют заключается в повороте вектора: «…не страх смерти преследует человека, а человек начинает преследовать страх смерти». (9) Итак, «…после смерти только три пути: исчезнуть в аду рая или в раю ада, воскреснуть или стать творцом своей вселенной». (120) Пройдёмся по каждому.
1. «Рай возможен только на земле. Здесь им и нужно наслаждаться». (35) Процесс смерти психологической до смерти физической описан неоднократно, как и психологическое воскрешение, например описанное «умницей Тавровым» в интервью Владимиру Коркунову 3 :
«…после одного из кризисов, когда пришла пора усомниться во всём насущном, имя для меня словно выгорело вместе с тем периодом жизни, который кончился. Я тогда уехал в глухую Валдайскую деревеньку в десять домов, три обитаемых, с сильным желанием начать всё сначала после 40 лет жизни и 25 — письма». Этот сценарий Виталий Кальпиди видит шире, предлагая массовый сброс устоявшихся литературных традиций и подробные инструкции по дальнейшим поискам «не себя». Одним из пунктов следует рекомендация по выпуску книг:
«все современные поэтические издания нужно унифицировать: выработать нейтральный стандарт издания поэтической книги (дизайн, тираж, объём, периодичность выхода в свет) и только таким — справедливым — образом выпускать их в «жёсткой копии». Лучше, если анонимно». (78) У «Густого» автор сохранён, поскольку стихи в книге — не главное. Они — повод для предуведомлений и комментариев, назначение которых как раз в переходе ко второму пути посмертного существования.
2. «…если произведение искусства не может никого воскресить — значит, перед нами полуфабрикат». (13) Внимательно читая тему «воскрешения» у Виталия Кальпиди, быстро понимаешь, что речь идёт не о христианском восстановлении в прежней физической оболочке, а о сохранении образа мышления автора в другой голове, практически о вирусном заражении или создании «крестража». В таком случае «магия поэзии» — вещь пугающая.
Книга открывается вопросом: «Можно ли предотвратить кораблекрушение, просто не дав крысам сбежать с кораб ля?» (5) И вскоре разрешается идеей: «Что же касается крыс, то их тут две — я и вы». (7) В дальнейшем: «Массовый читатель — чушь. Между собой договариваются не массы, а два одиночества. И договариваются они не с целью это одиночество преодолеть, а напротив усугубить эти свои состояния, превращая их из свалки страданий в целину открытий». (77) «Одиночество — это значит вступить в одиночество со всем, что тебя окружает.
Одиночество — это самые интенсивные отношения, а не статика». (16) «…одна из целей поэта — это борьба не за читателя, а против него». (77) «Для поэзии народ — органическая масса, которая никогда не воспользуется достижениями поэзии. Никогда. Её достижениями может воспользоваться только поэт. Поэту не нужны читатели. Ему нужно умение перевоплощаться в читателя своих стихов, чтобы эти стихи повлияли на него самого и сохранили своё влияние, когда он опять вернётся в состояние человека, готового стать поэтом. Опыт художника индивидуален и принадлежит только ему и никому более». (108) «Задача поэзии — это борьба с врагами, которые ещё не родились». (105) «Меняться в процессе творчества — вот что есть дар. Способность же к творчеству — тривиальна». (67) «Поэзия может создать только поэта, всё остальное поэт должен создавать сам, включая и поэзию». (60) «…стихи — это просто змеиная кожа, из которой вылезает Поэт, после чего она интересна только зевакам». (60) Говоря о собственном мифе «…самое заметное явление уральской литературы останется навсегда исполненной поэтической панорамой, где мечта всего одного человека приобрела формы, реальные для всех остальных» (108), Виталий Кальпиди делает акцент на том, что «…итог настоящего творчества — это лица без имён и черт, чёрт побери, которые всё видят уже только вашими глазами». (29) Бессмертие происходит при жизни, а воскрешение — в наследнике мышления. И «Густое» — это завещание, изначально предполагаемое к растрате, но вдруг…
3. Третий путь, путь создания не наследника, а литературного ландшафта (который к заявленному выше «уральскому» мифу отношения не имеет). Более того, Виталий Кальпиди предполагает его наиболее вероятным в реализации: «…настоящий читатель пространств заканчивает тем, что пробует создавать свои. И в этом случае настоящность — вообще не показатель». (34) Стратегия экспансии, подробно описанная в комментариях, относимых к издателю «IZBRANNOE» и «Русских сосен» Марине Волковой, признана упадочной, поскольку:
«Русская силлабо-тоническая рифмованная поэзия как международный жанр — иссякла. Она архаична». (74) Но поскольку она дорога автору, а стало быть, и его наследникам, то следует пойти путём редукции и сохранить «внутреннюю вселенную», не ориентируясь уже не только на Москву (или Запад, что есть одно и то же), но и на Мир в целом: «Сейчас у меня с литературой — война: она нападает на меня своей ограниченностью». (18) Тезисы сохраняемого пространства:
«Я исхожу из того, что поэзия — это хорошо. А всё, что ей мешает, — плохо. Я исхожу из того, что Поэзия, Поэт и Стихи вовсе не жёсткая последовательность, более того, эта троица никогда не совпадает по целеполаганию. Цель поэзии — поэзия. Цель поэта — поэт. Цель стихов — стихи.
Я исхожу из того, что целью поэта должна стать поэзия. Чем же может и должна заниматься поэзия?
А вот чем:
– создавать новые цивилизационные смыслы;
– создавать новые человеческие чувства и навязывать их;
– навязывать чувства, считающиеся нечеловеческими;
– создавать новые языковые формы, в том числе условно ангельские, изобретая ангельские чувства и ангельские представления о жизни и смерти.
Надо помнить, что Поэзия, как и любое гуманитарное мышление, занята, по сути, только одним — изобретением истины». (66) «Юмор — это ровно то, чем тошнит истину». (61) «С поэзией человек развивается быстрее, чем без неё. Только не стоит думать, что развитие — это всегда прогресс. Развитие — это всегда процесс с непредсказуемым направлением.
Поэтому культура — процессуальна, а не результативна». (76) «Смысл стихов — это получать удовольствие от открытий. Смысл поэзии — эти открытия совершать». (101) «Есть очень много стихов, которые делают человека лучше и богаче, и менее что ли… обосранным. Но необходимы и другие, которые возвращают его в нищету порока. Есть ещё и такие (их-то как раз практически нет), с какими человек погружается с головой в тяжёлые воды своих грехов и преступлений. И там он познает первое правило небытия: можно быть с любой своей мерзостью в ладу. Потом второе правило: любовь и страдания — это деньги бога. Ими можно расплачиваться, но на них ничего нельзя купить. Земные страдания можно прекратить только одним способом — стать ангелом, причём на земле и в этой жизни». (120) «Быть проклятым поэтами поэтом — это роскошь. Вас просто перестанут замечать. Вы станете не интересны никому. И это — первый признак, что вы чего-то достигли». (43) Учитель Виталия Кальпиди (тот, чей вирус несёт он сам) — Борис Пастернак — указал в «Нескольких положениях» 4 : «Книга есть кубический кусок горячей, дымящейся совести — и больше ничего». Ученик отвечает:
На шее Иисуса нет креста
нательного, а он и в ус не дует.
И совесть у него — читай — чиста:
когда чиста — её не существует. (103)
Потому книга — плод греха, отступничества, преступления. В чём её назначение: показать, куда идти не надо, или напротив научить, куда идти и что делать? «Любая чужая жизнь — это ложь, даже если она истина». (49) А поскольку, как указано выше, гуманитарное мышление занято изобретением истины, то книга, как Иосиф, толкует фараону его собственные сны, то есть у поэтической книги в принципе не может быть читателя, если понимать читателя как слушателя. «…поэзия приспособлена только для одного — изменить поэта до ангельского состояния.
И свидетели-читатели тут — лишнее звено». (21) Книга поэзии пишется одним поэтом для другого поэта, это уже не «деньги бога», а нечто более ценное, то «золото эльфов», которое превращается в сухие листья в миру, но становится обратно наследием при входе в «полые холмы». Не дописав свои 22 стихотворения, Виталий Кальпиди тем не менее «выточил» ключ для входа на его территорию. Sapienti sat 5.
И это было не моленье,
не торжища, не торжества,
не божество, не вдохновенье,
а вдохновенье божества.
Но как бы карму я ни драил,
какой бы ни прошёл дацан,
и так понятно: «Бог не фраер,
но против Пушкина — пацан…» (33)
Виталий Кальпиди. Густое: Книга поэзии. — М., Екатеринбург: «Кабинетный ученый», 2019
1 Виталий Кальпиди. Мерцание. Стихи. Серия: Ротонда. Выпуск 1. Фонд Юрятин. Пермь, 1995.
2 Виталий Кальпиди. Философия поэзии. Челябинск: издательство Марины Волковой, 2019.
3 Коркунов В.В. Побуждение к речи: 15 интервью с современными поэт[к]ами о жизни и литературе. — Владимир
Коркунов. — Самара: Цирк «Олимп»+TV, 2020. — 278 с. — (Серия нон-фикшн.)
4 Пастернак Б. Л. Воздушные пути. — М., 1982.
5 Для понимающего достаточно (лат.).
Опубликовано в Вещь №1, 2021
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!