Розалия Вахитова. РЫБЫ

Рассказ

Марина ничего не хотела. Не хотела с Лёхой в Питер. Но и не хотела оставаться одна в квартире посреди новогодних праздников. Не хотела знакомиться с интернет-друзьями Лёхи и снимать с ними квартиру на окраине города. И напиваться в первый день приезда тоже не хотела. И чередовать бары с музеями – не хотела. Марина плыла по течению и даже не сопротивлялась. Марина знала, что хотеть нельзя.
Марина ничего не хотела, пока ей не дали в руки рекламку: «Океанариум». Марина вдруг вспомнила, как мечтала о рыбках в детстве. Пока мама ходила по супермаркету и выбирала молоко по акции, Марина заходила в зоомагазин. Проходила мимо крутящих колесо хомячков и сонных кроликов в самый дальний отдел с аквариумом и подолгу разглядывала разноцветных рыбок. Рыбы таращились на Марину и одновременно сквозь неё. Будто знали то, чего не знали ни Марина, ни её мама, ни продавщица зоомагазина. У них была своя жизнь. Какая-то неведомая, рыбья. Инопланетная. И думали они о чём-то своём, чего ей, Марине, было не понять.
Мама потом сказала Марине:
– Зачем тебе рыбки? Они ведь даже не разговаривают. Что ты с ними будешь делать? Смотреть? Смотри лучше телик. Ещё аквариум этот чистить. Всё равно сдохнут через неделю.
– Может, пока мы в Питере, пойдём в океанариум? – громко спросила Марина – и сама себе удивилась.
– Куда? – Лёха вдохнул в себя побольше кальянного дыма и выпустил в Марину.
– В океанариум.
– И что там интересного?
– Рыбы.
– На рыб можно и в зоомагазине посмотреть. Или в супермаркете.
– Там их мало, – поджав губу, сказала Марина.
– Марин, все устали и наелись.
Ребята как бы в подтверждение его слов ещё ленивее растянулись на диванах. Лёху удивило Маринино упрямство. Марина ведь никогда ничего не хотела. А теперь пристала с океанариумом. Лёха обычно спрашивал Марину:
– Пиццу или суши?
Или:
– «Мстители» или «Человек-паук»?
Марина колебалась, и в итоге выбирал Лёха.
Ну, раз в сто лет она говорила:
– Может, по очереди будем выбирать фильмы?
– А какой ты хочешь?
– Сейчас поищу.
И не находила. И они смотрели то, что хотел Лёха.
– Да идите вдвоём с Камой, – нашёл выход Лёха. – Он же ихтиолог. Расскажет тебе что-нибудь о своих рыбах.
Кама смотрел куда-то мимо них. Лёхе пришлось пихнуть его в плечо:
– Эй, Кама!
Тот индифферентно перевёл взгляд на Марину.
– Океанариум? Давай, – согласился вдруг Кама.
– Киберпанк, который мы заслужили, – зачитал Дима-Паук с экрана телевизора.
– Что? – переспросил Лёха.
– Бегущая строка.
Следующие пять минут все читали вслух все бегущие строки.

***

Дым в голове сразу же выветрился от холода. Марина отчаянно вдыхала ядовитый воздух. Город был похож на консервную банку, набитую селёдками. В Питере дышать было ещё тяжелее, чем в родном городе. Марина взглянула на Каму, он был совершенно непроницаем. Ей вдруг захотелось его разговорить. Но Кама её опередил.
– Ты рано встаёшь, – сказал он.
– Откуда знаешь?
– Я слышу.
– Я тебя разбудила?
– Нет, я уже к тому времени проснулся. Просто лежал.
– Как тебя зовут на самом деле?
– Алексей. У нас двое Алексеев и двое Дим, поэтому я Кама, а второй Дима – Паук.
Кама уверенно вёл Марину сквозь толпу людей к остановке. Она даже не успела заглянуть в гугл-карты. Ждать пришлось недолго. Нужный троллейбус приехал спустя несколько минут, и Кама с Мариной уселись друг напротив друга.
– Мне не нравится Питер, – сказала Марина. – Не понимаю, что в нём находят. Толпы туристов, грязь и дурацкая погода.
– Если бы я выбирал город, в котором хочу жить, это точно был бы не Питер, – поддержал Кама. – Мне, в общем-то, и на Камчатке хорошо.
Слово «Камчатка» разбередило Марину. Она смотрела сквозь промёрзшие окна трамвая, и в гуле электрических проводов ей померещился шум древнего океана.
Они вошли в океанариум. Кама и Марина. У Марины тут же закружилась голова. Рыбы плавали со всех сторон. Невозмутимые и холодные. Не замечая людей, прислонившихся к стеклу, и камеры их телефонов. Марине вдруг стало совестно из-за того, что Каме пришлось тащиться с ней. Он, наверное, целыми днями смотрит на эти аквариумы.
Лёха правильно сказал. И зачем Марине пришёл в голову этот океанариум? Ведь знала же, что не надо сюда идти.
Рыбы плавали в невесомости, и Марине самой казалось, что она среди них. Рыбы думали о чём-то своём. И открывали рты о чём-то своём.
Марине тоже хотелось говорить.
– А чем занимаются ихтиологи? – она боялась, что её вопрос прозвучит глупо.
– Мы пытаемся понять, как из одних видов животных получаются другие. В общем, эволюцию изучаем. В самых разных озёрах рыбы развиваются одинаково. Значит, есть биологические законы, которых никто не знает. И потом, все мы когда-то были рыбами.
– Разве не обезьянами? – Марине казалось, что Кама так шутит.
Но он оставался непроницаемо серьёзным.
– Внутри плавников латимерии такие же кости, как у человеческих рук или ног. Первобытные рыбы вышли из своих озёр и болот, чтобы добраться до большой воды. Некоторым это удалось, некоторые погибли, а некоторые эволюционировали на суше.
Марина вдруг вспомнила, как ходила на рыбалку с дядей Егором, вторым мужем мамы.
Дядя Егор ничего не хотел. Так говорила мама. Не хотел каждый день ходить на работу. И в огороде пахать не хотел. Даже починить скрипучую дверь на кухне не хотел. Он и говорить-то, в общем-то, не хотел. И на ворчание мамы отвечал только мычанием, дескать, слышу я тебя, женщина, слышу. А сам тайком переглядывался с Маринкой.
Дядя ничего не хотел. Он ждал дождя, чтобы собрать червей, выползших подышать сладкой свежестью. И складывал их в баночку из-под сметаны. Сквозь отверстия Марина смотрела, как черви питаются кожурой банана или спитым чаем.
Дядя Егор ничего не хотел, но вставал ещё затемно, заботливо складывал банку с червями в сумку, брал удочку и шёл к реке. И часами смотрел, как разливается холодное утреннее солнце, а из воды вырастает перевернутый лес.
Марина как-то тоже пошла с ним. Она и сейчас помнила, как удочка впервые дёрнулась и на ладошке дяди показалась золотистая рыбка.
– Смотри, какой карасик. Краси-ивый, – приговаривал дядя. – Круглый. Прямо в ладошку умещается.
Марина захотела потрогать, но дядя сказал, что нужны перчатки.
– Аккуратно бери, – сказал дядя. – Не надо под жабры. И не сдавливай. Мы для них как великаны для лилипутов.
Дядя сделал пару снимков на плёночный «Кэнон». Потом карасика пустили в воду и стали ждать рыбу покрупнее. Но, конечно, не дождались, замёрзли и отправились домой. А Марина всю дорогу слушала истории про Камчатку.
– А где это, дядь?
– Почти что на краю Землю.
– А что ты там делал?
– Служил.
– А рыбы там большие?
– Как в сказке, Марюш…
Это потом случился дядя Жора, третий муж мамы. Однажды он принёс домой целое ведро золотых карасиков. Они взирали на Марину сквозь мутную вонючую воду и открывали беззубые рты.
– Что с ними?
– С кем? А-а, с рыбами. Они умирают, – сказал дядя Жора.
Рыбы таращили на Марину круглые стеклянные глаза и били пурпурными хвостами. Разевали высохшие немые рты. Рыбы не хотели лежать в ведре. И на крючок попадаться не хотели.
– Жалко, – сказала Марина. – Может, отпустим?
Но дядя сказал, что рыбы там в воде всё равно умрут. И что рыбам не больно. Рыбы не разговаривают. Рыбы вообще думать не умеют. И ничего не хотят.
Вечером мама подала рыбу с запечённой картошкой. Пришли друзья дяди Жоры и хвалили маму. И только Марина молчала. Гадкое чувство зародилось внутри и прорастало в Марине. Щипало Марину, как крапива за ноги. И ныло.

– Рыбы разговаривают. Просто мы не можем их слушать, – сказал Кама. – И ещё они могут думать. И им бывает больно. У рыб есть простые болевые рецепторы и защитные реакции. Их дыхание учащается, когда они в опасности. А ещё они избегают тех мест, где были пойманы на крючок.
Кама никуда не торопился. И Марина никуда не торопилась. Так они и шли по холодным коридорам океанариума. Останавливаясь возле аквариумов и перекидываясь словами. Марине было приятно никуда не торопиться.
– А почему рыбы не тонут?
– Из-за плавательного пузыря.
– У Рыб есть язык?
– Есть, но только для того, чтобы кушать.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать шесть. А ты сколько думала?
– Тридцать пять, – почти честно ответила Марина.
Марина всегда говорит почти честно. На самом деле, он выглядел под все сорок.
Кама совсем не обиделся, он вдруг улыбнулся. А когда он улыбался, была видна его верхняя десна. И становился похожим на щуку. Хотя щуки ведь не улыбаются.
– В универе тоже все так думают. Студенты даже дали мне прозвище – «Большой Лебовски».
Марина с грустью вспомнила, что это фильм, который она так и не посмотрела. На который так и не решилась. Или просто руки не дошли.
– А чем ты занимаешься?
– Я копирайтер, – ответила Марина.
Не то чтобы ей очень хотелось им быть. Просто Марина не знала, чего хочет. Она и в техникум-то пошла, потому что все говорили, мол, «надо получить образование». Марина получила, ну, а дальше пошла череда профессий. Марина успела поработать в конторе и банке, окончить курсы тестировщика и мастера по маникюру, выучиться на менеджера и, наконец, устроиться копирайтером.
А уже потом она познакомилась с Лёхой. Мама говорила, что женщины никогда не выбирают. Это мужчины выбирают женщин. Вот и Лёха выбрал Марину. Зашёл по ошибке к ним в офис. Потом пришёл снова и пригласил в кафе. На свидании болтал о работе (Лёха был программистом) и о компьютерных играх. Марина ничего не понимала ни в том, ни в другом. Иногда посреди беседы Марина отключалась и переставала улавливать суть речи. Оставалось только агакать или смеяться – в зависимости от интонации.
У Лёхи всегда были деньги на кафешки (и не обязательно фастфудные). Они вместе заходили в продуктовый, и Марина могла брать всё что угодно. Хоть йогурт, хоть шоколадку с надписью на иностранном языке. Даже нормальное вино (а не кагор за двести рублей, который они брали с мамой по праздникам). И совсем необязательно было ждать скидок. Потом Марина заходила к Лёхе домой. Смотрели «Ютуб». Или фильмы про супергероев. Марина знала, что будет в конце, и иногда засыпала. А если было интересно, мешал Лёха. Начинал трогать грудь и другие места. Марина была одновременно против и непротив. Но обычно не отказывала.
Марина и не заметила, как её одежда и книги перекочевали в однушку Лёхи. Он снимал квартиру в спальном районе и откладывал деньги на собственную (ещё года два, и точно купит). Лёха будто даже стал частью их небольшой семьи. На первый совместный новогодний вечер Марина делала оливье и пельмени. Лёха тогда сказал: «Какие ещё пельмени на праздник? Ну, вы даёте. Деревня!» Оказывается, пельмени можно есть хоть каждый день. А по праздникам должно быть что-то особенное. Поэтому на их второй Новый год они делали свиную отбивную с ананасами и бутерброды с красной икрой. А пельмени стали повседневностью – когда лень готовить по выходным.
Марина уже не чувствовала пальцев ног. Кама скользил по Питеру в дурацких белых кедах, и ему было хоть бы хны.
– Тебе не холодно? – спросила Марина, чтобы хоть как-то поддержать разговор. – Вот совсем-совсем?
– Да нормально. Не на Камчатке же.
Лёха потом сказал, что Кама просто дебил и никто так зимой не ходит.
Кама вдруг остановился возле тележки с тёплыми напитками.
– Хочешь? – спросил он.
– Хочу.
– А что?
– Глинтвейн.
– Картой не принимают. Но я наскрёб, – сказал Кама, протягивая картонный стаканчик.
Марина сделала несколько глотков и почувствовала, как холод понемногу отступает. И отдала стакан Каме.
– Ты ведь тоже замёрз. В кедах-то.
Кама не стал возражать.
Когда они дошли до дома, фонари на улицах погасли.
– Где вас носило? – с порога поинтересовался Дима-Паук. – Мы уже хотели морги обзванивать.
– Чего трубку не берёте? – спросил Лёха.
Оба уже были порядком пьяны.
– Зарядка села, – пожала плечами Марина.
– Ладно, мы вам оставили четыре кусочка пиццы и по банке пива.
Марина вошла в зал, где уже разыгрывался файтинг на плойках. И поняла, что даже есть не хочет.
Она тихонько ушла в их с Лёхой комнату. Закрыла за собой дверь. Подключила телефон к зарядке и стала листать фотографии. Рыбы ускользали со снимков. Марина поймала только их цветастые хвосты, размазанные пучеглазые лица и отражение света на стенках аквариума.
– Ты спишь, что ли? – в комнату зашёл Лёха.
– Нет.
– А чего в темноте тогда?
– Устала.
Лёха скинул вещи и плюхнулся рядом на кровать.
– Ну, как там океанариум-то?
Марина хотела рассказать о жирных сомах, загадочных японских карасях и о гигантском кашалоте, но не знала как. А Лёха уже стягивал с неё джинсы и щупал грудь.
– Лёш, ну не здесь. Всё же слышно. Не хочу, чтобы все слышали.
Рыбы говорили на ультразвуке. Марина, наверное, тоже. Пока Лёха входил в неё, она представляла, как за стеной на диване лежит Кама и всё слышит.
– Лёш, поехали летом на Камчатку? – сказала Марина, когда всё закончилось.
– Зачем?
– Интересно ведь. Там вулканы, Лёш. Настоящие. И океан. Настоящий. И озеро. Кроноцкое.
– А денег у тебя много?
– Найду где-нибудь. А сколько надо?
– Много, Марина. Много. Делать нечего на этой Камчатке. Вон спроси у Камы, он подтвердит. Давай лучше в Питер переедем.
Марина промолчала.
– Давай спать, – Лёха сгрёб Марину поближе.
Спать с Лёхой было жарко – он будто превращался в огромную печку. И рука у него была какая-то большая и тяжёлая. Казалось, что под ней Марина рано или поздно задохнётся.
Когда Лёха заснул, Марина освободилась от его объятий и отползла на прохладный краешек. Закрыв глаза, она пыталась сосредоточиться на сне. Но в сон то и дело проникала болтовня за соседней стенкой. Дима рассказывал, как пикапил девушек в Грузии, а Дима-Паук ржал. И только Каму было не слышно.
Марина опустила ноги с кровати.
– Ты куда? – спросонья пробубнил Лёха. – Полежи со мной.
– Не хочу лежать.
В Питере Марина и вставала всегда раньше всех. Накидывала халат, шаркала тапками на кухню. Мыла посуду, но ни звенящие тарелки, ни струя воды, бьющая по раковине, не проникали в царство спящих. Марина садилась за стол и смотрела в большое окно. Но рассвет в зимнем Питере всегда оборачивался сумерками. В новогодние праздники весь мир замолкал. Марина щёлкала кнопкой электрического чайника. К её разочарованию, вода в нём согревалась тихо и даже лениво. Марина прокрадывалась в комнаты и собирала посуду с мусором, борясь с желанием стиснуть в руках шуршащий пакетик из-под чипсов или разбить тарелку. В безмолвии самыми шумными были мысли Марины: слушает её Кама или нет? Спит или делает вид, что спит? Марина не хотела в них нырять. Вместо этого она перелистала все книги с книжной полки – «Сто великих женщин», «Сто великих музеев», «Сто великих композиторов». И до тошноты защёлкала иконку «обновить» на телефоне в ожидании сообщения или очередной новости. Марине чего-то хотелось, но она не знала чего.
В тишине квартиры зашуршали тапочки.
– Доброе, – бросил Паук и прошлёпал в туалет.
Марина только вздохнула.
К одиннадцати все проснулись. Стали вытаскивать мытые кружки, разливать по ним кипяток и утаскивать их в зал. Марина потащилась за всеми. Замешкалась на пороге, чтобы найти свободное место. Оно оказалось только на разобранном диване между Камой и Лёхой. Пришлось протискиваться между. Кама поздоровался одним взглядом.
На экране шёл стрим. Марина скучала. И Кама, кажется, скучал.
Наконец Лёха сказал:
– Марин, мы в магазин за едой. Ты идёшь?
– Не хочу.
– А Кама?
Кама только покачал головой.
И они остались сидеть на диване. Кама и Марина. Нога Камы почти касалась ноги Марины. И рука была слишком близко. Марина никогда ничего не хотела. А сейчас она вдруг захотела Каму. Но Кама молчал. И Марина молчала. Так и сидели, пока не вернулись Лёха и Димы.
Завтрак плавно перетёк в обед и ужин. А потом все собрались и пошли по торговым центрам и барам. Ребята ушли вперёд. И Марина осталась с Камой. Он никуда не торопился. А Марина просто не поспевала за всеми.
С Мариной что-то происходило. В «Галерее» она вдруг зашла в первый попавшийся магазин и выбрала платье с переливающейся чешуёй.
– Ты разве такое носишь? – удивился Лёха.
– Захотелось, – ответила Марина.
А потом они пошли на Камчатку, правда, не на остров, а в бар на Кузнецком мосту. Слева от неё сел Лёха. А напротив – Кама, которого она хотела. Марина злилась на себя. На Лёху. И на Каму. Он теперь постоянно садился напротив. В метро, в трамвае, в баре. Смотреть на него было невозможно. Поэтому Марина утыкалась в телефон. Но сама тайком наблюдала за ним. Как рыбак за клёвом. Его длинные, как ласты ступни, касались её ног. Лёха ничего не замечал. Он и на Марину-то не смотрел. А Кама смотрел. Будто она пришла сюда с ним, а не с Лёшей. Будто и платье она купила для Камы.
– Ты же хотела, – тихо сказал он.
– Что? – не поняла Марина.
– На Камчатку. Правда, здесь только такая.
Марина вслушивалась в болтовню ребят и не понимала, о чём они говорят. Им принесли меню. Марина и выбирать-то не умела. Да и выбор был небольшой. А сейчас ей очень захотелось холодного сидра. От него у Марины всё поплыло. Марина хотела начать разговор с Камой. Но слов не было. Наверное, она окончательно разучилась говорить. Ей хотелось, чтобы Кама что-нибудь сделал. Взял её за руку. Или нечаянно коснулся. Ну, хоть что-нибудь. Но он пил пиво и продолжал таращиться. Будто и не было ничего. Будто Марина всё придумала.
И тут Кама открыл рот и сказал:
– А знаешь, где водятся уникальные виды глубоководных гольцов?
Марина не знала. Она боялась, что Лёха сейчас повернётся и всё про них поймёт. И тогда совершенно точно будет скандал. Но Лёха не поворачивался. И никто из Дим тоже не повернулся. Поэтому Марина пила пиво и болтала. И Кама пил и болтал. Но ничегошеньки не делал.
Ночью Марина видела гольцов. С пылающим оранжевым брюшком и пятнами на теле. Рыбы тянулись со всех сторон, чтобы собраться вместе. Чтобы тереться о дно и танцевать, взмахивая хвостами. А вода в это время кипела, испуская фонтаны брызг. Сливалась с небом и пахла до того сладко, что Марине самой захотелось броситься к рыбам.
Утром надо было собирать чемоданы и сдавать квартиру. Марина сгребла в рюкзак косметику с полки и наспех уложила свитера.
Они вышли из квартиры. И побрели к метро. Марина хотела сесть напротив Камы, но места в вагоне были заняты. Поэтому Кама стоял, а Марина сидела возле Лёши.
Марина всё чего-то ждала. Кама смотрел на неё. А потом что-то сказал. Но никто его не услышал. Он в последний раз посмотрел на Марину как сквозь стекло и вышел из метро.
Марина сидела и чувствовала себя. Она чувствовала себя, когда они ожидали самолёт в аэропорту. И на борту. И в такси по дороге домой.
– Может, купим такую же плойку, как у Паука? – спросил Лёша дома. – Можно будет вдвоём играть.
– Лучше аквариум, – ответила Марина.
– Что?
– Хочу рыбок завести.