***
В сумерки, которые сомкнутся,
а пока смещаются, летят…
как гармонь, раздвинул их закат…
В сумерки, которые сольются,
а комар всё песенку одну
тянет в золотую глубину —
в камышах, где не метнуть блесну,
озеро готовится ко сну,
тайное готовится ко сну.
Среди сосен тёмных и огромных,
незаметное, скромнее скромных,
узкое, глубокое легло.
Ты раскинешь руки, весь вниманье,
и его ты ощутишь дыханье:
над кустом тепло, здесь — не тепло…
Дышит… Вдруг, как красный шар воздушный,
выскочит луна у самых ног!
И лягушек хор звенящий, душный
грянул — и умолк!..
Мыши здесь летучие промчатся.
Щука щёлкнет. Вспыхнет Водолей.
И наверно, может показаться —
нет на свете озера главней!
Днём же ты его едва заметишь
в камышах, средь ряски и цветов,
на коне, забывшись, вброд проедешь
среди белых солнечных столбов.
Но земное влажное светило
всё ж поймает твой смущённый взгляд,
словно женщина, с которой было
что-то у тебя сто лет назад…
Автобиография
Романтик был, простого норова…
Родня мне: русичи, татаре…
Сгорел, как верный пёс, которого
не отцепили при пожаре.
***
Не я ль уже терял надежды,
разуверялся — и навек?
Что ж белые ищу одежды
и берега молочных рек?
Зачем спешу опять на митинг,
листовки клею на стене?
О, с неба, ангелы, взгляните:
не пламя на моей спине?
Откуда ж снова страсти эти,
мечта седая, как болезнь,—
по справедливости всем вместе
в ушко игольное пролезть?..
***
Спасибо блещущей ветле,
спасибо озеру живому,
спасибо книге на столе,
и тени, мчащейся по дому,
и в небе облаку — оно
напомнило мне милой облик:
смотрела в зимнее окно,
когда, услышав тихий оклик,
я обернулся — смутный свет
мерцал и узкая ладошка,
и я ушёл на много лет;
спасибо, и трава, и кошка,
и тело медное змеи,
и лошадь над ночной рекою…
вы все свидетели мои —
вы видели её со мною…
***
Каждый раз, далеко уезжая,
вижу: ты замерла за окном.
Если ночью — то, свет выключая,
ты прощаешься с милым дружком.
Если днём — зажигаешь нарочно,
чтоб я видел тот нимб над тобой.
Как на свете всё горько, непрочно,
и не знаешь поры роковой…
Если будет последним прощанье
в час вечерний, ночной… Боже мой,
что я вспомню?.. родное дыханье,
звёздный крест над больною страной.
А при солнце случится прощанье —
я, скитаясь в пустом мирозданье,
вспомню лампочки над головой —
ты мне будешь моею святой.
Современная песня
Горит свеча.— Ты где ходил?
— Я уходил далёко.
— Ты где летал? Кого любил?
— Да, я летал высо ´ко.
Но нет прекраснее тебя,
и ни к чему нам свечка…
— А я тебя ждала, скорбя,
и продала колечко…
— Да как ты смела, как могла?
Иль я тебе не нужен?
— Колечко я в ломбард снесла,
чтоб ждал тебя твой ужин.
Вот пей багряное вино,
ешь розовое мясо.
Вот спать ложись, уже темно,
постель моя не смята…
— А что же ты сама пила?
— Пила вино из речки.
— А как же ты сама жила?
— Сидела на крылечке.
— Но почему ж я постарел,
а ты не постарела?
— Ты на плохих людей смотрел,
я на тебя смотрела…
***
Любимая, в мой век аэродромов,
церквей, лабораторий, ипподромов,
средь рёва оглушающего, свиста,
когда пыльца над лугом не плывёт,
а только сапожок лихого твиста
ромашку растирает, как плевок…
Любимая, в мой грустный век радаров,
когда в лесах отравлены грибы,
любимая, в мой жёлтый век пожаров,
встающих жеребцами на дыбы…
В ещё не названное время суток,
когда дремотно кружит полусумрак,
дай посижу я у тебя в гостях…
Транзистор выключи. Огня не надо.
Лицо твоё светлеет где-то рядом.
Мы посидим. Мы молча. Просто так.
Привидятся мне странные картины
в мой век модерна, шифров, шелухи:
тропинки детства, алые долины,
зелёные, как листья, петухи…
В ещё не названное время суток,
когда дремотно кружит полусумрак,
дай полчаса, дай погрущу немножко
у твоего лица, как у окошка…
***
…Я вспоминаю тёмный лог,
где вьётся светлая речушка,
и вся в траве стоит избушка,
в ней соль и спичек коробок…
…и даже нет, не весь тот дом —
его оконца уголочек,
стекла отпавшего кусочек,
где тянет зябким сквознячком…
…средь суеты, средь духоты
меня врачует малость эта —
тот треугольник темноты,
волшебный треугольник света…
Работа
Неужели впустую все муки мои,
эти бури и эти печали?
Неужели напрасно ладошки твои
мою голову нежно сжимали?
Сад шумел, и ночная летела вода,
в небе молния грозно сияла…
Неужели напрасно меня ты тогда
в мой измученный лоб целовала?
Неужели впустую перо и листы,
что заполнены были словами,—
и остался весь мир неизменным, и ты
зря стояла молчком за дверями?
Я себя не жалел, ради мысли сжигал,
ради веры, высокой и гордой.
Неужели напрасно я жизнь прошагал
по одной половице нетвёрдой?
Неужели напрасно, родная, с тобой
мы не виделись долгие годы,
что могли провести под цветущей листвой,
глядя ласково в сонные воды?..
***
Боже мой! Как быстро пролетела
ласточка над головой моей…
Вся полынь у дома стала белой,
стал чернее вара Енисей…
Боже мой! Как быстро прокричали
мы свои заветные слова…
Снег метёт, безлюдно на причале,
кот бездомный замер, как сова.
Боже мой! Как быстро повернулось
розовое солнце на закат.
Если б этих милых длинных улиц
я не покидал сто лет назад!
Не спасут отныне, как бывало,
ни дела, ни с горьким зельем связь…
Боже мой, как быстро просияла…
Боже мой, как быстро пронеслась…
***
Прощанье близится, всему назначен срок…
Как жить? Что делать? Я бреду вечерним лугом,
слежу, как коршун в небе чертит круг за кругом,
смотрю, как заяц откусил, смеясь, цветок.
Я вижу бабочку — я наступить бы мог,
но прочь согнал… и есть теперь надежда эта:
золотокрылая запомнит в ливне света
хотя б на час меня и лёгкий мой сапог…
***
Выпустили рыбку золотую
из аквариума — в быстрину.
Я стою и с берега колдую:
что ж ты, рыбка, словно как в плену?
Плавает недальними кругами,
хоть и нет вокруг неё стекла.
Шевельнула малость плавниками —
как уткнулась — в сторону пошла!
Я взмахнул руками — заблестела,
взад-вперёд, налево и назад,
покрывая вихрем то и дело
тот несуществующий квадрат!
Можно все аквариумы грохнуть
так, что искры свистнут по земле.
Только даже в синем море плохо
тем, кто жил когда-нибудь в стекле.
Как разбить не этот вот невзрачный
пыльный ящик, а вон тот, другой,
тот несуществующий, прозрачный,
страшный ящик в толще водяной?..
Опубликовано в Енисей №1, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!