Ринат Камал. БЕГСТВО (окончание)

Повесть

Окончание. Начало в № 6

VI

Богатое имение в парижском предместье Ротшильдов. Издалека видно, что здесь живет человек с тонким вкусом. Художник Рафкат Ихангир купил этот дом недавно. А ведь, когда минуло полгода с того дня, как он расстался с Линником, его судьба была на волоске.
Сначала помогавшие в организации выставки французские друзья и старый художник Дали устроили его в музей. В музее благодать: есть мастерская. Там Рафкат делает копии картин, учит детей из богатых семей.
Сальвадор Дали родом из Испании. Живет в Париже, член комитета попечителей музея. Его называют «отцом сюрреалистов». Почти все его картины напоминают фантасмагорию. Человеческие переживания, сны, галлюцинации изображаются как реальность. Между деталями, персонажами нет никакой логической связи, только цепь ассоциаций, чувств… Техника, мастерство передачи цвета старого художника –комар носа не подточит. Особенно интересна его картина «Жираф в огне». Жираф скачет: гордый, с высоты оглядывает саванну. Жираф прекрасен только в огне, только в борьбе открывается его величие. Если бы не это пламя, эффект был бы нулевой…
Рафкат полюбился великому художнику. Порой старик откровенничал: «Не переживай, я тоже покинул свою страну. Нет места пророку в своем отечестве».
В скором времени пришлось покинуть музей. Тогда готовили очередную выставку. Показали ее туристам из СССР. Во время экскурсии поднялся шум. Не досмотрев восточный зал, они ушли. Кто-то сказал туристам, что выставку в восточном зале подготовил эмигрант из Союза –художник, предавший Родину.
Администрация музея, испугавшись волнений, решила избавиться от не внушающего доверия работника, даже авторитет Дали не помог. Но Дали не был бы самим собой, если бы не сдержал слово. Вскоре он нашел место художнику в колледже искусств.
Рафкат учил французский язык, жил в гостинице. Часто вспоминал Уфу, Линника. То время, когда он работал с Линником в училище, казалось сном. В Уфе душа была спокойна, а здесь она тоскует по родной стране. Во Франции трудно приживаться. Рафкат чувствовал себя переруб ленной напополам змеей.
Художник работал не поднимая головы. Изо всех сил старался не сдаваться.
Назад дороги не было, мосты были сожжены. Нужно было встать на ноги, реализовать себя в новой стране. Картины Рафката Ихангира снова и снова побеждали на больших выставках.
Творческий стиль художника совпадал со школой Сальвадора Дали. В Германии его поддержали сюрреалисты, теперь вот во Франции попал в их руки. Школа Дали была одной из самых сильных во Франции. Если бы судьба не связала его со стариком, наверное, он бы здесь не прижился. Сальвадор Дали –человек великодушный, говоря его словами, «большой души человек». Он всегда рад молодым, поддерживает эмигранта- художника…
Рафката Ихангира и из колледжа выгнали. Выпускники колледжа тогда защищали диплом.
– Работе Жоана Фильдини –высший балл! –объявила комиссия, когда в коридор вышел дипломник.
– Я против! –не согласился Рафкат Ихангир. – Главный недостаток молодого человека –не умеет передать цвета, и композиция расколота…
– Вы что? –вспылил председатель комиссии. – Или вы требуете от юноши шедевр? Шедевр, знаете ли, сами создавайте!
– Я требую от дипломника то, что рассмотрено в программе, месье! –Рафкат не отступал. – Зачем ставить высший балл, если он окончит колледж, не научившись передавать цвета?
– Нет, нет, я выражаю протест: Жоану Фельдини –самый высокий балл! –председатель не уступал.
– «Пятерки» не будет!
– Чингиз! –вышел из себя председатель, – здесь не Азия, а Франция! Не нравится, скатертью дорожка…
– Месье!
– Месье Рафкат, послушайте! –вмешался директор колледжа. – Зачем впустую шуметь? Я сам, например, Фильдини бы «пять» поставил!
– А я против! –Рафкат Ихангир не унимался. – Уж слишком неинтересно, слабая композиция. Не умеет пользоваться цветом, а техника –боже упаси!..
– Месье Рафкат! –директор колледжа повысил голос. – Не вздумайте навязывать свое мнение комиссии. Не нравится –я сегодня же расторгну наш кон тракт!
Как говорят русские, в чужой монастырь со своим уставом не ходят?! Здесь – Франция!
– Месье!.. Это несправедливо!
Директор колледжа даже бровью не повел.
– А законы искусства?..
– Это, знаете, кому рассказывайте –своим сюрреалистам! –директор ухмыльнулся. – Они вас поймут… Я вас на работу взял только по просьбе старого Дали.
Бедняга снова остался на улице. Одиночка, отрезанный от своей страны. Куда пойти, куда податься на чужбине? Художник озадачился. Посчитал оставшиеся деньги, посмотрел на вещи. Вернуться, что ли? Достать визу в посольстве…
В этот момент принесли письмо. Из Союза!
– От Майпаруаз… – прошептали губы художника.
«Рафкат-агай!
Что же было, когда я услышала, что вы не вернулись из Франции! Не знала, что и делать. Даже хотела броситься в Белую. Так тяжело было мне, Рафкат-агай, если бы вы знали. Я так долго вас ждала. Я ведь души в вас не чаяла. Теперь я пишу 95 Ринат Камал об этом не стыдясь. Между нами границы –и вы не сможете сердиться на меня.
Удастся ли нам вновь встретиться, Рафкат-агай?
Вы во Франции. Какая она? Встретила вас, раскрыв объятья? Таланты и там нужны, понимаю. Талант украшает каждую страну… Напишите обо всем, Рафкатагай.
А директора нашего училища Линника уволили. На собрании учителей было шумно. Учителя разделились на два лагеря: одни защищали Линника, другие обвиняли (и они были в большинстве). Те, кто давно точил зуб на него, обрадовались…
И органы, и высшие учреждения не дают Линнику житья.
Забыла сказать: уволили и министра культуры… Из-за вас мстят всем. А если вас поймают живым… Нет, нет, это просто ужасно: я не собираюсь вас винить или оправдывать. Удивляюсь… С одной стороны, вы изменник, а с другой… Я стараюсь вас понять.
Видела Линника. Лицо чёрное. Посмотрел на меня с ненавистью и прошел мимо. Наверное, слышал про нашу дружбу. Знаете, меня тоже вызывали в органы.
Такие задавали вопросы… И смех и грех. Но про это напишу в другом письме.
Сейчас не хочу вспоминать. Знаете, они про нас знают всё, как будто следовали за нами!
Я поступила на отделение художественной живописи института искусств, как вы и посоветовали. Может, ошиблась. Искусство, как вы говорите, обманчивый мираж, лотерея. Сколько судеб оно искалечило, сколько разрушило надежд. Человек искусства –это зайчонок, у которого глаза не открылись еще, телёнок, который не может найти вымя матери, лунатик, который ночами ходит наощупь, ночная бабочка, которая летит на огонь. А мечта нечестная губит человека.
Пишите про себя, Рафкат-агай. Буду успокаивать себя вашими письмами. Так хочу увидеть вас. Вы теперь какой? Изменились? Стали солидным? Пишите про всё. Буду ждать письма. В Башкортостане вас почти забыли, только среди студентов можно услышать ваше имя.
Привет от однокурсников. Все разлетелись кто куда. Птенцы, покинувшие свои гнезда. Вы тоже пропали, Рафкат-агай. Что осталось в Уфе, кроме нашей мастерской? Только она напоминает о вас и о наших вместе проведенных днях. В душе пустота, вместо сердца комок… До свидания, будьте живы-здоровы!
Ваша Майпаруаз. 28 октября, 197… год».
Страдает душа художника. Казалось, в Башкортостане не осталось никого. Сожалеть не о чем. Сейчас, получив письмо из родных краев, вспомнил мать. Она уехала с отчимом в Казахстан. Ради мужа забыла сына. В Башкортостане есть еще Линник, есть Майпаруаз, можно ночевать в общежитии или на вокзале.
Выставили из музея, выгнали из колледжа. Мастерской нет, гостиницы платные. В Париже никто не знает тебя, не жалеет, не защищает. Никто не понимает…
Жестокий чужой мир!
Сальвадор Дали порвал визу Рафката.
– Ты чего, с ума сошел? –от негодования старик дрожал.
– Что? –молодой художник сильно удивился.
– Что «что»? Хочешь сесть в тюрьму? –старик не успокаивался. – Уже в аэропорту тебе наденут наручники!
– Я… – Рафкат совсем потерялся.
– Я ли, ты ли, чёрт ли в бане! Сам же говоришь так! Поработай немного мозгами! Ты попросил убежище во Франции… А это по-вашему –предательство, измена стране! Таких в Союзе не прощают!
– Посижу пять лет, а так… я здесь никому не нужен!
– Подожди! Тебе Франция оказала большую помощь… – упрямый старик не останавливался. – Никому не расстилают ковровые дорожки, никому победу не подают на тарелочке… Успокойся! Через пять лет в тюрьме ты кем будешь? Пальцы кисть не смогут держать!.. Успокойся, найдем какой- нибудь выход.
Рафкат Ихангиров во сне разговаривал с Майпаруаз.
– Рафкат-агай… Я лишь хочу узнать, как ты, – девушка мягко обратилась к бывшему учителю. Тот же нежный голос, открытое лицо.
– Плохо. Даже не спрашивай… на чужбине, ты правильно говорила, никого не встречают с распростертыми объятиями, не ждут с блинами. Видать, мне счастье не улыбнулось. Первая выставка в Париже вскружила голову, но вскоре я убедился, что это просто игра. Квартиры нет, деньги –когда приходят, когда нет… Думал, в музее буду заниматься творчеством, но соотечественники подняли шум. За мною постоянно следят. Наши. Поэтому ни с кем не общаюсь, не порочу страну, не попрекаю. Живу в одиночестве…
Меня здесь считают азиатом. Нет возможности высказаться, отстаивать свои принципы. Я здесь бродяга. Франция никогда не будет считать меня своим. Перед Родиной я грешен, как ребенок, обидевший свою мать, опозоривший ее… Матери добрые, всё прощают ребенку… Я вернусь! Может, простят…
– Приди в себя, Рафкат-агай! Кто тебя простит? –Майпаруаз схватилась за голову. – Линника выгнали с работы, все считают тебя виноватым… Здесь ты изменник! Да, да, враг Родины! Отщепенец! Мерзавец! Говорят, тебя даже судили заочно. Если думаешь возвращаться, то приговор готов.
– Возвращаюсь, возвращаюсь!
– Не сможешь, даже если захочешь! Тебя сразу из аэропорта отправят в тюрьму!..
– Все равно вернусь!
– Рафкат-агай… – девушка разгорячилась.
– Хотя бы в этот раз послушай… – Дыхание девушки прервалось. – Ты остался во Франции, назад дороги нет! Нет, нет!
– Скучаю по Идели!..
– Раньше надо было думать…
– Нет терпения, нет! Здесь… – художник заплакал.
– Успокойтесь, Рафкат-агай!
– Хочу увидеть Уфу, деревню… Может, мама вернулась из Казахстана… Встретимся.
– Рафкат-агай, потерпи… Сам же оборвал все нити…
– Майпаруаз…
…Сальвадор Дали снова, как старик Тарауыл в сказке, пришел на помощь парню, остановившемуся на перепутье. Он оставил своё место в комитете по отбору произведений на выставку. Комитет выбирается на четыре года. Четыре года молодой художник будет спокоен, будет еда на столе, занятие по душе.

VII

Из богатого дома, что в предместье Ротшильдов, слышно фортепиано. Это сам хозяин, маркиз Ихангир, играет на рояле? Недавно художник купил себе такой титул. Но до сих пор одинок.
До сих пор работает с раннего утра до ночи, не выпускает из рук мольберт.
Он трудяга, не представляет другой жизни, а богатство вокруг него, роскошный дворец –только условия для творчества. Только фон.
Забыл жизнь в России. Не пугают его и большие налоги. Доход хороший, покрывает все расходы. Есть управляющий, много прислуги. Все идёт как по маслу.
Около дворца останавливается красивый лимузин, из которого выходит грациозный джентельмен.
– Передайте маркизу Ихангиру: его хочет видеть танцор Рудольф Нуреев.
Слуга исчезает. Вскоре открывается тяжелая дверь, навстречу к гостю шагает знаменитый французский художник, протягивая обе руки вперед, как настоящий башкир.
– Земляк, Рудольф!
– Художник!
– Идемте проходите! Шампанского?
– Спасибо, я люблю французское вино.
– Мы все любим французские вещи, Рудольф.
Танцор не отвечал.
– Да, Франция из нас людей сделала, Рудольф, – художник взволновался. – За Францию!
– Спасибо, художник.
– А я Вас в Риме видел. В Италии! С Марго Фонтейн! Да, да… С того времени Вы поселились в моём сердце, Рудольф. Я тогда еще в России жил. О Вас всякое говорили. Я всегда хотел встретиться.
– Вот и встретились. Познакомились.
– Спасибо за визит, Рудольф… Это почтение никогда не забуду!
– У нас, у башкир, со старшими будь почтителен, а с младшими…
– … почитаем будь, говорят. Молодец, не забыл!
– Вы старше меня, художник. А раз так…
Земляки рассмеялись, чокнулись.
– Бродяги! Бросив родину, пошли путешествовать по свету!
– Мы предатели, Рудольф!
–  Это старая рана… Я куплю у тебя несколько картин. Хочу иметь у себя произведения башкирского художника. Много картин! –танцор раскрыл ладони и широко раскинул руки.
Он осмотрел личную галерею художника.
– Ты выбрал только те картины, которые посвящены моему родному краю, Рудольф, – сказал Рафкат, словно сожалея. – Остальные, наверное, плохи?
– Художник, остальные пусть галереям, музеям останутся, а эти… – голос танцора дрогнул. – Я в Союз уже не вернусь. Уфу, сестер больше не увижу.
– Извини, Рудик…
– Не извиняйся. Наоборот, большое спасибо: буду смотреть на них и чувствовать себя, как на родине.
При следующей встрече художник показал земляку давнишнее письмо Майпаруаз:
«Рафкат-агай, получила ваше коротенькое письмо. Прыгала от радости! Я попрежнему работаю в музее Нестерова. Организовываем разные выставки, в основном русских авторов. Наш основной фонд составляют русские реалисты. Почему башкирские художники никак не могут стать известными? То ли условий нет, то ли таланта не хватает. Так и живем. Какие новости? У меня ничего нового, до сих пор не замужем.
Здесь о вас всякое говорят. Многие осуждают. Ихангиров родину продал, предатель, говорят. Что вы против Советского Союза и других настраиваете. От таких горьких слов я краснею до кончиков ушей. Конечно, в некоторых словах есть доля истины. Что ни говори, а Советская страна вас вырастила, знания дала, а вы плюнули на нее и бросили. Вы –неблагодарный ребёнок Родины. Разве нет заслуги Родины в достижении вами таких высот? Вы сбежали. Оставили родителей, друзей.
Они тоже испытывали трудности, но не отказались от Отечества! Родине ведь тоже нелегко было: сколько вой н, трудностей перенесла, все равно победителем вышла. Она пестовала вас, а вы…
Ладно, об этом всё. Главное, успешно творите, чтоб люди восторгались вами.
Пусть Франция восхищается детьми Башкирии. Вы –наша гордость, не забывайте это.
Говорят, в Париже и уфимец Рудольф Нуреев. Увидеть бы вас, странников, отделившихся от родины детей. Концерты Рудольфа часто бывают? Вы на них ходите? А как Рудольф танцует?
У нас о диссидентах почти не пишут, только в «Комсомолке» случайно прочитала, что Рудольф собирается переехать в Англию, что он «предатель Советской Родины».
Как живёте там, двое осиротевших детей Башкортостана? Скучаете по родине, блудные её сыновья?
Прощайте. Живы-здоровы будьте, твердо стойте на ногах в Париже, башкирские художники!»
– Башкирские художники? –переспросил Рудольф Нуреев, прервав тяжелое молчание.
– Так вот и написала.
– Какие же мы башкиры, – продолжил танцор. – Мы не французы, не башкиры, а оказавшиеся меж двух огней горемыки.
– Я о нас картину написал. «Гордые» называется. О том, как два башкира – танцор и художник, думают, что служат великому искусству вдали от родины…
– Ну и? –оживился танцор. – Покажешь?
– Нет, Рудик. Боюсь, она тебе не понравится.
Потом танцор с грустью вспоминал поездку в Уфу.
– Приехал, когда мать была на последнем издыхании. 1987 год. Я опьянел.
Так родная земля тянула к себе.
Рудольф, ласкаемый лучами солнца, свободно идет по Уфе. Солнце высоковысоко. Словно не зима, а тёплое лето. Снег переливается миллионами разноцветных огоньков, которые ослепляют. Хорошо в родном городе. Такой светлый безоблачный день. Потом он погас.
Маму похоронили на мусульманском кладбище. Все хлопоты легли на сестру.
Так и не смогли поговорить мать и сын. Он не был дома 26 лет. Бедная женщина, столько лет томившаяся в ожидании своего ненаглядного сына, не узнала его, потерявшего и совесть, и родину…
Рудольф был в городе как гость. Приставленных к нему людей в «чёрных плащах» он не замечал и сам старался выглядеть спокойным. Ради интереса пошёл в театр оперы и балета, где когда-то начинал работать. Здесь осталась его молодость. Навстречу вышел вахтер.
– Чего надо?
– Я Рудольф Нуреев, бывший танцор театра, хотел взглянуть…
– Нечего заглядывать.
– Я из-за рубежа, хотел посмотреть родной театр…
– Нечего!
– Я на минутку!
– Не велено!
Рафкат боится людей в «черных плащах». Как только он увидит человека в плаще, он теряется, оглядывается по сторонам. Для друзей- французов это кажется странным, они смеются.
– Ты что, парень, убегаешь от девушек? –всплескивают руками.
Рафкат не отвечает. Столько раз звонили неизвестные люди. Угрожали. Французы гнали его из своей страны, называя предателем. Несколько раз били его окна… Русские уговаривали вернуться в Союз, передавали приветы.
– Рафкат, меня выгнали с работы… – в глухом голосе на том конце трубки художник узнал Линника.
– Лазарь, извини…
– Не извиняйся, возвращайся… Если ты вернешься, меня возьмут на работу…
Моя семья голодает, работу не дают…
– Лазарь, приятель, в Союзе же нет безработицы…
– Ты испортил мою жизнь, разбил ее вдребезги…
– Лазарь, я могу отправить тебе деньги…
– Не нужно!
Связь оборвалась, после чего художник всю ночь не сомкнул глаз.
Самым ужасным был звонок матери. Художник схватился за голову: как её нашли? Или, может, это звонят из органов? Кто-то нарочно прикидывается его матерью? Если так подумать, голос матери…
– Сынок…
– Мама, это ты?
– Я, я, Рафкат. Вернулась из Казахстана, сейчас живу в Башкортостане. В Учалах…
– Мама, я по тебе соскучился, хочу увидеть…
– Я тоже, сынок… – мать давилась слезами. – Возвращайся, сынок, возвращайся! Плюнь на этот Париж! Чем быть на краю света…
– Мама, я не знаю… – художник захлебывался от слез.
– Вернись, сынок, вернись! Я жду…
– Ма-а-ма!
Связь снова оборвалась.
– Ма-а-ма-а!
Художник, кинув трубку, побежал к «отцу». Дали –его отец. Одинокий человек привыкает к каждому взрослому человеку, как слепой, ищет в нем отца.
Почему он стал так близок Сальвадору Дали? Друзья говорили, что Дали оценил его смелость. Русский эмигрант, который никому не подчиняется –это восхитило старого художника. Дали и сам не пытался скрыть это:
– Рафкат, в молодости я тоже был горячим. Никогда ни с чем не считался: что думал, то и делал. Словно Македонский, не развязываю узел, а беру его и сразу разрубаю. Из-за этого я так и не нашел себе места не только среди родни, но и в своей стране. Я оставил Испанию. Она не поняла моё творчество! Консерваторы! Я пытался показать, что сюрреализм открывает новую страницу искусства…
Прижился во Франции… Да… – старик от души рассмеялся.
Дали, смеясь с огромным удовольствием, ходил вокруг своего юного друга.
– Ты –тихоня, молчун, а я – разбитый барабан… Но ты смелее меня…
«Смелый» человек после разговора с матерью пришел к Дали.
– Что за ураган? –спросил старик.
– Мать звонила, сеньор… – Рафкат часто- часто дышал. – Велит вернуться на родину…
– Глупый! –Дали рассмеялся, – ты всё ещё не можешь избавиться от иллюзий…
Тебе же звонили чекисты!
– Это была мама, правда, она…
– Чекисты… Они тебя шантажируют!
– Что мне делать?
– Успокойся!
– Сеньор, они всё время звонят. Угрожают и на русском, и на французском…
– Сынок, выйдя в море, не поворачивай назад. Обратной дороги нет. Это равносильно смерти. Только вперёд… – Дали стал серьезным. – Это твоя судьба, а обратная дорога –всё равно, что свернуть с правильного пути!
Старик по-отцовски погладил его по голове:
– Ты теперь сын Вселенной. Ты раб моря, раб своего таланта; на роду тебе так написано. Я во Франции уже 30 лет. Видимо, здесь и помру; вместо меня останешься ты! У нас похожие судьбы, мы жили с тоской по Родине, но яростно творили. Поклонялись не стране, а творчеству. Если смогут, земляки простят. Если земляки проклянут нас, они проклянут и само искусство, к позорному столбу приставят и его. Не забывай, ты не виноват… Это искусство! Такова твоя судьба!
Художник снова достал письма Майпаруаз:
«Рафкат-агай, в прошлом письме я все твердила о политике. Потом пожалела, да… Чувствуя себя виноватой, долго раздумывала. Глупая девушка. Простите.
Я ведь все равно на вашей стороне, Рафкат-агай. Я всё равно за вас заступаюсь.
Я не люблю тех, кто кидает в вас камни… Да, иногда не понимая, я присоединяюсь к ним, но вскоре отделяюсь от толпы проклинающих. Вы люди творчества, а ведь творчество –это требование души. Наверное, есть вещи, которые нам, простым людям, не понять. Может, ради творчества надо выехать именно за границу.
Вы мучались в Уфе без квартиры, с маленькой зарплатой, не имели даже собственной мастерской, но Рудольф Нуреев танцевал в Кировском театре –ему чего не хватало? Разве он не мог стать мировой звездой в Ленинграде? И там работают великие таланты!
Спасибо за копию вашей картины «Воспоминание о Родине». Мы ее поместим в музее Нестерова. Конечно, в музее должны стоять оригиналы… Но вы правы… полотно предателя Родины так легко не пропустят…
Ладно, прощайте! Жду от вас писем, очень- очень по вас скучаю: Майпаруаз, 198… год».

VIII

Дом Рудольфа Нуреева мог бы стать государственной картинной галереей.
Сделанный из мрамора камин, на низком столике –статуя отдыхающего Аполлона.
По всей видимости, он кумир Рудольфа.
– Добро пожаловать, художник.
– Ты поставил мои картины рядом с картинами выдающихся художников.
– Да, Гойя, Сезанн, Тициан и … Ихангир… Они стоят на заслуженных местах, художник.
– Рудик, прости, я не смог быть на твоем бенефисе. В Мадриде в память знаменитого испанца Сальвадора Дали устроили большую выставку. Я не смог отказаться… Запоздалое признание мастерства маэстро…Дали –человек, заменивший мне отца, лидер сюрреалистов. Он был первым, кто заступился за меня, взял под своё крыло.
– Дали… бунтарь- авангардист? –танцор почесал затылок. – Сколько шуму в Париже наделал!..
– Он! –Художник оживился. – Но он более, чем авангардист, он –сюрреалист…
На выставке и я выступал.
– Вы счастливый, художник. Вы отражаете свои мысли и мечты, ваше творчество останется вечным, а мы, танцоры… Известность, слава –это лишь пена морская. Море успокаивается, а пена исчезает… как будто не было ни шума, ни волнений. Море вечно спокойное. Беспамятное оно, это море…
– Хочешь сказать, танец на бумаге нельзя изобразить?
– Да.
– А телевидение, кино… все партии можно снять на пленку!
– Кино, телевидение… – танцор задумался, – главное, чтобы меня знали в родном краю, художник. Франция –это Франция. Европа! Тут и кино, и телевидение сильны. А пока все это дойдет до нашего Урала…
– В Союзе нас забудут…
– Да, для земляков мы останемся безвестными, художник.
– Мы сами отказались от них, Рудик…
– Нет, художник, мы здесь вынужденно.
– Слушай, – сказал наконец художник, – я обдумываю одну картину… «Возвращение в прошлое» называется. Бродяга возвращается в свою страну. Дряхлый, обессиленный.
– С меня пиши! –рассмеялся танцор.
– Нет! Ты гордый. Это будет автопортрет.
Тут художник сунул руку в карман и показал вчетверо сложенный листок.
– Письмо? Из Башкортостана? Мая! –воскликнул танцор.
– Да, от преданной Маи… Слушай!
«Рафкат-агай, мне попались на глаза сведения о группе «Сары бия». Когдато в Уфе существовала такая группа. Её составляла талантливая башкирская молодежь. Особенно я заинтересовалась, когда встретила ваше имя. В свое время в Уфе вы пробовали писать в новом стиле. Уфа не оценила вас, она жила по-прежнему: без волнений и тревог… Консервативный город! Вы же стремились к новому.
Конечно, я не считаю всё новое прогрессивным. И все-таки группа «Сары бия» жизнь видела по-своему, не плыла по течению. Это уже само по себе мужество.
Конечно, можно говорить, что группа хотела открыть «моду», что члены группы вели аморальный образ жизни, увлекались пьянством… Первопроходцы иногда сбиваются с пути… Я надумала писать книгу о группе.
Очень по вас скучаю. Неужели совсем не можете приехать в Союз? Хоть одним глазком поглядеть на родные края? Вы признанный в мире художник, а Рудольф – великий балетмейстер. Для вас нет ни границ, ни языковых барьеров. Свободно ездите по странам Европы… Хоть бы раз увидеть вас и пожать ваши талантливые руки. Неужели вас не тянет Родина? Забыли Башкортостан, родной народ? Хоть между собой по-башкирски разговариваете?
Наверное, ваша душа зачерствела, вместо сердца камень. Как можно столько лет прожить на чужбине? Столько лет не видеть родной край, Уфу, Белую? Нет, ваше сердце и вправду окаменело. Думаете лишь о картинах, сцене… Национальная культура вас не интересует. Нас учили, что нет искусства без национального характера, народной самобытности.
Простите меня. Будьте здоровы. Ваша Майпаруаз. 199… год».

IX

Художник взялся за картину «Возвращение в прошлое». Герой картины решил вернуться на родину, прокладывает дорогу в прошлое… Это тема возвращения домой, к заветам предков.
Вдали на холме виднеется деревня. Путник спешит туда. Мечты его безграничны, но дорога длинна, цель далека.
Образ старой дороги –в центре. Она тянется через границы леса и луга. Кажется, что ей тысяча лет. Кто только не прошел по ней за это время, сколько горьких слез она впитала.
Странник, вероятно, был издалека и давно не был дома. Жестокая судьба разлучила его с родными краями и бросила на чужбине. После долгих странствий по свету бродяга возвращается. Силы его иссякли, за плечами котомка. Измученный, обессиленный, жалкий. В своем краю он не ждет ни покоя, ни даже наказания.
Даже тёплого взгляда не будет. Родной дом его, наверное, разрушен… Никто не пригласит его к столу, не подаст кумыса. Он возвращается, чтобы умереть. Кости должны лежать в родной земле. Это древний обычай.
Картина художника не похожа на другие его работы. Он только приступал к работе над ней, когда узнал о болезни Рудольфа.

* * *

Кабинет большой, шторы спущены, дневной свет в комнату не проникает. Рудольф Нуреев полулежит в мягком кресле, положив ноги на низенькую скамейку.
– Проходите, художник!
– Рудик, я слышал, ты приболел…
– Ерунда, – танцор через силу улыбнулся, – давай лучше поговорим о родине. Нам, неудачникам, потерявшим Родину, остается жить воспоминаниями. Что лучше: ссылка в Сибирь или на Запад?
– Рудик, ты раньше не считал Запад неволей. Наоборот, говорил, что Европа –это свобода.
– Европа –свобода… По-моему, художник, и в свободе есть рабство. Что это – свобода? Делай что хочешь, верно? Я хожу вверх ногами, я свободный человек.
Раб!.. Только раб, плюнув на Отчизну, ходит вверх ногами. Ни о чем не думая.
Свободный человек в конце концов становится рабом собственных чувств, стремлений, принципов. Защищая только свою свободу, он не считается со свободой других.
Танцор продолжал.
– Свободный человек любит лишь себя, для своей свободы жертвует свободой общества… Мы, художник, лелеяли лишь свои мечты, бросили родину. Мы махнули на нее рукой, а позднее и она нас позабыла. Сейчас, когда мы состарились, мы поворачиваем свой лик в ее сторону. Тоску по Родине ни славой, ни стремлением к исполнению мечты, ни свободой –ничем не утолить.
– Живем в рабстве тоски по Родине. Мы рабы западных вкусов, западных потребностей, культуры… Мы служили вкусам Европы, балетмейстер. В прошлое пути нет. Все мосты сожжены.
– Меня мучает душевная неволя. Сижу взаперти в этом прекрасном дворце.
Совершенно одинокий. Поклонников моего таланта пруд пруди, а вот тех, кто любит меня как Рудольфа, Рудика, как человека –раз, два…
– Рудик, что ты говоришь?
– Я отдален от всего мира. У меня нет ни страны, ни языка, даже национальности нет… Моей страной, моей национальностью стала сцена. Но сегодня рядом со мной нет родных, я не вижу родной земли, Уфу, Белую. Заболел страшной болезнью…
– Рудик, родной…
– Никому не нужен…
– Ты нужен искусству, Франции, балетмейстер. Парижскому театру!
– Пожалуйста, дослушай. Я должен открыть тебе истину! Я мужчина не такой, как ты. Когда меня зачали, Аллах что-то перепутал. О нас не принято говорить в обществе. Вокруг столько красивых женщин. Как бабочки вьются… Теряют от меня голову. Марина, Марго… Марина после концерта заводила в свою гримерку и целовала. А я не мог ничего с собой поделать.
– Нет, я не осуждаю тебя.
– Художник, ты взялся за ту свою картину? Путник…Пиши, брат, с моей натуры.
Сейчас я очень похож на этого путника.
Рафкат, чтобы спрятать свои слёзы, отвернулся в сторону.
– Художник, та девушка, Мая, пишет тебе?
– Недавно получил письмо, которое она отправила из больницы. Интересуется нашей жизнью, Рудик. Радуется, когда слышит о наших успехах.
– Ребёнок. Чистая душа.
– В Союзе только она не отреклась от меня, Рудик. Только она сумела простить.
Не бросает.
– Прекрасная девушка.
– Ни разу не вышла замуж. Глупая!
– Раба любви…
– Мы рабы свободы, а она…
– Нет, художник, она –символ любви. Джульетта!
– Да, – художник согласился. – Только я не смог стать Ромео.
Вернувшись от земляка, художник с усердием взялся за картину «Возвращение в прошлое».
Он работал вдохновенно, спешил, как будто готовил её к чему-то, хотел отдать на чей-то суд. Горячился, злился. Потом он понял, зачем так спешит: он спешит из-за него! В этом шумном Париже, кроме Рудольфа, кто у него есть? Он всегда делился тайнами с танцором, вместе они утешались воспоминаниями о родных местах. Художник испытывал горечь, думая о земляке.

X

Картина «Возвращение в прошлое» –это надежда. Может ли думать об этом сам художник? Есть ли у него право?
Должна же быть дорога в прошлое. Дерево не бывает без корней. Где его корни?
Кто его воспитал? Говорят, его творчество –венец нового искусства Франции. Он не родился во Франции, не вырос здесь. Как же он оказался на вершине французского искусства? Чтобы раскрыть эту тайну, ему нужно вернуться в прошлое.
В прошлом суть человека.
Он советский человек, представитель советского искусства. Для французского искусства его подготовила Россия. Его с нежностью взрастил Башкортостан. Он пил воду этого края, дышал его воздухом, босоногим бегал по земле. Он должен когда- нибудь вернуться и поклониться родной земле!
На картине изображены просторы родного края. Вот обычная дорога. Она связывает эпохи, таит в себе древние истории. Возможно, здесь был и дед Рафката –Ихангир. Он дал жизнь будущему художнику.
На переднем плане –бесконечные степи, сменяющиеся перелесками. Вдали –невысокие горы. Наверное, отроги Урала. Взгляд путника устремлен туда, он спешит вернуться домой. Жизнь искалечила путника. Только в преклонном возрасте он решился просить милости у родины.
Художник, а ты раскаялся?..
Рафкат Ихангир узнал страшную новость. Великий танцор Рудольф Нуреев в парижском театре оперы смотрел спектакль, лежа на диване. Он уже не мог ни ходить, ни сидеть.
Рафкат вспомнил, как уходил из этого мира его наставник Сальвадор Дали.
Людям и миру он оставил свою философию. Со смертью великого художника завершился серьезный этап в истории искусства Европы. Правительство Испании дало разрешение привезти его на родину. Большого художника народ в Париже провожал со слезами на глазах. Рафкат ехал с ним до самого Мадрида. На родине его встретило целое море людей. Страна наконец простила Дали, родная земля взяла в свои объятия.
В голове Рафката до сих пор звучат слова маэстро: «Люди, любите жизнь! Люди, будьте свободны, никогда не ограничивайте свободу друг друга. Чтобы не стали стеной между нами границы стран, строгие законы религий. Чтобы ничего не мешало стремлениям человека. Человек пришел на землю, чтобы свободно дышать и ходить по земле. Пусть он идёт по миру без всяких препятствий, живёт в своё удовольствие, пусть его душа будет спокойна. В этой короткой жизни уважайте друг друга. Любите, люди!»
В столице Франции угасает звезда балета. Неужели верный друг тебя покинет, художник? Рафкат Ихангиров спешит к нему.
Не успел! Кажется, что-то оборвалось внутри Рафката.
Не сойдешь ли ты с ума, художник? Один, на чужой земле…

ХI

«Рафкат-агай, в страну пришла весть о смерти Рудольфа. Прервалась великая судьба.
Знаете, Линник приехал ко мне в больницу. Цветы принёс. Я озадачена… Такто мы с ним здороваемся, а тут –сразу в палату.
Его сейчас снова назначили директором училища. Строят новое общежитие.
Линник, смеясь, говорит, что будет там ночевать. Работу он любит: человек на своем месте. Спрашивает о тебе (я как-то упомянула о нашей с тобой переписке).
Вопросов у него много набралось. Видимо, смерть великого балетмейстера очень поразила. Он задумался и о твоей судьбе.
А что я-то о вас знаю? Я, запертая в клетке бессильная птица, снова попала в больницу. Потеря Рудольфа наверняка для вас тяжела.
Рафкат-агай, неужели хотя бы раз не увидимся? После смерти Рудольфа не собираетесь возвращаться в страну? Может, решитесь? Мы же должны еще раз встретиться на этом белом свете?! Знали бы, как нужны мне.
Сердце замирает от мысли, что больше вас не увижу, далекий мой родной человек… Почему Господь к нам немилостив –дороги наши развел? Я всегда стремлюсь к вам… Дойду ли до вас? Считаете ли вы меня близким человеком?
Извините меня, не могу остановиться: пишу, так душа успокаивается. Да, если есть в мире понимающий тебя человек –это большое счастье. Я счастлива быть вашим другом, Рафкат-агай.
В этом мире есть человек, который вас понимает и любит. Он вас знает, ждёт, каждый день думает о вас. Видит вас во сне, живет вами. Не забывайте его. До свидания.
Ваша Майпаруаз.
Уфа. Февраль, 1993 год».
У художника защемило сердце. Далекий верный друг заболел! Когда человек жив-здоров, о нём не задумываешься, а как случится горе, становится страшно.
Майпаруаз –верный друг, который связывает с родиной. Разве Майпаруаз не могла быть ему женой? Она всегда о нём думала, не вышла замуж. Ждет сбежавшего художника!
Рафкат сам не свой. Всё зря! В жизни его не было ни одной женщины! Кто проклял его? Или когда-то Иблис подсунул его матери своего ребенка? Убегал от красавиц. Вместо любви, вместо жизни –картины… Стремясь показать красоту, не знал настоящий жизни. Страну –на мечту, любовь –на искусство. Спутал понятия и ценности. Всё его творчество не сама красота, только тень красоты!
– О Господи! –несчастный вздевает руки к небу.
Он победил, стал богатым и авторитетным. Свой замок, своя мастерская. Министры здороваются первыми, красивые и влиятельные баронессы вьются вокруг него. Стал видным деятелем искусства Франции, а все еще бродяга…
Художник не в духе. Вот его последняя работа –картина «Возвращение в прошлое». Заняла почти всю стену. Итог труда последних лет. Даже не закончил… Пока Рудик был рядом, на что-то надеялся, а сейчас… Руки опускаются.
Если он закончит «Возвращение в прошлое», то почувствует, что вернулся на родину, достиг цели: увидел страну счастливого детства, прикоснулся к камням Урала.
Если он её закончит… Это будет шедевром! На радость землякам! Наверное, они простили бы его… Да, они бы поняли, как он тосковал … Слезы бы навернулись на их глазах…
Горькие думы одолевают художника. Далёк и труден путь в прошлое. Художник в последней работе пишет свою судьбу. Хотя бы в мыслях хочет пройти по этой дороге. Сможет ли?
Москва не выдала визу! Отказ Москвы разбил вдребезги все надежды. Разум художника помутился. Он –бездомный пес. Он –художник без страны. Никогда не увидит больше Родину! Обрёл творчество, потерял страну. Такова его участь!
Линник прислал телеграмму.
«Майпаруаз лежит в больнице. Она при смерти… Это она попросила меня дать тебе телеграмму. Говорит, что хочет увидеть тебя в последний раз. Сам понимаешь ситуацию. Приезжай, если сможешь! Твой Линник».
Художник бился, как рыба в сетях. Кинулся к друзьям, обратился в министерство культуры. Министр поообещал и исчез. Бесценное время упущено!
Художник обезумел. Он не знал о визите министра к главе государства, который по дипломатическим каналам вышел на руководство России. Сначала вроде согласились. Однако, когда выяснилось, что Рафкат Ихангир –земляк Рудольфа Нуреева, да еще они в Париже дружили, – отказали. Дескать, нам не нужен «второй Нуреев»!
Между тем опять телеграмма…
«Рафкат, приезжай на похороны М.Д.».
Художник ничего не видел. Как слепая курица, нащупывал пуговицы, ботинки, трость. Еле нашел ручки дверей, с трудом поднялся по высокой мраморной лестнице министерства. Чиновники были услужливы, министр принял без проволочек… Взглянув на телеграмму, предложил художнику присесть, сам надолго куда-то пропал. Вернулся, снова ушел –художник с тревогой ждал. Словно целая вечность прошла.
Министр снова в дверях…
– Мосье Ихангир, я был у премьера… Мы поставили на ноги всё правительство, подключили все дипломатические каналы –Москва отказывает!
Мир опрокинулся: стены раздвинулись, окна –вдребезги, столы перевернулись… и художник куда-то провалился.

ХII

После возвращения из больницы, куда он попал прямиком из министерства, художник не выходил из мастерской. Осталась в жизни художника одна-единственная радость –вино. Он не бросит это наслаждение! Всё смешалось: день и ночь, радость и горе, слава и поражение. Всё стало безразлично. Даже на сороковины Рудика не пошёл.
Ночью он смотрел на картину «Возвращение в прошлое», и ему стало казаться, что он идёт по той дороге. Нужно было дойти до родных земель, обнять дорогую Майпаруаз… Может, найти и мать. Художник не знал, жива ли она, связь с ней оборвалась. Он обязательно должен был возвратиться, хоть раз увидеть близких, в последний раз поклониться родной земле!
Вот и страна необъятных гор. Перед ним вдруг появился старик и малыш…
Откуда? Вокруг степь, слышится знакомая мелодия. Это его дед Ихангир играет на курае. А малыш –он сам? Скалы, как горбы на спине верблюда. На них старик и дитя поют хвалу Уралу. Да это же картина «Песнь Уралу»! Одно из самых удачных полотен художника.
Постепенно страна гор погрузилась в вечернее марево, исчез старик и мальчик. Вместо них появились маленькие человечки. Заняли всю стену, точно целая орда! Нарисованные лилипуты против художника, своего хозяина! Вооруженное саблями и пиками вой ско льется потоком. Художник отступает.
– Стой! –кричат человечки. – Мы твои дети! Стой, мы хотим тебя проучить!
– Ты нас рассеял по всему миру! –у художника заложило уши.
Упал художник. Его, как Гулливера, облепили лилипуты. Пинают, бьют по бокам, пиками тычут в голову. Художник задыхается в муравейнике: вертит головой, машет руками и ногами.
– Ты беглый художник!
– А-а! –художник прячет лицо. Откидываясь, ударяется об угол дивана… Стонет. В комнате полная темнота. Душно и боязно. Пытается позвать мальчика- слугу, голоса нет.
В мастерской включают свет. Художник вскакивает, мечется между картинами, бросает их, топчет ногами.
Через некоторое время к дому великого художника Рафката Ихангира подъехала машина скорой помощи. Обезумевшего мастера отправляют в парижскую психиатрическую больницу.
Тело художника валяется на жесткой койке, а душа где-то бродит. Перед глазами как кадры проходят бесчисленные картины.

XIII

…Из министерства культуры велели готовиться к путешествию: выставка картин сюрреалиста Рафката Ихангира едет в Москву!
Выставка прошла и на родине художника, в Уфе. Давний друг Линник, директор училища искусств, сам её организовал. Павильоны постоянно были полны людей.
Линник рад, уфимцы соскучились по творчеству Рафката Ихангира.
– Линник –молодец, хоть раз увидели живого художника, своего земляка.
Московская выставка не планировала ехать в Уфу. Он ходил, он добивался … – говорили люди.
Делегация из Франции торопилась, нужно было заехать еще в несколько городов. И тут в республиканском министерстве начали слезно умолять:
– Посетите город горняков в Зауралье! Там очень ждут, так просили, звонят каждый день! Пожалуйста! Этот город близко к вашим родным местам, народ ждет вас, не отказывайте.
В городе горняков выставку организовали во дворце культуры. Пробиться к ней было трудно. Площадь постоянно наполнялась людьми с транспарантами: «Мы приветствуем художника- земляка!», «Слава знаменитому Рафкату Ихангиру!»
У художника кружилась голова. Он стоял в середине большого зала как окаменевший. Подходили какие-то люди, благодарили, жали ему руки.
Вот ведущий объявил:
– Выступает Юзум Билалова, директор городской художественной школы. Это она добилась организации этой выставки.
К микрофону подошла солидная женщина в белом платье. Зал замер. Художник прозрел, прошла глухота. Да это же его однокурсница, откуда она появилась?
Откуда?..
Потом Юзум рассказала о своей жизни. Окончив институт, приехала в этот город, вышла замуж, устроилась в художественную школу… Когда в Уфу приехала выставка французской живописи, у Юзум сердце вздрогнуло.
Торжественная часть продолжается. Художник словно никого не видит, никого не слышит. На сцену приглашают искусствоведа из Уфы, посвятившего всю свою жизнь анализу его творчества. Рафкат узнаёт своего давнего друга, Майпаруаз.
– Картины художника выражают глубокие переживания автора. Смотришь на них и будто возвращаешься в прошлое.
Художник, слушая мелодичный голос Майпаруаз, не сводит глаз с Юзум… Для художника она нисколько не изменилась. Он видит молодую девушку, любящую танцевать. Юзум улыбается ему. Будто снова вернулись счастливые студенческие дни.
– Как здоровье, Рафкат?
– Всё хорошо.
– А я старею, – улыбнулась Юзум.
– Неправда. Ты будто только что кружилась в вальсе.
– Душа не стареет, – женщина вытолкнула вперед мальчика. – Это мой сын – Рафкат…
– Как? –удивился художник. – Ты дала ему мое имя, Юзум?
– Да. Прости меня, если можешь… – женщина закрыла лицо.
– Не надо… – художник тоже плакал.
Тут у художника все спуталось в голове: Юзум и Майпаруаз будто слились в единое целое, приняли один облик.
Людская волна, как щепку, завлекла художника в свой водоворот. Он очутился на улице. А Юзум- Майпаруаз осталась там, внутри, держа за руку сына. Художник сел в машину. До свидания, город горняков, прощайте, родные места!
– Раф-ка-ат!
Художник оглянулся. Пробиваясь через толпу, бежит она. Все тот же грациозный стан, белое платье развевается по ветру. Она! И длинные красивые волосы распущены по плечам… Против ветра, за своей мечтой рвётся она вперед.
– Раф-ка-ат!..
Всё та же красавица! Остановив машину, художник бросился к ней навстречу.
Спустя столько лет и преград, они снова стремятся друг к другу.
Парень и девушка растаяли в объятьях друг друга.
Прощай, мой город на Урале, прощай, моя дорогая!

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Спустя три года известный на весь мир художник Рафкат Ихангир вышел из психиатрической клиники. Он сразу направился в Российское посольство, чтобы просить о возвращении в Россию, в Башкортостан…

Опубликовано в Бельские просторы №7, 2020