Поэзия

ОСТРОВ РОСОВ Попробуй остров оторвать от ойкумены, получишь орден воскресающих внутри, прозрачно призрачных как росы от росы. Не готы, скифы, не сарматы – росы, их

Старуха и рыбка Август стоит в зените, море глядит сурово. Сучит старуха нити, ждёт старика с уловом. Тучами даль сокрыта, ветер солёный свищет, падает тень

ОРАНЖЕВАЯ КЕПКА Идёт на море шторм, а я всего лишь щепка. Волна то бросит вниз, то на берег швырнёт. А рядом, как фрегат, оранжевая кепка, Не

Дмитрий Бураго – прежде всего поэт. Но он, конечно же, литератор широкого охвата – филолог, преподаватель, редактор, организатор литературных мероприятий и прочего. Что касается его

«Для современного литератора Ефимов странноват. Ефимов сделал давным давно доказательной нынешнюю почти всеобщую догадку о том, что современная поэтика определяется, прежде всего, интонационным богатством и

*  *  * А если завтра снег, закрой глаза – осенний сад на солнечные пятна рассыплется. Останется слеза, как музыка, светла и непонятна. Подумаешь о

СОВСЕМ ПРОСТОЙ СТИШОК Когда бы судьба, господа, сложилась иначе… Я мог стать учителем, да, актёром – тем паче. Работал бы я на износ на сцене

*** Иногда в этом воздухе ложно-весеннем намечаются волны — изгибы — ступени, и по ним неожиданно просто струятся леера… поднимаешься в мир вариаций и прозрений

*** Кирпичный старый жизни коридор, Прихваченный раствором на слезах, Где окна ограничили простор, Как вытертые шоры на глазах. И подтекает старая вода, И плесень разукрасила

ШАББАТСКАЯ ПЛЯСОВАЯ Гляньте — на Ави новый пиджак, приглажена шевелюра, Чист и светел сам, не иначе ангелами зализан! Похрустывают в его карманах новенькие купюры, Трепещется в кулаке

*** Странный народ старики. Что мне в грядущем ответе: Живы ли вы, Ткачуки, Дяди Серёжины дети? Стыдно – не помню имён. Впрочем, чего тут стыдиться:

–– иероглиф моего имени начертан неизвестно кем Иероглиф моего имени ничего не означает Иероглиф моего имени после начертания тотчас же исчезает –– хотел начать что-то

* * * День наступал. Почти в смятенье Теряли звёзды жизни тонус. Капель, дрожа от напряженья, Овал вытягивала в конус. Таились тени в каждой нише,

*** Тело в бане отдохнуло, А душа болит. Тело в водке утонуло, А душа горит. Тело двигало лопатой, А душа – пером. Простыня под телом

МУЗЕЙ ВРЕМЕНИ Странный дом: ни окон, ни дверей, Кирпичом замурованы ниши. А вокруг ни людей, ни зверей – Только кот, будто сторож, на крыше. Охраняет

В эфире Я взял молчанье, тишину в эфире, Теперь меня не слышно никому. Спокойно посижу в своей квартире, Смирение дано мне одному. В сети воюют

*** Хозяин я своим скорбям И радостям – отец. Внутри ношу и склеп, и храм – Начало и конец. И если стану унывать, Утешусь тем

>>> виделись нечасто пару раз в год когда уже совсем было бы глупо кивали друг другу на улице почти не замедляя шаг даже пили чай

*** странные эти слова грядушка амбар вехотка выткались паутиной ласточкиным крылом сколько прошло но так же памятливо и строго время и пыль вжались в следы

* * * минотавр давно убит жертвы квиты есть другие у судьбы лабиринты ночью выйди — посмотри ясно тихо спит спокойно остров крит нету психа

*  *  * Мы живём, как будто бессмертны и «жизнь взаймы» – это опция, что доступна всегда и всюду. Говорила мама: «Синицу в руке зажми…

Из детства И землю напоил водой, И побежал по скатам Весенний дождик молодой Вслед за грозы раскатом. Малыш бежит по луже Весь в радуге из

* * * Иди сюда, садись, бери вина. Мы сами выбираем времена. Привязанность, витальная потребность – У человека всё как у людей, Но ты не

* * * лицом к стене, а за спиною – тьма, неведомая комната чужая, и как же трудно не сойти с ума, в застенное пространство