У подножия могучей сопки, заросшей кедровой тайгой, приклеилась маленькая охотничья зимушка. На фоне огромных деревьев она была похожа на большую шишку, упавшую поздней осенью в снег.
Начало зимы — горячая пора для охотника-промысловика. Капканы на соболя уже раскиданы, мясо и для себя, и на приманку добыто. На лабазе стройными рядами уложены ленки, пара тайменей, припасён мешок хариусов. Другие продукты на долгие три месяца промысла завезены ещё по осени на лодке-ульмаге.
В такое время главное — не лениться и проверять капканы, расставленные по путикам, проложенным ещё отцом. Каждый год путики-дорожки надо чистить от ветровала, подновлять затёски — путеводные маячки на деревьях. По путику в любое время дня и ночи можно добраться до своего убежища. Здесь всегда под рукой заранее припасённая сухая стружка-разжига или кусочек пня-смоляка, и замёрзший охотник легко и быстро растопит печурку и согреется. На плиту сразу ставится большой армейский чайник, чтобы восполнить потери энергии и большого количества жидкости, которые теряет промысловик, выполняя свою трудную и опасную работу. Чаепитие, приготовление еды, зарядка патронов и починка снаряжения затягивались до поздней ночи, и огонёк свечки или керосиновой лампы долго не гас на просторах тайги. Так было и сейчас на берегу могучего Бикина — дальневосточной Амазонки, давшей приют народам удэге и нанай, великим охотникам и рыболовам.
Дальний путик протянулся в самую вершину ключа. С утра обойдя капканы, Василий снял четырёх седых белок и пару молодых собольков с лёгкой бусинкой в светлом мехе, а на обратном пути решил пробежать по сопке в надежде подсечь свежий след соболя и взять его гоном. К сожалению, собак у Василия не было, вернее, совсем недавно они ещё были, но осенью на корнёвке тигр убил его очередного четвероногого помощника, почти из-под ног утащив молодого кобелька-лайкоида. Хорошие собаки в этой тигриной тайге долго не жили. Василий уже потерял счёт погибшим псам, но зла на тигров не таил — у каждого своя добыча.
Снег был по щиколотку — в самый раз для погони за соболем.
Поднялся по распадку к самой его вершине и нашёл свежие крупные отпечатки лапок ценного зверька. «Похоже, взрослый кот!» Определив направление, быстрым шагом, переходящим в бег, начал погоню.
Василий подрезал след, вглядываясь в его хитросплетения, которые вели обратно к избушке. Вышел в пойму ключа и снова пересёк свой путик. И вдруг на тропе, по которой удэгеец прошёл всего часа четыре назад, чётко отпечатался след тигра. Вообще-то полосатые здесь не редкость, и их следы часто встречались на участке, но на глаза они не попадались, и Василий тоже не очень-то стремился к встрече с грозным хищником.
След тигра был необычный, это сразу бросилось в глаза. Зверь явно хромал на одну лапу, о чём говорила борозда между отпечатками. «Нехорошо это, даже плохо,— подумал Василий.— Раненый или больной тигр — большая беда». Он всегда помнил слова стариков-охотников:
«Увидишь тигра — увидишь свою смерть». Простая формула — суровая правда жизни. Нормальный здоровый хищник избегает человека, а вот встреча с раненым или больным тигром всегда несёт угрозу. Его отец и дед, которые всю жизнь охотились в тайге бок о бок с тигром, видели «хозяина», как они почтительно называли тигра, крайне редко.
Соболя удалось загнать в поваленное дерево лишь на исходе дня. Эх, не хватило какого-нибудь часа, чтобы достать зверька из дуплистого тиса! Было слышно, как тот потихоньку сердито урчал, когда охотник начинал царапать древесину ножом. Обставив дерево капканами на возможных местах выхода соболя и заткнув крупные отверстия обломками веток, он уже затемно двинулся к избушке. Ночь освещалась ранней луной, и найти путик не составило труда. Василий не боялся тайги ни днём, ни ночью, мог заночевать у костра хоть летом, хоть зимой. Тайга была его домом, и он знал в нём всё или почти всё.
В лесу он боялся только людей — они порой были опаснее хищников.
Недалеко от зимовья, обходя упавшую огромную липу, Василий почувствовал странный запах и невольно вздрогнул. На тропе под неярким светом луны охотник снова увидел отпечатки лап тигра.
С опаской оглянувшись, он присел на корточки и провёл рукой по следу. Снег на кромке тигриной пятки был мягким и не смёрзшимся, несмотря на двадцатиградусный мороз. Свежий! До спасительной избушки оставалось каких-то триста метров. Перекинув ремень «белки» на плече, охотник осторожно двинулся дальше.
Он вдруг почувствовал, что затаившийся где-то глубоко в подсознании страх начал выползать наружу и нашёптывать охотнику свой сценарий: «Вот сейчас возле зимовья, прямиком за поленницей, лежит тигр и ждёт тебя, чтобы сожрать!» Василий чуть не рассмеялся от этих дурацких мыслей. На сердце полегчало. В ста метрах от избы след тигра повернул к сопке. «Вот и ладно. Обошёл стороной — значит, уйдёт за ночь». Он снял ружьё и повесил его на дежурный гвоздик снаружи зимовья, чтобы лишний раз не чистить отпотевающий в тепле избы металл, обстучал пихтовым веником олочи и открыл дверь.
Жилище встретило его теплом и запахом испечённых накануне лепёшек. Чайник — на печку, добычу — на верёвочку для оттаивания и снятия дорогой шкурки. Щелчок приёмника — и заморская мелодия уносит Василия далеко-далеко от этого заснеженного, забытого Богом места. Все тяготы дня отступают, и тёплая нега окутывает охотника.
Голова так и клонится к подушке. Но спать нельзя, иначе придётся всю работу делать среди ночи. Удэгеец достал кусок кабаньего мяса, заботливо занесённого с мороза в зимовье ещё утром, и начал готовить ужин.
Многим таёжным навыкам он был обязан отцу, с которым проохотился, почитай, всю жизнь. Но в этом году батюшка не смог пойти на промысел. Хорошие охотники, как и хорошие рабочие собаки, быстро изнашиваются, и в свои шестьдесят пять отец Василия имел полный набор хронических болезней, каждая из которых могла легко вывести старого охотника из строя. Обузой сыну в тайге он быть не хотел, как тот его ни упрашивал — не согласился. Впрочем, Василий часто оставался в лесу один, и одиночество его не особо тяготило.
Обжаренная с луком мелко порезанная кабанятина была отправлена в кастрюлю, где уже булькали морковка, пара картофелин и горсть вермишели. Заправка дюйцехазой, особой удэгейской острой приправой, ещё десять минут на гудящей печке — и нехитрая снедь готова.
Тарелка супа, чай, половинка лепёшки — вот и весь ужин охотника-промысловика. «Сытно, дёшево и сердито. Жаль, собаки нет»,— посетовал он, выбрасывая косточки и смахивая крошки со стола.
«Всё, спать. Завтра проверить капканы у дуплистого тиса, ловушки на норку и выдру на береговом путике, в долине на островах поискать мясо. А ежели повезёт добыть — всё сложить на лабаз, чтобы к Новому году вывезти мясо в деревню на сдачу в промхоз, семье на пропитание, да и родню угостить. Всё! Спать!» Задутый светильник забросил в избушку запах авиационного керосина, который использовали охотники в лампах-лампадках. Дрова в печке тихонько и умиротворённо шипели, отдавая тепло человеческому жилью. Луна желтела, как бубен их деревенского шамана, освещая зимнюю стылую тайгу.
Тишину ночи нарушал лишь звонкий треск льда, укрывающего реку до весны толстым одеялом.
И вдруг откуда-то из самого тёмного угла ночи — тревога! Когда ты долго в тайге, порой чувствуешь то, что другим неведомо. Шестое чувство. А может, седьмое или восьмое? Вот и сейчас… Тревога!
Василий открыл глаза в тот момент, когда тень уже прошла мимо низкого оконца. Но тень была?! Сердце невольно отстучало лёгкую тахикардию. Нет, показалось, но слух невольно стал различать все изъяны лунной ночи. Вот как будто что-то хрустнуло снаружи, кто-то осторожно подошёл к поленнице и уронил ветку. Как будто чей-то тяжёлый вздох. Да нет! Это же всё забавы огня и смолистых дров в печке. «Спать. Спать! Завтра трудный день».
Охотник, как кабан зимой, встаёт поздно. Утром холодно, и много энергии тратится на согревание. Вот он и спит в тёплом гайне до обеда, а как потеплеет — идёт искать еду. Так учил его отец, и привычка оставаться подольше в постели прижилась и у Василия. Было уже десять часов, когда он вышел за дровами. Свежая сантиметровая пороша лежала на крыльце. Подойдя к поленнице, он не поверил глазам. На снегу — следы тигра! Он невольно оглянулся — они везде: вокруг зимовья, на тропинке к реке, у приземистого окошка — здесь зверь долго стоял, будто пытался рассмотреть происходящее внутри, след протаял почти до земли. Значит, это был не сон, все звуки и ощущения были правдой? Тигр где-то рядом?! Василий попятился к двери, осматривая дальние подступы к избе. На ровном снежном покрывале борозда следов уходит к поваленному ильму на берегу реки. Интуиция подсказала: зверь там. Взгляд охотника впивается в детали. Вон с ветки сброшен снег, синичка-гаичка, подлетевшая было к дереву, шарахнулась в сторону. А там что-то темнеет среди нагромождения веток! Рука потянулась к ружью, висевшему перед входом…
Василий забежал за дверь и первым делом по привычке положил ружьё под одеяло, чтобы не отпотело. Почему-то захотелось закрыться на засов, но задвижки не было. Закрываться в дремучей тайге было не принято, да и не от кого. К двери был привязан шнурок, чтобы сильнее прижимать её в зимнюю стужу. Обмотал шнурок вокруг гвоздя, хоть и понимал, что для тигра это не препятствие, но на сердце полегчало.
«Что делать? Что делать? Был бы рядом отец — он всё знает».
Прошло полчаса. Снаружи тихо, только подлетевшая сорока вдруг вертикально взлетела и с громким стрекотанием унеслась восвояси.
Стайка ворон, как обычно, в надежде чем-нибудь поживиться после его ухода на путик, скромно ожидала на высокой чозении посреди островка напротив. Поваленное дерево, за которым мог притаиться тигр, из окна не было видно. Василий решил разведать обстановку.
Взял ружьё, проверил патрончики в стволах, развязал верёвочку и осторожно выглянул наружу. Солнце почти в зените. Короткий зимний день в полном разгаре. Эх, самое время для охоты! «А там ли он? В нагромождениях веток вроде ничего нет. Может, пальнуть?»
Охотник взвёл курок «белки», перевёл флажок на выстрел из гладкого ствола, поднял ружьё вверх и нажал на спусковой крючок.
Ба-аба-ах! Громкое эхо разнеслось по долине Бикина. С куста напротив ссыпался морозный иней, и вороны с гаем сорвались с веток. И, как что-то нереальное, из-за поваленного дерева появилась голова тигра. Чёрно-бело-рыжее пятно посреди белой скатерти поляны смотрелось ярким таёжным цветком. Уши, глаза, усы! Василий рассматривал зверя — так близко видеть могучего повелителя тайги ему никогда не доводилось. Казалась, зверь был спокоен и взглядом как будто спрашивал: «Чего стрелял-то? Здесь я, здесь!» И исчез так же, как мираж.
«Это было или не было?» Василий заскочил в избушку и стал сооружать запор на дверь. Под рукой были топор, гвозди и полено — всё, что нужно для нехитрого приспособления. Прибив его, проверил крепость сооружения, изо всех сил дёрнув. «Держит! Но сколько может длиться осада? Выстрелов хищник явно не боится, а чем ещё его можно отпугнуть? Криком? Огнём? Вряд ли. Хорошо хоть запас дров есть в прихожей, а не только в поленнице». Осторожно приоткрыв дверь, Василий стал всматриваться в силуэт поваленного дерева, но тигра не видел. Взгляд скользнул в сторону. Не может быть! Вот же он посреди поляны! Стоит, не прячась, как постамент на фоне сопки, и смотрит прямо в глаза! Опытный взгляд охотника продолжает цеплять детали: зверь тяжело дышит, спина провисла, худой — живот подтянуло к позвоночнику. И ещё — задние лапы подогнуты, как у овчарки. На гачах — смёрзшимися комочками снег. Тигр неподвижен и кажется спокойным, только кончик хвоста нервно подрагивает. Главную деталь заметил в последнюю очередь: на задней ноге ближе к животу — огромное, похожее на опухоль пятно. Из него сочится красноватая жидкость, намерзая сосулькой на тусклой шкуре. Так он подранок! Василий тихо прикрыл дверь. Сел на нары. Нет, с таким делом без чая не разобраться. Налил в кружку крепкого напитка, задумался.
Тигра в его роду всегда почитали. Считалось, что это божество, которое повелевает судьбами всех людей и зверей. Он мог быть злым и коварным, как окзо — чёрт: такого тигра называли амбой. Был и другой тигр — ван, хозяин тайги и гор. Ему и молились удэгейцы и нанайцы. Мало кто на Бикине мог поднять руку на вана. Разве что…
Василия сразила догадка. Километров двадцать ниже по течению Бикина стоял охотник из их деревни. Многие его недолюбливали за беспробудное пьянство, за непорядочность и вороватость. Как-то раз он хвалился в конторе госпромхоза, как он ловко разбирается с тиграми. «А я его бью по животу с мелкашки. Он думает, что его укусила пчела, и не бросается на стрелка после выстрела. Уходит подыхать. А зачем мне конкурент? Самому мало. Вон, кабана в пойме днём с огнём не сыщешь». И сейчас, видя раненного в живот тигра, Василий понял, что это дело рук этого подонка.
Вечерело и подмораживало. Термометр за окошком показывал минус двадцать пять. «Каково же сейчас раненому голодному тигру? — с тревогой думал Василий.— Мяса бы ему дать, но оно на лабазе. Да и не сможет есть, наверное, ежели кишки прострелены. Если такая серьёзная рана, то это конец. Не выживет. Жаль, красивый зверь.
Похоже, молодой самец. Но что делать-то?» Охотник с тоской глядел на лунные тени деревьев за окном, пытаясь найти ответ на вопрос.
Наступила тревожная ночь. Перекусил остатками лепёшки — есть не хотелось. Подбросив дров, забрался на нары, на всякий случай положил рядом ружьё. Уснул, но это был не сон, а какое-то забытьё.
Всё время мерещились звуки, что-то скрипело и вздыхало. Шорох мыши в углу казался грохотом взлетающего вертолёта. Василий проснулся резко, чётко понимая, где он и что его окружает. Лунные тени сместились. Было около трёх ночи. На него сквозь низкое оконце избушки смотрел тигр. Видно было, как топорщатся и шевелятся его длинные белые усы и блестят клыки. Он как будто что-то ему говорил. Ему причудилась фраза: «Убей меня, убей меня!» Хруст снега и отчётливые шаги хромающего зверя. «Господи, как страшно! Но это происходит прямо здесь, со мной, и прямо сейчас!»
Проснулся Василий рано. Было тревожно. Где тигр? Погода портилась, за окном дул сильный восточный ветер. По небу неслись низкие, наполненные снежными бомбами тучи. Сильно потеплело.
Ого! На термометре за окошком минус пять. Будет серьёзный снег.
Надев шапку, Василий отодвинул засов на двери. Взглянул туда, где вчера стоял зверь. Вот он! Там же, только лежит. Голова животного покоилась на мощных передних лапах, задние были неловко подвёрнуты. «Болит живот-то,— подумал охотник.— Да жив ли?» Тигр приоткрыл глаза, не поднимая головы. «Эх, совсем, видно, тяжело зверюге. К ветеринару бы тебя. А я чем помогу?» И вдруг он вспомнил ночной кошмар и страшную просьбу: «Убей меня!» Дрожь пробрала Василия до самых пяток, и явно не от холода.
Упали первые снежинки. Их сразу сдуло порывистым метельным ветром. К обеду снег и ветер разошлись. Тайга гудела и кряхтела, даже из избушки были слышны глухие стоны падающих деревьев-исполинов.
А тигр лежал. Боль немного притупилась. Живот был стиснут огненным обручем. Маленькая чёрная пулька влетела в передний край задней лапы, пробила её насквозь и вошла в кишечник. Он и не понял, что произошло. Как будто укус пчелы. Но это была смерть… Долгая, мучительная, подлая. Снег стал засыпать тигра. Уйти он уже не мог, но почему-то здесь, на берегу реки, возле жилья этого двуногого, он чувствовал себя спокойно.
Метель бушевала до ночи. Уже ближе к утру в разрывах облаков показались холодные трепетные звёзды. Василий подбросил дров в печку. Похолодало. «Как там тигр? Морозяка уже под тридцать, да и снега навалило. Эх, не успел проверить капканы перед непогодой!»
Обычно в преддверии природных катаклизмов соболь активно кормится и чаще попадает в ловушки охотников.
«А может, зверь пришёл ко мне за помощью? Но что же я могу сделать?» Дрова под навесом заканчивались. Осталось на три протопки. Рано или поздно придётся идти к поленнице, а это как раз мимо лежащего тигра.
Холодное солнце лениво поднималось из-за снежных гор. Тайга, укутанная белым покрывалом, дымила на сопках вихрями уходящей метели. Приоткрыв дверь, Василий увидел бугорок снега в том месте, где лежал тигр. Всё! Помер! Он оделся, взял ружьё, проверил в нём патроны и осторожно вышел наружу. До тигра было метров пятнадцать.
Взяв полено, Василий бросил его в сторону бугорка. Реакции никакой.
Осмелев, он ещё сдвинулся в сторону заметённого снегом тигра. Взял длинную ветку и толкнул ею снежный бугор — на бугорке появилась маленькая трещина. Тигр приподнял голову! Быстрая вскидка ружья, щелчок взведённого курка — и голова зверя с шапочкой снега между ушами у него на мушке. Василию стало тяжело дышать. Тигр смотрел на охотника, но, казалось, смотрел сквозь него и видел уже совсем другой мир. Из краешков глаз сочились слёзы. Слёзы как у человека.
Голова покачнулась и стала клониться к земле. «Убей меня!» — снова послышалась ночная галлюцинация. «Тигр пришёл ко мне, чтобы я помог ему умереть!» Мушка ружья задрожала, и тигр уронил тяжёлую голову на лапы.
Выстрел прозвучал без эха, как треск сухой сломавшейся ветки.
Тигр даже не вздрогнул, он был уже мёртв. Удар пули и приход его естественной смерти стали одновременными событиями. Страна вечной охоты поглотила огромного зверя и весь его существовавший до этого мир. Ноги охотника обессилели и обмякли, как будто с последним вздохом тигра исчезла и его жизненная энергия. Он упал на колени, обхватив ствол ружья, и заплакал. Слёзы текли без усилий, освобождая душу от тяжести поступка. Они капали на редкие усы, на прожжённую в нескольких местах старенькую удэгейскую куртку, в родовой орнамент которой были вплетены маленькие человечки и крадущийся тигр.
Опубликовано в Енисей №1, 2020
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!